Хирургическое вмешательство
Шрифт:
Ему было зябко.
На того, кто сидел рядом с Варварой Эдуардовной, жрец предпочитал не смотреть вовсе. Сам Лаунхоффер и то внушал меньше страха, чем его живые программы.
По крайней мере, он был человеком.
– Чем… закончится эта проверка? – спросил жрец.
Золотистые ресницы опустились: программа что-то рассчитывала.
– По моему мнению, захват следует производить сейчас, - бесстрастно-отчетливо сказала она. – В помещении много людей. Скорее всего, сыграет некую роль культовая природа постройки. Объект не станет активно сопротивляться.
Жрец проглотил ком в горле. Итак, наконец, безумная эпопея со сбежавшим из храма богом закончится, и все вернется на круги своя. Группа захвата прибудет минут через пять и решит проблему.
– Я рекомендую отменить захват и прервать операцию.
Телефон выскользнул из пальцев жреца, раскрылся, ударившись о дверцу, и упал на пол машины. Шофер беззвучно перевел дыхание, уставившись на собственные колени, чтобы случайно не посмотреть в зеркало и не увидеть того, кто говорил. Жрец не был столь опытен или столь догадлив. Отзвучавшие слова второй программы еще отдавались предательской дрожью в его руках, но он все же оглянулся и потребовал:
– Что?
Голос дал петуха.
Тот, который говорил, не ответил. Женщина открыла глаза и выпрямилась на сиденье.
– Почему?.. – без голоса пробормотал жрец; теперь он горячо желал отвернуться или хотя бы посмотреть на Варвару Эдуардовну, но голову словно зажало в тиски, и взгляд был прикован к тому, второму.
– Вы слышали, что сказал Координатор, - голос женщины донесся точно издалека. Интонации ее стали явственно механическими.
– Рис, - сказал Ксе в трубку крайне несчастным голосом. – А Рис!
В трубке забился веселый смех; голос у Риса был – густейший бас, и смех его, особенно по телефону, напоминал приглушенное буханье.
– Чего, - сказал Рис, - тяжко тебе? Совсем?
– Рис, - умоляюще сказал Ксе, - давай сменами поменяемся. Готов две за одну отработать. Будь другом, а?
– Друг! – укоризненно пробасил тот. – Волчара ты позорный, Ксеша, и свин бесстыжий. Что ж ты другу звонишь только тогда, когда тебе сменами поменяться горит?
Ксе уполз бы в тапочки, будь это заметно по телефону.
– Ладно, - сурово сказал Рис. – Не надо мне твоих двух. Но второй раз подряд меняться не буду, учти. Хоть покойником, но явишься.
– Рис! Ты человечище!
– Все на мне ездят, - посетовал добродушный гигант, - а я вот ни на ком. А почему? А потому, что меня хрен кто увезет! – и расхохотался.
Положив трубку, Ксе шумно выдохнул и добрым словом помянул богиню удачи: у него было еще три дня. Даже три с половиной, если считать остаток сегодняшнего. Они с Женем благополучно выбрались из церкви; шаман только раз перепугался до холодного пота, и то не из-за помстившихся где-нибудь жрецов, а исключительно из-за придурка-бога. Жень, оказалось, был знаком со священником, и тот подошел его поприветствовать. Ксе уже воображал худшее, когда священник густым, как у Риса, басом спросил у Женя: «Пришел?» «Пришел», - смиренно потупился тот, вновь изобразив ангелочка. «Тянет тебя сюда, - удовлетворенно отметил чернобородый. – Обедать с нами пойдешь? Матушка борщ смастрячила». «Спасибо, - ответствовал божонок, - я это… пойду лучше». «Ну, с богом», - согласился тот и перекрестил склоненную русоволосую голову.
– Где же Лья? – вслух подумал Ксе.
– Позвони ему, - отозвался Жень с кухни. – Слушай, где у тебя соль?
– В холодильнике. Боюсь я звонить. Если у него все пучком, он сам должен позвонить.
– Псих! Кто же соль в холодильнике держит? Это Лья-то должен?
– Сам псих, я держу. Где уксус, там и соль. Ну мы вроде вместе работаем.
– Он тебе нарочно не позвонит, - проницательно заметил бог, - чтоб ты с ума посходил.
В конце концов он все-таки оказался дома у Ксе и теперь творил что-то неописуемое на обед.
– И что мне делать? – уныло сказал шаман.
