Хочу тебя, девочка
Шрифт:
Я молчала, потрясенная всем, что услышала. Не знала, сколько времени стояла вот так, замерев на одном месте, но очнулась только тогда, когда услышала вопрос Елизаветы Андреевны:
— Марина… ты ненавидишь меня?
Я перевела на нее задумчивый взгляд, но ответила без промедления:
— Нет. Вы отдали меня, но вы же дали мне жизнь. Дали вообще шанс жить. А ведь я могла и не родиться вовсе.
Ее губы снова задрожали, выдавая подступающие слезы. И все же она нашла силы сказать:
— Ты прости за то, что сделал мой сын. Он очень… похож на своего отца. И как бы ни
Она не договорила. Мне же не хотелось продолжать эту тему дальше. Ежов ненавидел меня и я, наверно, никогда не пойму, за что. Он разломал, растоптал мою жизнь и все же… он же и сделал меня сильнее.
И уж точно не он был виноват в том, что Камиль недостаточно меня любил для того, чтобы верить.
— Мне пора, — произнесла я, разворачиваясь, чтобы уйти.
— Мы еще увидимся? — раздался позади умоляющий голос.
— Я не знаю. Я прощаю вас, если вам станет от этого легче. Но что будет дальше… я не знаю.
Когда по-осеннему стылый ветер ударил мне в лицо, едва я вышла из дома наружу, я с удивлением поняла, что ответы на свои вопросы я получила, а вот долгожданный покой — нет. И, похоже, причина этого крылась уже не в давних тайнах моей семьи.
— Мам, я дома! — крикнула я привычно, открыв дверь старой квартиры спустя примерно полчаса.
И ошарашенно замерла, когда увидела за спиной вышедшей мне навстречу мамы Артема Винского собственной персоной.
— А у нас тут вот… гости, — пробормотала мама растерянно. — Говорит, жених твой…
Артем беззаботно улыбнулся во все свои тридцать два, я же обреченно закатила глаза и простонала:
— Вот только тебя еще тут и не хватало!
Часть 41. Камиль
Я с успехом отыскал Марину довольно быстро. Но то, что увидел, мне категорически не понравилось. Возле нее вновь увивался этот хренов Артем, которого хотелось придушить собственными руками как-нибудь особенно изощренно.
Впрочем, наличие рядом молокососа навело меня на определенные мысли. Может, так и должно быть? Может, просто наступил закономерный итог наших с девочкой отношений, когда я сделал все, чтобы обосраться перед ней по полной, а она выбрала не старого хрыча, вроде меня, а вполне себе подходящую компанию?
Тут же внутренний голос отозвался: «Нет, Исаев. Ты лжешь сам себе. Ты хочешь Марину в свою жизнь и уверен, что она желает того же. Иначе бы не сидел сейчас в затонированной тачке и не наблюдал за девчонкой, сжимая руль побелевшими пальцами».
Докатился, мать его… Уже казалось, что мне взаправду отвечает некто, чей голос я словно бы слышу внутри себя.
И даже если бы я не находился на высшей стадии психоза (а иначе свое состояние назвать не мог), все равно собирался вымолить прощение у Марины. На коленях, между ее ног, сверху, снизу, сзади… Как угодно. Хотел задарить подарками, заверить в том, что я буду верить теперь лишь ей. Только бы самой Марине это было нужно.
Потеряв терпение в тот момент, когда
Артем протянул руку и коснулся лица Марины, якобы убирая локон от ее лица, я вышел из машины и направился к скамейке, на которой и расположилась парочка. Они выбрали местом прогулки небольшой парк неподалеку от дома Марины. И я лишь чудом заметил их, когда нес неизменную вахту.Скажи мне, Камилю Исаеву, хоть кто-то, что я докачусь до подобного — не поверил бы и рассмеялся тому в лицо. Но, кажется, даже я сам не знал глубины своего падения. Или возвышения, смотря как относиться к тому, в чем я увяз по самое «не хочу».
— Мы уходим, — без приветствия сообщил я Марине, материализуясь возле них со щенком словно из ниоткуда.
Для большей доходчивости взял девочку за руку и потащил. Она сделала пару машинальных шагов, после чего попыталась вырваться.
— Папочка забирает доченьку домой, — произнес я издевательским тоном, глядя на Артема.
Тот сначала дернулся в нашу сторону, но очень быстро передумал. Видимо, по моему лицу ему было многое понятно.
— Отпусти, — прошипела Марина, но я и не думал выполнять ее требование.
Девочка упиралась, а я — тащил ее в сторону припаркованного автомобиля, в который и усадил минутой позже. Пока Марина пыталась судорожно отыскать кнопку разблокирования дверей, быстро обошел машину и устроился на водительском сидении.
— Как же я тебя ненавижу, Исаев! — процедила девочка, стоило только мне вырулить на трассу.
— Начало мне нравится, продолжай, — кивнул я, на все сто готовый к тому, что Марина может в любую секунду наброситься на меня и попытаться выцарапать глаза.
Впрочем, она если и пылала праведным гневом, кажется, совершенно не собиралась заниматься членовредительством. Сначала опалила меня таким взглядом, от которого бы изжарились и черти в аду, затем отвернулась и принялась смотреть в окно.
— Я знаю, что это не самый хороший способ вновь оказаться рядом с тобой, но вынужден признаться… — начал я и запнулся, не представляя, как будет правильно продолжить.
Признаться в чем? О любви я Марине уже сказал, о том, что был идиотом — тоже. Мне сейчас, по сути, было нужно совсем немного: увидеть, что я небезразличен девочке. Хотя бы на грамм. Это придало бы сил и я бы понял, что все не зря. Впрочем, даже если бы осознал, что бьюсь в глухую стену, я бы и тогда не бросил своих попыток.
— Я вынужден признаться, что ни черта не могу понять… не соображу, что мне сделать, чтобы ты меня простила.
Марина повернулась ко мне и на ее лице появилась усмешка.
— Может, проблема как раз именно в этом? В том, что ты в принципе не соображаешь? — поинтересовалась она с язвительностью в голосе.
Я хмыкнул и растер шею ладонью.
— Ты права. Рядом с тобой я теряю способность мыслить здраво, — признался девочке.
Она фыркнула и вновь отвернулась к окну, словно всем своим видом желала показать, что потеряла ко мне интерес. А может быть, так дело и обстояло? Марину я больше не интересовал (если предположить, что интересовал в принципе), и ей и впрямь хотелось проводить время со своими Артемами?