Хинд

Как-то в одном провинциальном городе теперь и тогда расположенному в Кабардино-Балкарии, где она проходила практику на метеорологической станции, ей повстречались двое её знакомых из местных жителей, один из которых перед этим занимал её мысли довольно продолжительное время.

Обычно нейтрально вежливые, знакомые в тот раз были пьяны и, едва завидев её, заорали на всю улицу:

– Чудовище! Страшнее только освежованная коза.

– Какие неуверенные мужчины, как видят красивую – других слов не находят. – тут же прокомментировала тётя вслух и на всю жизнь удостоверилась в том, что оба испытывали к ней нежнейшие чувства.

Было это пятьдесят лет назад.

Теперь тётя сидела на кухне в кресле вытянув ноги на свободную табуретку. – устали с дороги. На другой табуретке сидела мама, на ещё одной – стояла неоткрытая коробка с тортом, так что сесть ХIинд было некуда. Она подпирала дверь, с равнодушным любопытством рассматривая тётин багаж – отсюда ей были хорошо видны и чемодан, оставленный в прихожей, и стеклярусный ридикюльчик, сжимаемый тётей в руке, и три зелёных пакета с надписью «Санкт-Петербургский дом книги».

– На границе трясут – невозможно описать. А куда вы едете? А что вы везёте? А вы знаете, что провоз продуктов питания в страны Европейского Союза запрещён? Я говорю им – ну конечно знаю, но даже если вы найдёте у меня эти продукты, моё знание-незнание не повлияет же на ваши дальнейшие действия, вы ведь всё равно конфискуете? И они конфисковали плавленый сыр, всю коробку забрали.

– Лия Сулимовна, - смеясь говорила мама, - можно подумать, у нас здесь нету плавленого сыра..

– А я не вам брала, я себе – бойко парировала тётя, - я хотела съекономить на вагоне-ресторане, два дня с пересадкой – не шутка ли ехать? А бутерброд с сыром – отличный источник калорий. Тем более сейчас такие страшные цены, ты не поверишь – говорят, подорожает гречка. Разве можно было такое представить ещё пять лет назад? – она таинственно нагнулась вперёд, принялась шарить в одном из зелёных пакетов.

– Пять лет назад некоторые не верили, что в России действительно закончились девяностые. Время течёт, всё меняется. – мама встала, зажгла плиту. – ХIинд, принеси кофе, принеси рафинад, сорви чеснок, который посажен в цветочном горшке.

ХIинд обрывала зелёные побеги, а с кухни доносились приглушённые голоса – вдруг раздался почти крик и на пороге комнаты показалась взволнованная мама – причёска её растрепалась, глаза горели.

– Что случилось? – спросила ХIинд испуганно, роняя зажатую под мышкой пачку Давидоффа на пол. – Ты увидела мышь?

Мыши в их старой квартире были привычным явлением.

– Иди скорее, там тётя привезла мемуары Берберовой..

ХIинд неловко подхватила кофе, зажав в кулаке чеснок, помчалась на кухню.

Пол был заставлен стопками, тётя сидела на неподметённом полу, самозабвенно доставая книги по одной из пакетов и сортируя согласно каким-то непонятым ХIинд ещё принципам. Поставив кофе на стол, положив там же чеснок, она присела рядом, начала помогать. Замелькали имена авторов – Величанский, Красавин, Бунин..

– Бунин? Мама, у нас же есть Бунин?

– Проза, дочка, не переписка. – Повеселевшая мама возилась с джезвами.

– Ах, да, точно.. – Она листнула книгу до содержания, чтобы самой убедиться в этом.

– Красавина здесь новые книги, недавно вышли. – Поясняла тётя, складывая вместе светлые томики – на, унеси.

ХIинд подхватила книжки, кряхтя, отнесла к себе, свалила на кровать.

– Сборник современной поэзии? Кто там, разве сейчас есть поэзия? – Удивилась мама, рассматривая толстый, чёрный талмуд.

– Конечно нет, я купила с рук, там же год выхода 87-ой. – Пробурчала тётя недовольно. – Смотреть надо.

– Рохлина, Казакова. Положи куда-нибудь, - мама протянула книжку дочери.

ХIинд засунула книгу в стиральную машину. «Не забудь потом вытащить» - отметила про себя.

– Наш дорогой Стеблин-Каменский издал новую монографию..

– Вау, дайте, ну дайте, пожалуйста.

– ХIинд? Как ты себя ведёшь.

– Мне хочется..

– Девочке интересна наука.

– Девочка в институте на второй год осталась.

– Как??

И понеслось, и понеслось по новой. Вопросы, упрёки, недоумения.

– Пропуски? Не допустили? Долги? Но почему?

«Если б вы что-то понимали, если б я могла вам сказать» - хотелось крикнуть и расплакаться. Но ведь никто не поймёт, никому нельзя сказать – даже самой себе – крайне глупо ведь забрасывать учёбу из-за интернет – не флирта – из-за интернет пары фраз, и слеза сама вкатывалась обратно, чтобы щёки остались сухими, не навлекая на себя ещё больше внимательных укоров.

– Это просто непонятный ребёнок..

– Двадцать лет уже? Двадцать лет?

На неё смотрели словно впервые видя.

– Мне всегда казалась, что ХIинд младше моего Алика. А она старше?

Алик, как сын тётиной дочери Эрны, доводился ХIинд двоюродным племянником.

– Ему семнадцать стукнуло, в Москве учится в Бауманке. Я всегда думала, это будет прелестная пара, но она старше?

«Не нужен мне ваш Алик задарма» - хотелось сказать громко, словно через мегафон. Не хватило смелости, молчала, вперевшись в пол. «Виновата-виновата-виновата – на второй год, одна из всей группы. Одна. Самая никчёмная, самая-самая несамая. Из-за чего? Из-за кого? Из-за парня, который тебе не звонит – не звонит уже давно, и не позвонит? Из-за парня, которого сама прогнала, а не прогнала – сам бы прогнал, у него другие девушки, покруче тебя есть.. Не красивее, именно круче.. С машинами, дачами.. Хорошая партия, родительский капитал.. Пошлая, но такая российская вещь – приданое. Он не русский, конечно, но разве устоит? Нет, не устоит» – давала она ответ себе самой и становилось мучительно стыдно, неприятно, словно измочалив, выкинули старой тряпкой в одиночку барахтаться в болоте.

– Очнись, опять она витает в облаках – конец фразы мама адресовала тёте, на что она кивнула – понимающе переглянулись обе, дескать, вот какое пошло поколение – ни до чего ни дела нет, ни упорства, ни настойчивости – лишь бы монографии Стеблина-Каменского, лёжа на пляже, под шум волны почитывать.

– А вы ещё не ездили на море? – светски, в нос, спросила тётя, подцепляя ножом самый большой кусок торта – уже нарезанного, красиво манящего рассыпанной по нему черешней.

– В июне холодно пока что, в августе поедем.

– Дачу снимите?

– Да думаем, что куда деваться. Снимем. – Мама сделала сердитые глаза и вдруг сказала: - Чего стоишь как у праздника? Иди есть торт! И ХIинд ничего не оставалось, как неловко, бочком, подойти к столу, положить на тарелку самый малюсенький кусочек и отойти подпирать дверь, орудая ложкой в невесомом креме.

– Прекрасно, прекрасно. – Тётя заговорщески улыбнулась. – А мне, понимаешь ли, сдалась ваша ХIинд – ну вот по горло. – Улыбаясь, сделала характерный жест.

– Да, вы нам говорили..