Ханский ярлык

Так и решили, что спокойнее будет вывезти князя до света из города.

К шатру князя у Меты подъехали послы, когда солнце к обеду приблизилось. Степан с Иваном ехали вершними, Игнат на облучке крытой телеги, держал вожжи, правил.

— Князь! — позвал Душилович. — Принимай.

Михаил Ярославич вышел из шатра.

— Приехали?

— Вот как просил: Фёдор. Бери.

Михаил подошёл, заглянул в короб, возмутился:

— Вы что, сволочи! Кого привезли?

— Князя Фёдора.

— Кто ж так князя возит? Немедленно развяжите, снимите все повязки. Ну!

— Но он же... это...

— Освободите его! — гаркнул Михаил Ярославич. — Быстро, быстро. Игнат!

Беск стал разматывать верёвки, сорвал с лица Фёдора ширинку-утиральник [201] . Ему помогал Степан Душилович, бормоча:

— Хочешь как лучше, а он кричит.

Освобождённый от пут и повязок, Фёдор повёл плечами, щурясь, посмотрел на князя:

201

...сорвал с лица... ширинку-утиральник — отрезок ткани во всю ширину, иногда применялся вместо носового платка.

— A-а, Михаил Ярославич. Здравствуй.

— Прости, Фёдор, что так-то... Заставь дураков Богу молиться, они лбы расшибут. Айда ко мне в шатёр, перекусим чего-нито.

— Спасибо, Михаил Ярославич. — Фёдор слез с телеги, разминая ноги, направился к шатру.

— Сысой, — позвал Михаил, — покорми князя Фёдора чем Бог послал.

— Хорошо, — кивнул Сысой, откидывая полог входа. — Проходи, Фёдор Александрович.

Михаил Ярославич выговаривал послам:

— Если вы так и Афанасия привезёте, я вам башки поотрываю.

— Афанасия мы не выдаём, — нахмурился Степан Душилович.

— Как так?

— А так. Вече решило Афанасия не выдавать. Михаил Ярославич, смилуйся, не позорь ты нас.

— О чести вспомнили, сукины дети. Ну что ж, может, вы и правы. Думаете, так уж мне хочется вас мордой в дерьмо тыкать? Хотя вы и заслужили того.

— Михаил Ярославич, новгородцы предлагают тебе окуп, — сказал Беек, и Степан Душилович взглянул на него с неудовольствием: зачем, мол, сразу-то?

— Окуп — это само собой, — сказал князь. — Сколько?

— Не более пяти тысяч.

Степан аж крякнул от досады. Но Беек даже не взглянул в его сторону.

— Ну что ж. Возьму с вас пять. Да, думаю, сразу-то не потянете.

— Да, сразу мы не сможем.

— Ладно. Потерпим, — совсем миролюбиво сказал Михаил Ярославич. — И вот что попрошу вас, передайте князю Афанасию, что я приглашаю его на переговоры. Как-никак мы с ним родня, неужто миром не договоримся? Мне, если честно признаться, — понизил князь голос и, оглянувшись, закончил ещё тише: — Мне самому не хочется татар на Новгород напускать: город, чай, не чужой.

— Ладно. Передадим князю твоё приглашение, Михаил Ярославич. А уж ехать к тебе, не ехать, пусть сам решает.

— Напомните ему, как я его принимал во Твери когда-то с красным ухом.

— С каким красным ухом?

— Он знает. Вы только передайте поточнее: «с красным ухом». Он приедет.

И действительно, Афанасий Данилович приехал к шатру Михаила через день в сопровождении Веска и нескольких гридей. Увидев выходящего из шатра князя, заулыбался:

— Дядя Миша, здравствуй, — и легко соскочил с коня.

— Здравствуй, Афанасий, здравствуй, — сказал Михаил, принимая его объятия и похлопывая по спине. — Эвон как возмужал. Рад, очень рад, что ты приехал. Идём в шатёр, поговорим.

Михаил Ярославич, пропуская в шатёр Афанасия, мигнул Сысою. Тот ответил согласным кивком: всё понял.

В шатре сели у походного столика на скрипучие плетённые из ивы седалища. Михаил взял корчагу, наполнил чарки.

— Ну, давай выпьем, князь Афанасий.

— За что, дядя Миша? — взял гость чарку.

— За встречу и твоё недраное ухо.

— Я что-то не понимаю, при чём ухо?

— Да думал я тебя, Афоня, отодрать за ухо, как тогда Юрий. Помнишь? Но вижу, муж уж, не хотел тебя на людях ронять. Князь ведь.

— A-а, — засмеялся Афанасий. — Ну, за недраное так за недраное.

И выпил чарку залпом. Михаил чуть пригубил свою, поставил на стол.

— А ты что ж не пьёшь, дядя Миша?

— Да не уважаю я хмельного. С отрочества не люблю.

— Зря. Оно сердце веселит.

— Ну, дай Бог, дай Бог, пусть тебя веселит.

В это время явился на входе Сысой и на вопросительный взгляд Михаила кивнул утвердительно: всё, мол, готово.

— Ну что, князь Афанасий Данилович, — заговорил серьёзно Михаил. — Покняжил в Новгороде, пора и честь знать. Чужой стол занимать грех, Афоня. Нехорошо.

— Но меня Юрий посадил, дядя Миша.

— Юрий посадил, я ссадил, — князь поднялся с седалища. — Сысой, проводи князя под караул к Фёдору.

— Но как же? Это ж нечестно, сам звал на переговоры... А сам...

— Афанасий, я не хочу крови. Отправляйся под стражу, а я поеду город принимать, он как-никак мой. Сысой, делай, что велено.

И Михаил Ярославич вышел. А князь Афанасий неожиданно заплакал.

— Это подло, это подло, — шептал он дрожащими губами, стукая кулаком по коленке.

— Афанасий Данилович, зачем уж так расстраиваться-то? — сказал Сысой почти сочувственно. — Вот вы с Юрием по-подлому сделали. Михаил Ярославич, однако, не срамит тебя. Идём, Афанасий Данилович, не трави сердце.

— Но я позову гридей, — вскочил Афанасий и крикнул: — Эй, ребята, ко мне!

— Нет уж твоих ребят, князь.

— Убили, изверги?

— Зачем? Повязали, попленили, как положено. Идём, Афанасий Данилович, не упрямься.

18. ЮРИЙ В ОРДЕ

Прибыв в Орду, в сущности, под татарской стражей, князь Юрий получил в своё распоряжение войлочную кибитку, стоящую на толстых деревянных колёсах, вросших в землю и увитых травой. Из этого явствовало, что кибитки давно не двигались с места. Подобных кибиток окрест было как кочек на болоте, несколько сот, если не больше. И меж ними дымили костры, на которых в котлах варилась немудрёная пища степняков.