Холпек II: Спуск к ядру
Шрифт:
Гуманоидный кошмар: голова — вытянутая назад, как у древних египетских фараонов, но без намёка на человечность. Глаза — огромные, впалые, без зрачков, просто два тёмных омута, в которых пульсировала та же голубая энергия. Ни носа, ни рта — только гладкая, словно отполированная поверхность на месте лица. Но самое жуткое было его тело — сотканное из живого света. Множество энергетических линий, переплетённых в странные узоры, пульсировали в такт невидимому сердцебиению. Они напоминали сосуды, но вместо крови по ним струилась неизвестная, чуждая энергия.
Аура, исходящая от существа, парализовала. Это был не просто страх — это был первобытный ужас, впивающийся в подсознание, как ледяные когти. Умка, обычно бесстрашная,
Похоже, она только что встретила идеального убийцу ледяной пустоши — существо, для которого волки, медведи и даже такие выносливые существа, как Умка, были всего лишь… добычей.
Существо набросилось на Умку с неестественной, пугающей стремительностью — как гриф, пикирующий на разлагающуюся плоть, но в тысячу раз более жутко. Его энергетическое тело вспыхнуло ослепительным голубым свечением, когда оно впилось в медведицу. Умка отчаянно била лапами по незваному гостю, но её мощные удары, способные сломать хребет полярному волку, просто проходили сквозь мерцающую форму. Казалось, эта тварь существует одновременно в нескольких измерениях — то материализуясь, чтобы нанести удар, то становясь невесомой дымкой. По нервной связи, всё ещё соединяющей их, Крас ощутил нечто немыслимое — чистый, животный страх своей медведицы. Его внутренности сжались в ледяной ком от этого чувства. Сергей, видевший, как Умка бесстрашно бросалась на целые стаи волков, теперь наблюдал нечто невозможное — его лютая белая громадина дрожала от ужаса.
Хуже всего было понимание, передаваемое через их связь: это существо не просто атаковало — оно высасывало саму жизненную энергию Умки. Каждая пульсация голубых «вен» монстра сопровождалась оттоком сил из медведицы. Крас с ужасом осознал — если бы процесс продолжился, его верная спутница не просто умерла. Она бы исчезла навсегда, без возможности возрождения, как утренний туман под полярным солнцем.
Чудом вырвавшись из смертоносных объятий твари, Умка в последний раз оскалилась в её сторону — не в ярости, а в животном ужасе, — и рванула прочь. Её мощные лапы взрывали снежные сугробы, оставляя за собой вихрь ледяной пыли. Она бежала, как никогда не бегала — не для охоты, не для игры, а для спасения самой своей сущности.
Два дня и две ночи без остановки. Два дня, когда её лёгкие горели огнём, а мышцы ныли от неизмеримого напряжения. Две ночи, когда каждый шорох за спиной казался возвращением того голубого кошмара.
В конце концов, обессиленная, она нашла эту пещеру — узкую, неприметную, но с безопасностью в глубине. Умка рухнула на каменный пол, дрожа всем телом. Впервые в жизни она пряталась, а не защищала территорию. А через пару дней там и появился Крас.
— Вау… — Крас медленно протёр лицо ладонями, будто пытаясь стереть остатки чужих воспоминаний. — Это было… м-м-м… удивительно. Не знал, что ты умеешь такие фокусы. Я будто в твоей шкуре побывал, и главное — всё прочувствовал. Мф-мф-мф…
Его рука непроизвольно потянулась к пояснице, но тут же замерла.
— Кажется, я опять выгулял пахучего Аркадия… Хотя нет, — он прислушался к собственным ощущениям, — в этот раз обошлось холостым выстрелом. Слава ледяным богам.
Крас резко встал, сделав несколько шагов по пещере. Его тень от светящегося мха прыгала по стенам, повторяя нервные движения.
— Слушай, у меня резко отпало желание шагать к северному полюсу. — Он бросил взгляд на карту Гирохи, валяющуюся у минибуржуйки. — Если сопоставить твою скорость и эти каракули… ты забралась чертовски далеко. На земли, куда даже самые смелые авантюристы нос не суют. Что тебя, моя белая дурында, туда понесло?