В дверях показался облизывавший пальцы Жень.
– Странный ты, - хмыкнул божонок. – Ты ж контактер, вон, в школу свою поперся же за телефоном тем. Поинтуичь своей интуикалкой, что ли.
Шаман
тяжко вздохнул.– Не хочу звонить.
– Не звони, - величественно разрешил Жень, полюбовался немного на скорбящего Ксе, глумливо фыркнул и скрылся.
Ждать было тошно.
«Неизвестно, сколько придется ждать, - думал Ксе.
– И что делать, непонятно. Тихо сидеть? Пока нас ищут? А вдруг Лью взяли? Он же сказал, что сдаст, если влипнет… нет, это он, конечно, не всерьез сказал, но если за него в милиции возьмутся по-настоящему – ведь расколют! Когда же Арья приедет?» От мыслей становилось еще тошнее, и еще от того, что заняться по большому счету было нечем; вынужденное бездействие становилось пыткой. Ксе искренне завидовал Женю – тот, на манер уличного пса, в любом месте обживался за десять минут. Где-то в недрах компьютерного стола Ксе он нашел старые диски с играми, и теперь преспокойно отстреливал монстров в древнем Doom’е.
Ценная мысль пришла Ксе частично из вредности.
– Когда графика такая фиговая, это даже прикольно! – глубокомысленно высказывался бог, терзая клавиатуру.
Шаман зловеще навис над ним.
– Жень, - изрек он. – Ну-ка прервись.
– Зачем?
– Выйди из игры.
– Ну щас, щас, - томно сказал божонок. – Розового цыпленка замочу…
– Не щас, а сейчас же. Я должен написать Деду.
– Горит тебе, что ли…
Ксе решил, что ему действительно горит, и начал возмущаться.
…Ребяческое раздражение от того, что его не пускают за собственный компьютер, и нетерпение контактера, подгоняемого интуицией – шаман спутал одно с другим, и очень надеялся, что Жень этого не понял.
В почтовом ящике обнаружился мейл от Льи.
«Ксе, - писал компетентный собрат. – Я выхожу из игры. Извини, если что. Это для меня чересчур. Если нужна будет консультация, обращайся. Но на этом все. Дело обошлось, не бойся, но нервов мне сожгли много. К стфари добирайтесь сами. Езжайте к Менгра-Ргету, электричкой до Волоколамска, оттуда можно взять машину. Точный адрес не помню, забей имя в Яндекс, у него авторские работы по металлу, даже сайт есть».
Шаман прикрыл глаза; чего-то подобного он ожидал, но все равно неуютно стало от сознания, что теперь он, по крайней мере до возвращения Арьи, со всеми проблемами будет разбираться один.
– Ну чего, - сказал пялившийся в монитор поверх его плеча Жень, - поехали?
В глубоких колеях стояла глинистая вода, засыпанная палой листвой. Проселочную дорогу обступали деревья, высокая мокрая трава клонилась к ней, не давая сойти с проезжей части. Единственная сухая тропка оставалась между колеями. До сих пор машин не появлялось; Ксе надеялся, что ему и не придется прыгать в мозглую сырость. Стояла тишь – лесная, глубокая, напоенная эхом, в нескольких шагах от дороги поднимались выкрашенные зеленой краской заборы, но поселок казался безлюдным. Вдали потявкивали собаки, голоса их таяли в умытой дождем тишине. Наплывал вечер, над головой яснело бледное небо, облака уходили к западу, окрашиваясь светло-алым и темно-лиловым. За деревьями и домами не было видно солнца, лишь тени сгущались, и свет становился плотным, осязаемо-золотым. Сменилась погода, минули несколько дней зимнего холода, в покойном теплом безветрии стояли озаренные закатом березы; провода вдали едва слышно гудели, сплетая песню с голосом уходящего поезда, и пахло последним осенним грибом.
Водитель подбросил их до поселка, а потом сказал, что дальше дорогу совсем развезло и дойти пешком будет быстрее – машина просто утонет. Ксе не возражал.
Теперь он дышал спокойствием Матьземли. В городе нельзя избавиться от иллюзии, что тонкий мир резко отличен от плотного, стоит только раз нырнуть с суеты городских улиц в извечный покой богини. Здесь то, что шаман понимал умом, совпало, наконец, с тем, что он чувствовал. Старый, пятидесятых годов, поселок не был отлажен, но большая часть домов пустовала, и оттого ошибки в энергетике чувствовались неостро.