Hold Me

Но ничего не происходит. Девушка еле заметно дрожит, все внутренние органы сжимаются, когда Дилан смотрит ей в глаза, поднося одну ладонь к шее, и вновь наклоняется, действуя куда требовательнее, чем до этого. Эмили напряженно прижимает руки к животу, а Засранец соскакивает с колен, когда О’Брайен двигается ближе, свободной рукой касаясь её колена. Хоуп прикрывает глаза, неуверенно отвечая на поцелуй, но её одолевают сомнения в том, что она делает. Пальцами впивается в шею Дилана, который напирает, заставляя её немного откинуть голову, поднять выше. Его ладонь поднимается к её бедру, а поцелуй углубляется, ведь Эмили делает вдох через рот. Девушка запускает пальцы в волосы парня, задевая его бейсболку, и громко дышит носом, чтобы не возникала потребность в прекращении. О’Брайен притягивает её за шею ближе, чувствуя, как одна из рук Эмили скользит по его груди, отчего желание начинает рвать внутренности на части. Хоуп горит. Под кожей жар, в голове беспорядок. Голова кружится от духоты, а Дилану не хватает кислорода, ведь он не может дышать одновременно с этим. Он впервые кого-то целует, поэтому даже представить не мог, что в этот момент происходит внутри, и сейчас он не готов к этому. Морально он весь отдается, но физически совершенно не подготовлен, так что отстраняется, заставив рвано дышащую Эмили распахнуть горящие еще невиданным огнем глаза. О’Брайен глубоко и медленно дышит, устало прижимаясь лбом к макушке девушки, которая немного опускает голову, утыкаясь носом в его ключицы. Не моргает, смотрит, оценивает свои ощущения, которые буквально сводят тело с ума. И ни один, ни второй не может погасить это, убрать, ослабить, поэтому ноющая боль продолжает терзать грудь, но вместе с ней приходит успокоение.

Такое приятное умиротворение, которого так сильно им не хватало.

***

Близится вечер, на дворе зима, так что темнеет намного раньше. Парень продолжает сидеть в холле, вовсе наплевав на просьбу и расспросы со стороны медсестер. Он будет сидеть здесь всё положенное время и только потом уйдет. Но завтра вновь вернется, надеясь встретить эту суку и заставить её пропустить его.

— Парень, — голос издали. Он поднимает хмурый уставший, совершенно опустошенный последними событиями его жизни взгляд, не сразу находя того, кто зовет его. А с чего он вообще взял, что обращаются к нему? Потому что он здесь один сидит. Мужчина в очках и белом халате стоит у приоткрытой двери, куда входить посторонним воспрещено без заявления, и хмуро смотрит на парня:

— Иди за мной, — строгий взгляд изучает лицо надоедливого гостя, который поднимается со скамьи, большими шагами направившись в его сторону. Мужчина оглядывается по сторонам, зная, что это не по правилам, но его задача — помочь пациенту, и если для этого требуется нарушить подписанные им требования к работе, то пускай.

Этот человек работает для других.

Парень хмуро смотрит на него, недоверчиво щурясь, но проходит в коридор, после чего доктор закрывает железную дверь, обратившись к нему:

— Я — Харисфорд, лечащий…

— Я знаю, кто вы, — как-то грубо.

— Хорошо, — мужчина снимает очки, взглянув на измотанного парня. — Твое имя?

Парень мнется, оглядываясь по сторонам, и вытирает ладонью мокрые губы, откашлявшись:

— О’Брайен.

— Итак, О’Брайен, — доктор немного сморщился. — Предупреждаю: тебе не понравится то, что ты увидишь.

Светлое утро уже заглядывает в холодную пыльную комнату. Ветер врывается сквозь приоткрытые окна, ведь ночью после выпитого алкоголя всем стало резко душно.

Дилан ворочается на кровати, раньше всех ощущает на себе давление, боль в голове и чувство тошноты, так что ворчит, переворачиваясь набок. и автоматически начинает прокручивать весь вчерашний день, ощутив, как в горле встревает ком. Распахивает глаза, чувствуя, как кто-то ворочается рядом, и смотрит в спину Эмили, внезапно понимая — это не гостиная. И не её комната. Резко, зря конечно, поднимается на руках, уставившись на Томаса, спящего по другую сторону спиной к девушке. Да, это комната матери Хоуп.

