Хинд
Шрифт:
– Только не он. Гарантия неизвестного производителя. Он понюхает асфальт, посмотрит на ветки, увидит звёзды на небе в ясный день – готово. В крайнем случае угонит машину, вертолёт, ограбит квартиру. В пункт назначения прибыл.
– Но вы его не слишком уважаете.
– Он всех заколебал тут одной. Вау, Фара! А где Гога?
– Гога сказал, что она меня не любит, я ей докажу, что такое не любить Гогу. Тем более Хаци должен ему деньги, а она сестра Хаци. Но Гога очень плакал, говорит, не могу её разлюбить, хотя не любил никогда. И ты побьёшь Гогу? Побьёшь?
Прибыли один за другим дальние рейсы, из-за количества толкающегося народа стало плохо слышно собеседника. На них началась коситься милиция.
– Ясно. Гоги не будет. – Пояснил Шахин Ганже и схватив Фарруха за плечо отконвоировал на свежий воздух.
– Мы же друзья! Зачем больно меня вести, я сам ходить умею! Не поеду с тобой. Я обиделся.
– Поедешь со мной. – сказал Ганжа, по дороге в аэропорт снявший со стоянки машину.
Поев третьесортную пиццу в третьесортной забегаловке, они нашли место для парковки и ушли с глаз подальше – в глубь квартала 70-ых годов постройки, нашли подъезд без домофона и засели там, замаскировавшись бутылками с пивом.
Говорили шёпотом, Ганжа рассказывал о себе.
– Я и с аргументами – папа, какой сейчас бандитизм, все бандиты с девяностых кто посаженный, кто успокоенный, кто легализованный.. Беззаконие исключительно в рамках закона. Ничего не слушает.
– А ты пробуй нормальные доводы приводить – сводки милицейские по ОПГ, там ещё чего?
– Приводи ему. – Ганжа замолчал, вверх струился сигаретный дым. – Иди, приводи сам. Можно со сводками, можно с водкой собутыльником. Вариантов море.
– Я б на твоём месте, знаешь, что делал? – подал голос Фара. – Я бы на принтере отпечатал бумажку, что работаю шишкой с пятинулёвым окладом..
– А я бы на твоём месте, с твоим ростом играл в баскетбол за НБА. Папе всё равно, кем работать, главный критерий – получка. Мало получаешь – честный человек. Много получаешь..
– Прав он по-своему.
– Прав, Шахин. Просто у нас разные понятия о честности, да и у него зарплата не гроши. Что для тебя честно? Да и для меня, а, объясни, раз такой умный..
– А чего лясы точить, - охотно отозвался Шахин. – Для меня честно – это когда я получил деньги за выполненную работу. И чтобы количество денег было адекватно сложности работы, и чтобы не страдал обывательский пипл. Пипл, который гвозди в колёса забивает, али сам других эксплуатирует – пущай страдает. Мне не жалко.
– Вот видишь. Папа назвал бы этой робингудщиной, прочёл лекцию о том, что цель средства не оправдывает, а потом – что потом?
– Робин Гуду до пипла, как до… Пичкал их, чем сам не схавал. В его время было мало этих.. Этих, предметов роскоши, а иначе бы он их мешками купил..
– Ты где учишься, Фара?
– В десятом классе.
– Аа, а я думал – на философском факультете МГУ.
– –Так что там дальше?
– Настучал бы. – Ганжа сплюнул. – Он говорит, когда на чужих стучишь – это донос. А когда на родных – забота
об их нравственности. Он говорит – лучше мои родные в тюряге век забьют, чем меня на Страшном суде в Ад, как опекуна ихнего.– Эгоис-ст, однако у тебя батя. Эу-а как за жизнь будущую душа болит.
– В рай попасть любому охота. Только как?
– Те, кто в лесу, имеют убеждение, что через них.
– Да ну? Там холодрыга, голотьба.. Ещё чего..
– Не голотьба, Фарух-джан, а голод. Хотя и голытьба тоже, да. Слышь, пацаны?
– Эу-а-аа..
– Вот когда мать болела, я реально думал, что крайняк. Не знал, за что браться. Была идея – уйти в лес, отомстить всем этим здоровым сволочам, что там деньгу заколачивают. А когда у самого подфартило – остыл. Это всё от безысходности ребята туда идут.
– А они молодые? Моложе меня есть?
– Наверно есть, тебя моложе не мудрено быть, тебе ведь уже 15..
– Или только 15, - сказал Шахин, втайне гордый, что ему скоро 20 лет.
– Уже, уже. Если я скажу «только» , он ведь обидется. Правда, ты обидишься, Фарух-джан?
– Чё ты как с маленьким.. – пробурчал Фара то ли недовольно, то ли польщённо, отдёргивая голову от ладони Ганжи, которой тот съелозил по его затылку.
– А ты не маленький, ты большенький.. Дима Билан. – Шахин насмешливо оглядел его причёску. – Модный.
Ганжа сел.
– Откуда такая причёска взялась изначально, знали?
– Это французская? Или итальянская.. Европейская бомба.
– Ещё мнения?
– Да мне по фиг. – Сказал Шахин. – Давай, чё там такое?
– Я так считаю лично – читал в книгах, вообщем, может и не правда, хотя не похоже..
– Не томи мне душу, скри-ипка..
– Там в песне было не тревожь, я отвечаю, - Фара вскочил. – Честно, я мамой клянусь, он не так пел.
– Кто?!
– Красивый такой мужик.. – Фара вскочил, разводя руки в сторону. – В телевизоре красивый мужик, грузин вообще, мой земляк!
– Ты же азер.. – Шахин подобрал с земли обломок кирпича и принялся рисовать что-то на двери подъезда.
– Я борчалылы! Ты знаешь Борчалы? Там где Болниси?
– Болниси – Дманиси.. У меня сестра там с мужем жила, троюродная. Теперь в Америке.. Нестерпимые условия им братья-грузины устроили. Ну, сестра двоюродная, христианка. – пояснил Ганжа.
– Ты армянин? – Фара сразу насторожился.
Ганжа поморщился.
– Слушать надо было. Так что там с причёской? Давайте, по-быстрому и пойдём. – Шахин глянул на часы.
– Какое по-быстрому и идём? Давай быстрей, быстрей-давай. Шила нас убьёт же!! Я жить хочу! Я мама-папа имею.. Что за дурацкий грек?! Ты почему такой дурацкий? Ты пачиму зубы заговариваешь, как лошади на базаре и все думают, что я не слышаль, когда я слышаль? Я тибе лошадь? Я тебе.. – дальше Фара продолжить не успел, получив оплеуху от Шахина.
– Воспитание младшего поколения.. – пояснил тот. – А то они, понимаешь, буянят, шумят. Впечатлительные дети.
Они медленно пошли по улице, освещённой ярким фонарями и рекламой.