Химера
Шрифт:
Это испугало святого отца.
Он рассказал всё Королеве.
Они решили, что работа должна быть закончена. Это было эгоистично с их стороны, но воинов и так осталось слишком мало, чтобы глупо жертвовать ещё одним, да ещё и лучшим.
Девушка, почувствовав его взгляд, повернулась и выключила машинку, и легкая улыбка тронула её губы.
— Добрый день, святой отец!
— Добрый день, мисс Хьюз! Как продвигается работа?
— Завтра статуя будет сохнуть, а в понедельник я закончу, — улыбнулась Брай и снова перевела взгляд на крыло.
Саливан ещё несколько минут рассматривал
***
Брай мерила нервными шагами кухню, пытаясь собраться с мыслями, но те разбегались от неё как мыши из-под веника.
Ей опять приснился странный сон.
Он повторялся почти каждую ночь, но в разных вариациях, и каждый раз там фигурировал загадочный воин.
В этот раз он её убил.
Она долго убегала от него по лесу, пока не очутилась у старой церкви, за которой расположилось заброшенное кладбище с сгнившими крестами.
Девушка знала, что туда ей вход закрыт, в церкви она не может спрятаться. Услышала шум крыльев за спиной, и поток воздуха взметнул её волосы, закрывая обзор. Мужская ладонь с длинными сильными пальцами сомкнулась на горле, вынуждая прижаться спиной к крепкой груди. Брай хотелось обернуться, чтобы увидеть преследователя, но он не позволил, сжав пальцы сильней.
— Не дергайся, демон! — прорычал мужчина ей в ухо, от его голоса по шее и щеке разошлись мурашки. — Ты исчадие ада и туда отправишься!
Она услышала тихий свистящий звук, и перед глазами появилась рука со странным лезвием, широким словно у секиры и прорезью для руки. Мужчина задрал её подбородок и второй рукой приблизил лезвие к шее, Брай успела за пару секунд до смерти увидеть в отражении клинка того самого воина, что являлся ей в снах.
Она скатилась с кровати, больно ударившись об пол, и схватилась руками за шею, пытаясь остановить кровь.
Брай так и не смогла больше уснуть, она бродила по квартире, рисовала, курила и пила кофе, а когда звон колокола Собора оповестил о восьми часах, набрала знакомый номер.
В трубке долго раздавались гудки и девушка переживала, что человек на том конце провода спит и не сможет ответить, но тут раздался щелчок и такой родной голос проговорил:
— Брай, детка, что-то случилось?
— Привет, Том! — выдохнула девушка. — Все в порядке! Просто соскучилась!
— Ты не звонила старику уже долгое время! Точно, все хорошо?
— Не называй себя стариком! — Брай улыбнулась и почувствовала, как напряжение уходит. — Прости, что так долго не звонила, было много работы. И…
— Солнышко?!
— Мне не с кем больше поговорить, — девушка тяжело вздохнула и села за стол. — Боюсь, только ты сможешь меня понять. Готов принять исповедь по телефону? — рассмеялась она.
— Рассказывай!
Брай всё ему рассказала: о новой работе, что так вдохновила, о статуе, что мистически её завораживала, о снах, что стали преследовать её и о воине, что был в этих снах.
Она знала, Том не станет над ней смеяться, он слишком уже давно привык к странностям своего приемного ребёнка.
Он был близким другом её матери и по совместительству священником в небольшом городке на севере Ирландии.
Когда Брай исполнилось пять лет, и мама умерла от долгой болезни, Том взял её к себе. Он растил её, став ей отцом, которого у неё никогда не было.Благодаря ему она стала рисовать, он вдохновил её на то, чтобы пойти учиться на реставратора. И когда она, помотавшись по Европе, решила на время осесть в Париже, он тоже её поддержал. И вот сейчас, слушая его размеренное дыхание в трубке, Брай чувствовала, как на душе становится легче.
Она попрощалась с опекуном и набрала номер Виолетт, если повезет, им удастся пообедать на Монмартре.
***
На следующий день она приехала в Собор к десяти, позволив себе немного поспать.
Её встретил Офир, провел на башню и примостился в углу, наблюдая за работой. Брай его присутствие совершенно не мешало, она достала из сумки несколько круглых щеток для шлифовки, подтянула провод удлинителя, нацепила маску и очки и стала шлифовать места, которые реставрировала.
Через три часа, удовлетворенно потянувшись, она смахнула широкой кистью пыль и, повернувшись к Офиру, проговорила:
— Работа закончена!
Мужчина молча исчез за дверью, когда Брай сложила свои вещи обратно в сумку, монах вернулся с отцом Саливаном. Тот обошел статую несколько раз, почти утыкался носом в камень, но Брай видела, он не может найти следы реставрации, её распирала законная гордость.
— Великолепно! Вы, действительно, мастер!
— Спасибо! Больше не кидайте на неё тяжелые предметы, — пошутила девушка, и священник улыбнулся.
— Идёмте, я выпишу вам чек!
На прощанье святой отец крепко пожал ей руку, и довольная Брай отправилась в банк, где обналичила чек на достаточно кругленькую сумму, часть денег положив в ячейку на предъявителя, так когда-то советовал ей один приятель.
И взяв себе тысячу франков, отправилась в магазин.
Купив сыра, багет и бутылку белого вина, она устроила себе маленький праздник, который вполне заслужила.
***
Допивая второй бокал, Хьюз услышала дверной звонок, выключив музыку в колонках, она подошла к двери и, посмотрев в глазок, улыбнулась.
— Мой рассказ звучал столь безумно и пугающе, что ты решил немедленно прилететь? — распахивая дверь, Брай посторонилась, пропуская в квартиру опекуна. Улыбка сползла с её лица, когда за спиной Тома она увидела отца Саливана и двух монахов, в одном из которых узнала Офира, лицо второго скрывал широкий капюшон. — Только не говори, что ты решил изгнать из меня дьявола, а то это будет смахивать на сюжет дрянного фильма об экзорцизме.
— Не богохульствуй! — на автомате одернул её Том, они прошли в гостиную. — Отец Саливан и я — старые друзья.
— Так, стоп! Я теперь вообще не понимаю, что тут происходит!
Брай словила удивленные, почти шокированные взгляды отца Саливана и Офира, который те устремили за её спину.
Обернулась — мужчины смотрели на мольберт с картиной, которую она нарисовала на днях.
Это был портрет воина, облаченного в кожаную кирасу, подчеркивающую мощную грудь и обнажая сильные руки, на голову которого был накинут капюшон. Мужчина на портрете взирал на зрителей свысока, взгляд излучал силу и превосходство, а рот был упрямо сжат.