Умка лишь глухо хрюкнула, вытягиваясь во всю свою исполинскую длину. Её когти оставили царапины на камнях — будто медведица намеренно помечала
территорию, напоминая, кто здесь главный. В её глазах мелькнуло что-то неуловимое — не страх, но… предостережение. Крас пытался понять мотивы медведихи, а так же какую выгоду он может извлечь из данной информации.Крас расстелил потрёпанную карту на камне, придавив углы обломками кварца. Его пальцы скользили по пометкам Гирохи, будто пытаясь нащупать ответ в этих кривых линиях.
— Так-так, моя белая стратег… — он бросил взгляд на Умку, которая в ответ лишь почесала брюхо задней лапой. — Если я правильно понял твой маршрутный лист, ты не встретила ни одной живой души часов двадцать. Даже ветер в тех местах казалось отсутствовал. Неспроста волки туда не суются. Видимо, эти светящиеся уродцы выкачивают всё живое, как ты — костный мозг из волчьих лап.
— Вот ведь штука… Ловушки нулевого давления хоть видно, а эти твари — как голодный вакуум. — Крас нервно засмеялся, но в смехе не было веселья. — Холпек, оказывается, ещё не все свои «сюрпризы» показал. И самое забавное… что ни один из моих «мудрейших» наставников даже не заикнулся об этой дряни. Хотя… может, они и сами не в курсе.
Крас откинулся назад, уставившись в потолок пещеры, где светящийся мох мерцал, словно насмехаясь.
— Интересненько… Очень интересненько. — Он швырнул в стену камешек, который со звоном отскочил в темноту. — Это, милая моя дурында, та информация, которая или сделает нас богами… или убьёт страшнее, чем все ловушки Холпека вместе взятые.
Умка приподняла морду, и её чёрные бусины-глаза блеснули в тусклом свете пещеры. Медленно, почти театрально, она обнажила клыки в едва уловимом оскале — её версии улыбки. Крас уже научился читать эти медвежьи эмоции: сейчас она не просто понимала его шутку, но и радовалась этому моменту лёгкости среди всего хаоса.
Сергей невольно ухмыльнулся в ответ, ощущая странное тепло в груди. За эти недели он привязался к огромному, несуразному созданию куда сильнее, чем готов был признаться. Возможно, сказывалось давление одиночества — месяц без человеческого голоса, без простого «как дела?» за кружкой чего-то крепкого. Но было в Умке и что-то большее…
Он наблюдал, как с каждым днём в её поведении проступала преданность, которую сложно было объяснить лишь инстинктами. Когда она приносила ему лучшие куски добычи, когда будила его вполсилы, осторожно тыкаясь мокрым носом в щёку, когда загораживала его своим телом при малейшем намёке на опасность… Это уже не было просто симбиозом.
— Ну что, дурында, — пробормотал Крас, почёсывая её за ухом, где, как он выяснил, находилось «медвежье слабое место», — похоже, ты у меня совсем ручная стала. Хотя кто кого приручил — ещё вопрос.
Умка хрюкнула, плюхнулась на бок, задев его плечом и чуть не сбив с ног. В этом жесте было всё: и доверие, и глупая медвежья нежность, и даже что-то похожее на благодарность.
Они оба знали — теперь они не просто выжившие. Они были семьёй, странной, косолапой, но своей. И в этом ледяном аду, где даже воздух казался врагом, такая связь стоила больше, чем все богатства Холпека вместе взятые.
Сергей наконец-то решил устроить себе полноценный выходной — не просто перерыв между добычей и зарядкой кристаллов, а сознательный отдых, который, впрочем, не собирался тратить впустую. Он выбрался на поверхность, втянул в лёгкие колючий морозный воздух, смертельный для обычных людей, и окинул взглядом бескрайние заледеневшие дали. Здесь, под бледно-лиловым небом, где даже горы казались холодными и отстранёнными, мысли текли яснее.
Идея зрел в голове уже давно. Воспоминания Умки, словно кадры из чужого сна, открыли ему одну важную деталь: медведи чувствовали области нулевого давления, на уровне инстинктов, на уровне мышц, на уровне того самого звериного чутья, которое люди давно растеряли в своих бетонных коробках.