Ханский ярлык

— А где этот кривой дуб?

— Да на взлобке, как раз на виду города.

Съехались князья ещё по росе. Оставив коней под присмотром гридей, сошлись под дубом.

— Ну? — супя брови, спросил Дмитрий Александрович. — И что вы сказать мне хотели?

— Я не хочу драться с тобой, великий князь, — сказал Михаил. — Прошлогодний голод выкосил у нас людей. Зачем же мы последних станем губить в сече? Зачем? С кем останемся?

— А с кем меня вы оставили, когда Андрей Орду на меня привёл? А?

— Я ещё не был тогда князем, Дмитрий Александрович.

— Знаю. Тверь как улитка спряталась в раковину, наша, мол, хата с краю.

— Какая там хата, дядя Митя! Мы ж горели, сидели на угольях. Даже татары оттого, наверно, нас обошли.

— А ты? — обратился великий князь к Даниле. — Тоже на углях сидел?

— Митя, вы с детства с Андрюхой не ладили, что ж мне-то соваться? Дали мне захудалую Москву в удел, ты ж сам тогда говорил, сиди, мол, не высовывайся.

— И ты решил не высовываться? Когда тебя на Москве садили, ты ещё мальчишкой был. А ныне вон забородел, семьёй обзавёлся, пора и умишком каким-нито обзавестись.

— Что делать, Митя, — вздохнул Данила. — Как рожен, так и заморожен.

Видно, смиренное согласие младшего брата несколько смягчило великого князя, обернулся опять к Михаилу:

— Говоришь, голод людей повыкосил? Он и Новгород не обошёл, скудельницы [119] доверху были набиты. Что делать, мороз побил обилие.

Почувствовав, что разговор свернул к явлениям природы, решил слово молвить и ростовский князь:

— А у меня ныне в Ростове средь лета молонья церкву Святого Михаила сожгла. Сгорела свечечкой.

119

Скудельница — общая могила.

— Ну, молния — то Божий перст, — заметил князь Данила.

— А мы с матерью ныне заложили каменную, —сказал князь Михаил. — Симеон и освятил. А то в пожар-то беда, всё подчистую выметает.

— Новгородцы давно уж деревянные не строят, — молвил Дмитрий Александрович.

— Ну куда нам с Новгородом равняться, — вздохнул Михаил. — У вас, Дмитрий Александрович, и в Переяславле Спас как скала стоит. Все приступы и пожары пережил. Мы тоже, как построим свой каменный, решили во имя Святого Спаса наименовать.

Уловив момент, когда Михаил начал говорить великому князю приятности, Данила тронул ростовца за рукав.

— Дмитрий Борисович, на словцо тебя.

Отошли в сторону, князь Данила заговорил негромко:

— А я ведь, Дмитрий Борисович, твоей Аннице жениха хорошего нашёл.

— Кого ж это? — усмехнулся князь.

— Век не угадаешь.

— А чего гадать, Анна ещё юна, успеет замуж. Куда спешить!

— Сколько ей?

— Одиннадцать.

— Хых, наш прадед Всеволод Большое Гнездо свою Верхуславу вон в восемь лет выдал [120] .

120

Прадед Всеволод Большое Гнездо свою Верхуславу... в восемь лет выдал, — У великого князя Всеволода III (1154—1212) было 8 сыновей и 4 дочери, поэтому он и получил свое прозвище. Карамзин пишет: «Всеволод хотел искреннего взаимного дружелюбия князей и старался утвердить оное новым свойством, выдав дочь свою за племянника Святослава, другую, именем Верхуслава, за Рюриковича, мужественного Ростислава, а сына своего Константина, еще десятилетнего, женив на внучке умершего Романа Смоленского». Верхуслава, когда ее выдавали замуж, была «млада суще осьми лет». Брачный возраст на Руси в XIV—XV вв. был от 12 до 18—20 лет, более ранние браки совершались в среде господствующего класса и объяснялись политическими мотивами. В дальнейшем ранние браки были ограничены запретом митрополита Фотия венчать «девичок меньше двунадцати лет».

