Houseki no kuni: Философский камень в стране самоцветов
Шрифт:
Алма кивнула, её взгляд вновь возвращаясь к бою, но улыбка на её лице говорила о согласии. Желли продолжала отдыхать, её спокойствие было как отражение того, как каждый из нас находил радость и смысл в этих простых моментах. Я посмотрел на наши кораблики, плывущие по воде, и на игривые выражения лиц Фос, Циркона и Жад, и почувствовал, что именно в таких простых, но важных моментах мы все можем находить своё счастье и смысл.
***
На лунной поверхности царил зловещий покой.
Город селенитов был пустынным, а его тёмные, безжизненные улицы, казалось, впитывали
И тут он услышал шаги. Лёгкие, но звонкие, словно эхо чуждого ему мира. Звук, нарушивший тишину, внезапно наполнил его ужасом. Лужа начала дрожать, ощущая приближение чего-то чудовищного. Страх охватил его, желание умереть, забыться, исчезнуть стало нестерпимым. Из темноты перед ним появилась фигура. Высокая, мощная, облеченная в тёмный кристалл, отливающий красным. Это существо не имело лица, лишь изогнутую в зловещей усмешке пасть, готовую разорвать его на куски. На поверхности демона виднелись трещины и сколы, но они, казалось, только добавляли ему зловещей силы.
Демон остановился рядом с остатками селенита.
Тот попытался закрыться, как-то спрятаться в себе, но страх сковал его остатки, и сознание начало угасать. Но демон не остановился на этом. Ему было недостаточно увидеть страх в уже несуществующих глазах своей жертвы. Он медленно, с хищной улыбкой, коснулся своей остроконечной рукой жидкой массы селенита. Лужа тут же начала бурлить, как кипящая вода, и из её глубин вырвался крик ужаса и боли. Каждый пузырь, каждое движение приносило невыносимые муки, которые усиливались с каждым мгновением.
Селенит мечтал о смерти, о том, чтобы всё это наконец закончилось. Но демон, наслаждаясь его страданиями, не позволял ему уйти так легко. В этот момент всё, что оставалось от селенита, было болью и ужасом, затмевающими всё остальное.
***
Зима выдалась особенно снежной и холодной. Мы с Антарктицит в один из дней решили устроить себе небольшой отдых и выбрались на пруд возле школы. Всё вокруг казалось окутанным в мягкое белое одеяло, а воздух был свежим и прозрачным, как кристалл.
Антарктицит стояла напротив, держась за клюшку, и весело улыбался. Её глаза искрились задором. Мы поставили пять деревянных ворот в разных местах на льду, каждый из которых был разного размера. Это было наше особое развлечение – набивать очки, забивая шайбу в эти ворота. Большие ворота приносили меньше очков, маленькие – больше, и, конечно, чем сложнее было попасть, тем интереснее становилась игра. Я ощутил тепло внутри, когда увидел, как Антарктицит сосредоточилась, готовясь сделать удар. Это был момент, когда всё казалось таким простым и настоящим. Мы были вдвоём на этом замёрзшем пруду, окружённые лишь холодом зимы и искристым снегом. Никаких забот, только мы и эта игра. В обычный хоккей не поиграть с нашими телами, но и так было весело.
— Готов? — спросила Антарктицит, бросив на меня лукавый взгляд.
Я улыбнулся в ответ, кивнув, и приготовился отразить его удар. В этот момент я понял, как мне дорого это время, эти мгновения, которые мы делим.
Антарктицит взмахнула клюшкой, и шайба со свистом понеслась в сторону самых маленьких ворот. Шайба проскользнула в ворота, издавая тихий стук, и самоцвет победоносно вскинула руки.
— Одно очко! — воскликнула она, довольно улыбаясь.
— А теперь мой черёд, ха-ха!..
***
— Ха! Наконец-то! — голос Эхмеи разорвал тишину зала, эхом отразившись от холодных каменных стен.
Принц Эхмея, лидер лунного народа, стоял в центре огромного зала, его белоснежная роба струилась мягкими складками, подчёркивая аскетичность образа. Но скромность одеяния контрастировала с золотыми украшениями, усыпанными крупными красными камнями, которые, словно живые, мерцали в слабом сиянии луны, льющемся сквозь узкие оконные проёмы в высоком потолке. Зал, вырезанный из монолитного камня, поглощал тьму; его стены, тёмные и неприступные, переливались оттенками голубого и сиреневого, как морозные узоры на стекле, отбрасывая призрачные отблески на зеркально гладкий пол. Единственным источником света был лунный луч, создающий таинственные тени, что скользили по стенам, словно живые.
Эхмея поднял глаза, следя за демоном, что бесшумно двигался по потолку, сливаясь с мраком. Ребис, покрытый чёрным кристаллом, скользил с хищной грацией, его тело, будто сотканное из тьмы, поблёскивало в полумраке. Красные камни, вкраплённые в его поверхность, горели, как глаза ночного зверя, выжидающего момент для атаки. Каждое движение демона было рассчитанным, словно он не просто существо, а воплощение самой разрухи.
Принц наблюдал за ним, и в его взгляде пылал странный, почти ликующий огонь. Он видел, как Ребис замирает, распластавшись по потолку, и медленно спускается, касаясь теней. Но в душе Эхмеи не было страха – лишь глубокое, мрачное удовлетворение. Он знал, что конец близок.
— Помнишь нашу первую встречу, Магистерий Ребис? — произнёс Эхмея, его голос был мягким, но с оттенком горькой иронии, будто он листал страницы старой книги. Он взглянул на потолок, где тени демона растворялись в полумраке колонн. — Ты вырвался из наших оков, как зверь, сорвавшийся с цепи, и мы, бессмертные, впервые познали страх. Ты крушил всё на своём пути – резал, рвал, твоя сила была неистовой. Но даже тогда этого оказалось недостаточно. Мы сломили тебя, разметав на осколки, чтобы разгадать твою тайну. Всё же… тебе тогда удалось освободить некоторые души из оков этих тел.
Эхмея замолчал, его взгляд стал отстранённым, словно он вновь переживал те дни. Затем продолжил, его голос стал тише, но в нём чувствовалась стальная решимость:
— Но ты не сдавался, даже расколотый. Твои фрагменты, даже самые крошечные, сопротивлялись нам в лабораториях. Каждый кусочек твоего естества был словно живой – он искрил, пульсировал, отказывался подчиняться. Мы дробили тебя на песчинки и годами изучали, собирая каждый осколок, как редчайший артефакт. И мы выяснили, что твой минерал вступает в реакцию с нашим газом, но его излучение слишком слабо, чтобы уничтожить нас. И всё же… — он слегка улыбнулся, — Ты был загадкой, которую мы не могли разгадать до конца.