Хинд

ХIинд с тоской посмотрела на огромный книжный шкаф, две полки которого, длинной метров в пять и глубиной около одного, распологавшиеся на уровне глаз, были отданы под неживых кошечек, собачек и прочую живность, но на кухню пошла.

Тётю тем временем тянуло решать глобальные вопросы:

– Россия! Существует ли эта страна вообще? Я принимаю как аксиому её существование, но я не знаю, за что мне принять само существование. Современное – то, что мы имеем – имеет право называться Россией по территориальному, так сказать географическому признаку. А так же по признаку поколениевосприемства. – Да, поколенивосприемства. – Лия Сулимовна с явным удовольствием повторила только что изобретённый неологизм. – Но по духовной ли составляющей? А, ХIинд, как ты думаешь, может ли нынешний российский обыватель выходить по духовной составляющей потомком того некрасовсокого русского мужика, который вплоть до ликбеза позднеленинского-сталинского времени не умел читать и писать? Ведь единицы закончили ЦПШ.

– Ну.. – ХIинд сделала вид, что задумалась, но на самом деле ей захотелось хоть чуть-чуть подразнить тётю. – Среднестатический российский обыватель по материалам газеты “Совершенно Секретно” выводит или старается вывести свою родословную по меньшей мере от дворян Шереметьевых. На дворян Петуховых и Свининых даже не согласен, что уж говорить о мещанском и рабочем сословии. Про некрасовского мужика я вообще молчу. – и действительно замолкла, выжимая в ведро половую тряпку.

– Вот как.. – Лия Сулимовна на секунду задумалась. Затем, что-то сообразив, она резко выпрямилась и отошла к окну. Раскрылась рама и зажглась сигарета. – Нет. Ты в корне не права, хотя явление подметила верно. Дело в том, что советская власть довела сохранившихся дворян до такого состояния, что они были вынуждены скрещиваться с самыми низами общества.. От того и происходит, что люди – которым бы, не побоюсь этого слова, свиней пасти, претендуют – бог мой – да!да!да! – претендуют на породу.

– У свиней тоже бывает порода. – Во весь голос крикнул Герман из коридора.

Тётя оскорбилась:

– Ты на кого намекаешь? На себя? Тебе что велено? Тебе велено спать! Как можно больше. Кто пьёт фенобарбитал? Кто у нас самый-самый больной? Может, я? О породе, подишь ты, рассуждать вздумал. Тебе напомнить кто твоя мать? Твоя мать маслом торговала, пока отец, уж не знаю с чего, не женился на ней. – Лия Сулимовна обпёрлась спиной о подоконник и картинно держа руку с сигаретой на отлёте продолжала без без пауз, но с интонациями, отдававшими ораторией: - Твой отец был пьяница, пропил до революции дом, имение сжёг! Женился на полоумной как отец Сергий, впрочем, тот не женился. Если б его не репрессировали, я бы не знаю, чтобы он натворил. Он бы сбежал к немцам – ну да, ему немцы были своими! Он же представитель нации Гёте и Шиллера и жил бы ты теперь, мой любимый, в каком-нибудь Баден-Бадене и женился бы на немке и был бы счастлив. Ха! Ни одна немка не стала б с тобой так чикаться и чирикаться как я, попомни моё слово. Никому бы ты не был нужен. Это запад! Там всё просто – если ты полезен обществу, тебе почёт и уважение. Если не полезен – изволь пожаловать в отбросы жизни. И государство не будет возюкаться с балластом! Максимум, что оно тебе даст – социальное пособие, на которое не разбежишься. Запад – это культура. Культура не только творить, культура жить! А в России ни того, ни другого..

– Что ж ты за меня беспородного замуж вышла и детей на беспородность обрекла?

В зеркале, поставленном против двери комнаты отражался коридор и Герман, приподнявшийся на локтях в ожидании ответа. Герману же наверное была видна и ХIинд с фаянсовым барашком в руках и позирующая тётя с сигаретой, в мыслях о России, проигнорировавшая вопрос мужа.

Назревал второй скандал.

– ..ни третьего. Дикая страна! Уж сколько я живу на свете – всё одно. Люди не меняются. Раньше ещё были потуги как-то развить их, заставить думать – но привело это только к завышенному самомнению и стремлению причислить себя к элите – ты, ХIинд, верно заметила. Теперь же.. что мы видим? Каждому по офису, каждому по айфону и этому… – Тётя щёлкнула пальцами, сломав сигарету и не заметив.. – этому.. Форд Фокусу. И всё! Финита ля комендия, стадо готово. Тот образ русского человека, о котором писал Некрасов, не мог так быстро опошлиться, так опуститься. Да, он был дик! Да, читать-писать не умел. Вороватый, льстивый, хитрый, желающий обмануть барина. Но он не был способен к тупому и безосновательному чванству, смердящему на всех углах современного города. Откуда что взялось? Кто допустил? Люди? Люди не управляют своими судьбами, характерами, мнениями. Они имеют власть над кем угодно – семьёй, родными, близкими, чужими, врагами, друзьями, подчинёнными, над своим народом в конце концов, но только не сами над собой! Каждого конктеретного человека в плане характера и всего прочего создал другой человек или, что чаще, много людей – начиная от воспитательницы детского сада и заканчивая президентом. Именно поэтому так важен социальный климат, такое значение имеет идеология и власть. Да! Власть. Она готовит для людей среду, регулирует подачу кислорода и прочих веществ.. А теперь, так сказать, вопрос на засыпку – нынешняя власть – она думает об этом? Она думает о том, что нам нечем дышать? Что человек – на самых низших и высших интеллектуальных уровнях развития равно лишён возможности найти пищу для размышления и увидеть личность не только в себе – в себе сейчас все видят – спасибо тренингам – полюбите себя и подобный бред – увидеть личность в других людях. Разве способен? Что это за правительство без оригинальных характеров? Что за воздух в моей квартире?