— Ну, ему край союз был нужен с Черниговом. Выдавал да плакал.

— А тебе разве союз ни с кем не нужен?

— Отчего? Вон за Ивана Дмитриевича старшую выдал — и с великим князем в дружбе теперь.

— Ага. В такой дружбе, что он тебя во все свои которы тянет. Как же свату отказать?

— Ну, оно не совсем так. А ты всё ж, Данила, скажи, кого Аннице присмотрел?

— А вон глянь, кто с великим князем беседует.

— Михаила, что ли?

— А чем плох Михаил Тверской?

— Да ничего вроде парень.

— Отличная пара Аннице. Ему шестнадцать, ей одиннадцать. Исполнится ему двадцать, и она в аккурат подрастёт. И ваши ж княжества соседствуют. Куда уж лучше зять-то?

— Да оно конечно.

— Так какого лешего тебе драку с будущим зятем затевать? И из-за чего?

— Да я что, я бы...

— Как что? С тобой сват-то считается, я слышал. Вот и нажми.

— Дык я вижу, они с Михайлой вроде уже поладили, глянь, как разбеседовались.

А меж тем как отошли князья московский и ростовский, Дмитрий Александрович вдруг спросил Михаила:

— Как там Ефросинья?

— Ну как? Узнала, что твой Александр помер, поплакала, да и ушла в монастырь.

— А он ей нравился? Александр-то?

— Ещё как. Об нем только и думала, в мыслях его и лелеяла. Не зря сразу в монастырь ушла, так сказала: никого после Александра Дмитриевича зреть не хочу.

— М-да. Жалко девицу, жалко. Кабы знал, что в Орде замятия начнётся, не отпустил бы Александра, добрый бы князь взрос. А ты, я слышал, уж копьё с литвой преломил [121] ?

121

...копьё с литвой преломил... — В 1286 г. литовцы напали на Олешню, церковную волость тверского владыки.

— Да, сразу после смерти Святослава набежали они на церковную волость Олешню. Епископ пришёл, взмолился: выручай, сын мой. Ну, мне помощь Данила прислал: дмитровцы, новоторжцы, один бы я не потянул.

— Ну и как?

— Нагнал их. Многих побили, даже князя ихнего пленил. Полон отобрали и всё, что они награбили, воротили церкви.

— Да, литва, немцы, свей [122] — года не проходит, чтоб не набежали. Что с князем сделал?

— Отпустил.

122

Свеи — шведы.

— За так, что ли?

— Почему? Выкуп взял тысячу гривен.

— Правильно. Их надо бы ещё клеймить.

— Кого?

— Ну, князей этих литовских, немецких. Как Владимир Мономах [123] делал: возьмёт в плен половца и клятву с него, чтоб более не воевал против Руси, и клеймо ему, как лошади.

— Куда? — удивился Михаил.

— На лоб, наверно, чтоб видно было. А как во второй раз в плен попал, всё. Клятву нарушил — смерть. Камень на шею — и в воду. Так Мономах-то их более двухсот, князей половецких, перетопил. И усмирил. Боялись его как огня. Вот и говорю, не попробовать ли и нам так же с литвой и свеями?

123

Владимир Мономах (1053— 1125)— святой Владимир II Всеволодович Мономах, киевский князь, прозван Мономахом по имени матери — дочери византийского императора Константина Мономаха. С 1093 г. вел ожесточенную войну с половцами, стал вдохновителем нескольких походов против них. В 1113 г. став киевским князем, Мономах боролся за единство, объединил под своей властью ³/4 территории древнерусского государства.

— Твоего-то отца — Невского — они ведь тоже боялись.

— Его боялись. А ныне никакого покоя.

— Ну, это из-за татар, наверно, да ещё и мы тут между собой дерёмся.

— Ну, допустим, твой брат Святослав не охотник был в драку лезти.

— А что ж хорошего — русскому князю русских бить?

— Он и от татар уворачивался.

— Дмитрий Александрович, прости, но ведь и отец твой всегда старался с татарами не ссориться.

Великий князь, прищурясь, покачал головой.