Хождение Восвояси

Иван задумался, а не стоит ли поотвлекать его премудрие подольше, во избежание и продление – но было поздно: чародей уже мчался к лесу, углядев нечто полезное. Сенька проводила его взглядом, подошла к куче-мале, откашлялась, и громким голосом приказала:

– Отдавай пленённую тобой девицу, чудище беспринципное!

– Беззаконное, – подсказал Иванушка.

– И беззаконное тоже! – согласилась царевна и еще более грозно продолжила: – А иначе наши мечи…

– Не отдам, – хриплым рокотом долетело из глубины кома. Сенька прикусила язык. Одно дело – говорить с чудовищем. Другое – получить от него ответ.

– Почему? – быстро вступил в разговор Иванушка.

– По кочану!

Против такого аргумента выставить было нечего, и царевич решил зайти с другого конца.

– Но зачем она тебе?

– За хлебом!

В искусстве переговоров с овиром тягаться было нелегко.

– Надо его запугать, – тихо прошептала супругу Сенька, но монстр уловил ее слова.

– Ха! Чем? Хуже, чем сейчас, не будет!

Царевна глянула на Агафона, бредущего по берегу с охапкой не столько даров, сколько отбросов природы, какие только можно было собрать за десять минут, и согнулась в приступе хохота.

– Хай! Пай! Тай! Шо!.. Братья Чи! – выкликнул Иван, растерянно сообразивший, что в списке спасаемых к одной девице добавилось еще восемь десятков добрых молодцев. – Вы живы? С вами всё в порядке?

Возможно, звуки, донёсшиеся сквозь толщу рукоблудок, были словами отважных оборотней.

– Сень, – взволнованно шепнул Иванушка. – Я боюсь, они задохнутся. А про Хая мне даже подумать страшно. В самом центре этой свалки…

– Что ты предлагаешь? – быстро посерьёзнев, царевна бросила взгляд на гору овиров, на Агафона, на мужа…

– Мы должны освободить овиров.

– Но мы не получили еще от них ни слова о Лепестке, не говоря уже о ней самой!

– Это так, – болезненно скривился Иван. – Но если мы… то есть Агафон… не развалим это нагромождение…

– Развалить – это идея, – Серафима кивнула на Иванов меч, покоившийся в ножнах.

Соблазн универсального решения всех проблем одним – ну или одним десятком – ударов промелькнул перед глазами Ивана – и сгинул.

– Нет.

– Но если мы… то есть Агафон… их распустим, они, в лучшем случае, разбегутся!

– А если мы их не распустим, братья задохнутся!

– Растудыть твою матрёшку…

Поставленная перед дилеммой, царевна зыркнула на мужа и на гору чудовищ взглядом, способным, казалось, разрубить всё одним касанием, скрипнула зубами и махнула рукой:

– Пень с тобой, золотая рыбка.

Поэтому его премудрие, заявившийся с полными руками самых невообразимых предметов и не менее полной головой самых кровожадных мыслей, получил меньше всего ожидаемую вводную:

– Распускаем их всех к бабаю якорному.

К удивлению супругов, спорить волшебник не стал.

– Надеюсь, хоть это направление магии будет тут работать как надо, – пробормотал он и принялся раскладывать по периметру кучи-малы припасы для подготовки заклинания.

Первая попытка его премудрия разобрать вотвоясьский аналог лукоморского десерта "каравашек" кончилась пшиком – в буквальном смысле слова.

Ошарашенный чародей вооружился прутиком и минут несколько на прибрежном песке пытался вывести закономерность, при которой заклинание отмены предыдущего заклинания трансформируется в "Ароматизатор Зюськина", но дойдя до равенства "отсутствие = присутствию" плюнул – тоже в буквальном смысле – и взялся за следующую идею.

Минут через пять после этого энергичные испускания ароматов ванили и корицы из промеж недослипшихся тел прекратились. Правда, произошло это в результате срабатывания следующего заклинания, после которого никаких промежутков между телами не осталось: всё покрылось коркой карамели толщиной с кирпич. Третья попытка карамель заменила ирисом. Четвёртая – гудроном. Пятая изменила толщину слоя на два кирпича, шестая разогрела ее до температуры кипения, вызывая многоголосые завывания внешнего слоя, к счастью прерванные седьмой, в три секунды заморозившей кипящую черную жижу до медного звона. Иван, осторожно понюхав попавшую на рукав каплю, пришёл к выводу, что теперь гору тел покрывает горький шоколад.

– Я сдаюсь! То есть мы сдаёмся! – донеслось приглушённо-отчаянное из-под шоколадной брони.

– Кто это кричал? – насторожилась царевна.

– Братья? – кисло предположил его премудрие.

Продолжение сомнений не оставило.

– Я отпущу вашу девицу! То есть Лепестка Персика! Немедленно! То есть сейчас! И в придачу дам сокровища! То есть богатства! Несметные! То есть много! Только освободи-и-ите меня-а-а-а!..

– То есть на-а-а-ас!

Агафон подумал, стоит ли говорить, что последний час именно этим он и занимался, но из гуманных соображений не стал. Опустившись на камень и всем видом показывая, что лучше сейчас его не беспокоить, он вынул из рукава шпаргалку и завёл с ней беседу об отсутствии в жизни справедливости, а в локальном магическом континууме – конгруэнтного деноминатора.

– Сперва девица, потом освобождение! – строго выкрикнула Сенька.

– Бросьте нас в реку!

– То есть аккуратно опустите!

– Когда девицу получим, и бросим, и опустим! – не поддалась на провокацию она – не в последнюю очередь потому, что сдвинуть с места гору овиров и братьев было вряд ли под силу даже каменным коням.

Овиры замешкались с ответом, переговариваясь промеж себя, но наконец утробный голос самого крупного пробубнил:

– Бросьте в песок щупальце и скажите "Тело к телу, дело к делу, замок под порог, хвала Нефритовому Государю".

Царевичи переглянулись, и даже его премудрие поднял голову.

– С точки зрения композиции имеет смысл, – авторитетно вынес он экспертное мнение. – И если бы я не порезал щупальце на три десятка кусочков при прошлом наложении…

– Агафон!..

– Ну а в чем проблема? – защищаясь от сверлящего взора Серафимы, вскинул он ладони. – Тут еще их вон сколько! Отрежьте нужную длину и кидайте сколько угодно!

Иванушка с сомнением осмотрел монолитную шоколадную массу, чуть подтаявшую под полудёнными лучами солнца, сочувственно поморщился – "им же больно будет!" – но рекомендацию выполнил.

С коротким обрубком ногострекала в шоколаде он решительно подошёл к берегу и под Сенькино "А если это подвох?" швырнул его в неспокойные валы. Торопливо проговорив волшебные слова овира, он воззрился на песок в поисках возмущения.

В течение нескольких минут возмущение исходило только от его супруги и его премудрия, всё еще не пришедшего к консенсусу с местным вариантом магии. Но когда, смущённый и раздосадованный, он отвернулся, над волнами поднялось… нечто.

– Пенёк? – не поняла Сенька.