Ханский ярлык
Шрифт:
— Ты права, Кончака, — согласился Кавгадый. — Даже суслика не встретили.
— Я не задерживаю вас, — молвила знатная девушка, одарив Юрия белозубой улыбкой. И, повернувшись к спутницам, скомандовала: — За мной!
И, хлестнув плетью игреневого коня [209] , помчалась в степь.
Посмотрев вслед всадницам, Кавгадый спросил Юрия Даниловича:
— Ну как?
— Чего? — не понял князь.
— Как наша царевна?
— Прекрасная девушка.
209
Игрений
Велев спутникам отстать, Кавгадый негромко сказал Юрию:
— Проси её в жёны, князь, и будешь спасён.
— Как? — удивился Юрий такой простой и такой великолепной мысли. — А разве...
— А почему бы и нет, — засмеялся Кавгадый.
— Но Узбек, но хан... позволит ли?
— Господи, что он, не желает счастья своей сестре? Ты ведь не раб и даже не уздень, ты князь, Юрий. Князь! Вы с ней ровня по положению. Ты представляешь, что будет, если ты породнишься с Узбеком?
— Да-а, — закрутил головой князь, словно от наваждения.
— Перед тобой все твои враги будут на цыпочках ходить. Михаила в бараний рог свернёшь, — льстил Кавгадый будущему зятю хана.
Юрий Данилович всё ещё не мог прийти в себя от такой головокружительной мысли приятеля. Нет, он не колебался. Какие там колебания могли быть в его положении? Он, два года болтающийся в Орде на положении не то осуждённого гостя, не то обычного пленника, не смел и помыслить о породнении с ханом.
— А что, если я попрошу у Узбека её в жёны, а он скажет: удавите его?
— Да ты что? Где это видано, чтоб жениха убивали? Хочешь, я замолвлю за тебя словцо хану?
— Замолвь, Кавгадый, замолвь, — схватил его за руку Юрий. — Век тебе благодарен буду.
Вечером Кавгадый докладывал Узбеку, что встреча князя и Кончаки состоялась.
— Ну как он?
— Он от неё без ума.
— Хых. Ещё бы. Девчонка в самом соку, как степной тюльпан распустилась. Я ещё давеча спросил: как ей показался русский князь? Очень, говорит, красивый. Значит, понравился.
— Одно плохо, он боится просить её у тебя.
— Боится? — удивился Узбек. — Какой же он мужчина?
— Сам посуди, светлейший, два года он у тебя не то пленник, не то осуждённый. Небось забоишься. Он меня просил закинуть тебе словцо за него. Как мне ему ответить?
— Скажи так... — Узбек на мгновение задумался. — Скажи, мол, хан удивляется: неужто князь свой язык проглотил, что слово за себя сказать не может? Ха-ха-ха.
Кавгадый похихикал вместе с ханом и отправился к князю. Тот ждал его в своей кибитке с нетерпением.
— Ну, говори.
— Ах, какой ты скорый, князь. Гостя угостить сперва полагается.
— Стюрка, — захлопал в ладони Юрий, — принеси нам корчагу с кружками.
Кавгадый осушил чашу, крякнул удовлетворённо, поправил усы.
— Ну, князь, с тебя полагается за труды мои.
— Будет,
Кавгадый, всё будет. Говори же.— Считай, я сговорил за тебя царевну. Но, как ты понимаешь, тебе самому надо просить её у хана. Са-мо-му.
— Значит, он будет согласен?
— Только учти, хан так и сказал: у него что, язык проглочен? Так что держись по-княжески, по-мужски. Мало того, какое-нибудь условие поставь.
— Какое? Я? Хану?
— Откуда мне знать какое. Но ты должен показать ему, что ты ровня невесте. Понимаешь?
— Понимаю.
— И ещё. У нас положено платить за невесту.
— Сколько?
— Это уж сколько отец запросит, в данном случае старший брат её. И советую, какую бы цену ни назвал Узбек, соглашайся сразу. Он скупых не любит.
— Но у меня может не хватить казны.
— Не хватит, после доплатишь с выходом. Неужто ты не понимаешь, что вместе с невестой ты обретаешь свободу, а главное — самую сильную руку в Золотой Орде?
— Всё я понимаю, что ты мне говоришь.
Ночью, когда уже улеглись спать, Стюрка подлезла к князю, тихо спросила:
— Юрий Данилович, ты собираешься жениться на поганой?
— Твоё какое дело?
— Ну как? Мы с тобой вроде обженились.
— Ты смотри какая: «обженились». Со сколькими ты обженивалась, ай забыла?
— Не кори меня прошлым, Юрий Данилович. Ты ж знаешь, я вся твоя.
— Не хватало мне ещё рабыню корить. Вся, да не вся. Вот возьму в жёны царевну, вот она действительно будет вся моя. Я её распочну. А ты бы помалкивала.
— Но она ж из поганых, Юрий Данилович.
Стюрка, сама того не подозревая, подсказала князю завтрашнее условие, которое он сможет высказать хану. И вдруг наложница всхлипнула:
— А что ж мне годы деять-то?
— Будешь печь пироги. Ай разучилась?
— С кем мне-то любиться, — ныла Стюрка, — я, чай, живой человек.
— Перестань. Дай подумать. Мне завтра к хану идти.
Однако Стюрка знала, как отвлекать мужика от дум. Жалась к князю, тёрлась об него своими горячими прелестями и добилась-таки своего. Взбудоражила. Ублажила всласть. Он ещё и отдышаться не успел от трудов, а она тихонько зашептала:
— Может, и мне дозволишь ожениться с кем? А? Юрий Данилович?
Конечно, Стюрка имела в виду Романца, который доси посматривал на неё маслеными глазками. Чем не жених? Не схотела только сразу выдавать его имя. Но князь и без это взбеленился.
— Ах ты, сучка, — ухватил её больно за грудь. — Только заикнись ещё, я тебя так оженю, что месяц на задницу не сядешь.
— Отпусти. Больно, милый. Отпусти. Я же шутейно молвила.
— Ишь ты, шутница. Забыла, что я сказал тебе на Москве? Забыла? — Сделав «закрутку» на груди, он отпустил её.
— Помню я, Юрий Данилович, помню. Я всегда твоя, только твоя.
Именно с этой «закрутки», зачернившей грудь, Стюрка убедилась, что как бы там ни было, а князь любит её. Подумала умиротворённо: «Никуда он от меня не денется. Пусть женится. Всё равно будет мой».