– Мозги у тебя куриные, женщина! Тебе б не думать, тебе б щи варить! – Герман со злостью стукнул кулаком по подлокотнику кресла и пропал из зеркала – видимо, укатил к себе, решив не вмешиваться.

– В моей квартире нечем дышать! – Лию Сулимовну несло дальше. – Хамская власть!

– Можно подумать, где-то лучше? – ХIинд аккуратно обтирала фарфоровую лягушку.

– Конечно! Лапочка.. Даже у вас. Ангел мой, фариштача! – тётя дёрнула занавеску с такой силой, что карниз заскрипел, на какую-то долю секунды поддавшись закону Ньютона. – Россия – отсталое государство, но это не значит, что везде так же.. Взять хотя бы вашу страну.. Ваш президент – ведь это личность! Это, прости меня грешную, святой человек. Приехать в осаждённую империей маленькую гордую республику, выразить солидарность – вот жест! Вот поступок!

– Он не приехал, а прилетел. – буркнула ХIинд, ставя лягушку обратнно на полку.

– Дорогая моя, да разве в этом дело?! Лия Сулимовна всплестнула руками. – Дело в самом характере, героизме! Это подобно прорыванию блокады. Вот я помню..

– Вам в 1945-ом было два года, - напомнила ХIинд осторожно. – Разве вы так много помните?

– Милочка.. Да что ты понимаешь. Что ты можешь понимать?! – тётя встала и в диком волнении начала ходить по комнате. Парик подпрыгивал на её голове. – Ведь времена изменились. Это раньше так всё просто было – Ленин хороший, Сталин хороший, Хрущёв хороший, Брежнев хороший, Лорд Керзон плохой. Раньше. А сейчас нету прежней градации, всё спуталось. Что одно правительство, что другое – всё одно, все тащут себе побольше. Но ладно бы они себе таскали! Они ведь и другим дают. Из-за этого народ развращается, теряет человеческое лицо – вот где ужас, вот кошмар. И на этом нестерпимо неприличном фоне ценными остаются только отдельные жесты, отдельные, так сказать, безрассудные выходки. Например Саакашвили – это насколько надо быть ненормальным, чтобы начать войну с правительством одной шестой части суши. Это же аб-со-лют-но-не-ло-гич-но. Но он начал! А почему? Почему, я тебя спрашиваю?

– Почему? – спросила ХIинд без интереса.

– Да потому что он хотел прославится! Но как прославится – когда всё куплено и собственные министры не дадут развернуться самому благому начинанию? Как?! Вот и пришлось..

ХIинд закрыла глаза и постаралась не слушать – слова пудовыми гирями отзвучивали в мозгу, не донося смысл.

Раздался тоненький звон, затем пауза, затем тётя почти прошептала:

– ХIу-най-да..

ХIинд ещё сильнее зажмурила глаза и тут же резко распахнула широко, ожидая увидеть что-то ужасное. В комнате, однако, всё было по-прежнему.

– ХIина! Что ты наделала?

И тут она опустила глаза вниз – около её ног рассыпались осколки фарфоровой рыбки, которую она взялась протирать после лягушки.

– Ничего нельзя поручить этой девчонке – самую простую работу не умеет. А уж чтобы поговорить на интеллектуальные темы..

Лия Сулимовна не доверила ХIинд уборку осколков – со вздохом взялась за веник сама, а племянницу прогнала на кухню – поставить разогревать пиццу, купленную в качестве обеда на трёх человек – Герману вдобавок прилагалось 500 грамм лебяжьей печёнки, и сделать кофе.

ХIинд возилась с джезвочками, когда послышался скрип и к тому углу кухни, где стояла плита, подъехал Герман. Соскучился, видимо, у себя в комнате:

– Ну-сс, алтынка моя. Какие движения?

Молодёжный сленг звучал в его устах смешно.

– АльхьмадулиЛляхI, спасибо.

– Вежливая девочка, - похвалил Герман и попытался встать с коляски.

– Вам что-то надо? Я найду.

– Брильянты найди. Ещё ни разу на участок не ездили. – Сказал дядя, меняя тон разговора на раздражённый.

– Обязательно. – пообещала ХIинд.

«Невроз навязчивых состояний – к психиатру бы его, да побыстрее».

– Акам?!

– Да?

– Акам, а почему вы думаете, что это именно брильянты, а не, например, сапфиры или рубины?

Герман, опустившись на коляску, прикрыл глаза и с минуту молчал.

– Ну почему же? Почему? Почему ваша мама так решила?

– Моя мама.. была здравомыслящая женщина, в отличие от некоторых.

И уехал обратно в комнату, бормоча под нос что-то нечленораздельное на немецком.

«Интересно, некоторые, это я?»

В кухню квохкочущей походкой вошла тётя, сразу с порога залезая в бутылку:

– Ты грубо говорила с Германом.

– Неправда, он первый нача.. – Конец предложения повис у ХIинд на языке – она вспомнила наставления мамы. – Та вчера звонила ей, уговаривала быть терпеливой и помнить, что чтобы ни было – Лия Сулимовная её единственная тётя и вообще, единственный человек – кроме Заура и мамы, и может быть, совсем немного, Германа – которому небезразличен факт существования ХIинд на планете Земля – Да, тётя, да. Я попрошу прощения. – Добавила она громко и нарочито более увереннее.