Господи, они всё-таки сделали это? И самое странное, что Дилан совершенно не помнит, как они с Эмили поднялись сюда. Его мозги окончательно вышибло после…

Мысли замолкают. Он падает обратно на подушку, прекращая шевелиться, когда слышит, как в унисон ворчат Томас и Эмили. Девушка переворачивается на живот, ткнувшись лицом в подушку. Её темные, словно угли, волосы разбросаны, спутаны, а сонное ворчание звучит тихо и больше напоминает мяуканье голодного Засранца, который спит в ногах.

О’Брайен смотрит на Хоуп, не в силах сдержать глупой, по собственной оценке, улыбки, и трет ладонями лицо:

— Серьезно?

========== «контакт» ==========

Секунды. Нескончаемый счет в уме. Высокий потолок длинного, холодного и узкого коридора не имеет конца. Парень еле сдерживается, чтобы не заткнуть нос и удержать тем самым растущее отвращение к месту, где пахнет рвотой и отходами. Доктор идет впереди, ведет гостя по коридорам мимо железных дверей с запертыми окошками. Но эти громадные стены не сдерживают криков, воплей, что исходят по другие стороны, из палат, где пациенты рвут на голове волосы, сражаются со своими внутренними демонами, извиваясь на железных кроватях. Где их руки и ноги прикованы, где нехватка свежего воздуха влияет на здоровье организма, а пустые стены вокруг доводят до ручки. Седой мужчина поглядывает на Дилана, проверяя его состояние, но видит лишь бесчеловечное равнодушие ко всему творящемуся вокруг. Быть может, так даже лучше.

Но мужчине никогда не узнать, что на самом деле творится в голове парня, который до конца не верит, что её держат в таком месте. Что она — одна из таких пациентов.

Она не умалишенная.

Доктор, наконец, тормозит у одной железной двери с номером «двести четыре» и снимает очки, протирая стекла краем ткани своего рабочего халата:

— Повторю, пожалуй, — вздыхает, вглядываясь в лицо парня, чтобы заметить хотя бы намек на страх. — Вам это не понравится, — поворачивается спиной к нему, вынимая связку ключей из кармана, а О’Брайен невольно моргает, громко сглатывая…

— Терпеть тебя не могу! — первое, что слышу, когда кое-как добираюсь до кухни своего собственного дома. Тяжелая голова не позволяла подняться с кровати около часа, а сухое горло требовало холодной воды, так что жажда победила с успехом, заставив меня покинуть теплую постель матери. К слову, она уже была пуста, так что этот факт напряг меня, вынудив понервничать. Мысль о том, что я осталась одна дома, — пугает, напрягает, выводит меня из внутреннего равновесия. Как бы мне не хотелось вновь чувствовать зависимость от других людей, я себя не уберегла от этого ощущения. И сейчас все переживания в груди отпускают, ведь вижу двух парней на светлой кухне, один из который держится за голову, сидя за столом, и ворчит на второго:

— Кто встает так рано после пьянки? — рано? Сейчас около часа дня. Для меня это довольно поздно, тем более если учесть, что сегодня выходной день. Дилан улыбается ему, поставив стакан воды перед парнем, который размахивается вялой рукой, желая хлопнуть друга по заднице, но тому даже не стоит стараться уворачиваться, ведь Томас ещё не проснулся окончательно. Тем более, чувствует себя он не самым лучшим образом, как и я. Хотя, мне казалось, что после алкоголя мне будет хуже, но ощущение тошноты и давление в висках, легкое головокружение и сухость во рту — это, думаю, нормальная реакция любого человека на выпивку. Прижимаю ладонь к больной голове, потираю горячий лоб, щуря веки, ведь яркий солнечный свет неприятен тяжелым глазам, которые, кажется, вот-вот должны вытечь из глазниц. Дилан идет к фильтру, чтобы залить его водой из крана, и его улыбка пропадает с лица, когда взгляд упирается в меня. Опускаю лицо, надеясь, что спутанные локоны волос скроют мои румяные щеки, но парень отворачивает голову, молча занимаясь своим делом, и этому я рада.

— Как ты себя чувствуешь? — Том сжато улыбается мне, прижимая холодный стакан к виску, а я вздыхаю, хрипя:

— Могло быть и хуже, — выходит шепотом, но не специально. Голос сам становится тише, присутствие Дилана немного сковывает, и мне охота побороть это смущение, что новым огнем разгорается в груди.

Я мало помню, но такое чувство, что на языке до сих пор могу ощутить привкус сладкого вина. Хочешь — не хочешь, а воспоминания сами лезут в голову, заставляя меня прятать глаза.