Хождение Восвояси

– Расступись, расступись!

– Шевелитесь, толстомясые!

– Пропустите его превосходительство!

Толпа поднатужилась, поднапружилась, сказала себе, что без второго участника тут можно стоять, пока не проголодаешься – и ужалась. В образовавшийся проход, изо всех сил толкаясь древками глеф и локтями, протиснулось каре, больше теперь похожее на ромб, из вояк освободительной армии воеводы Ка – и паланкин в его середине.

– Счастливы приветствовать славного воеводу… – начал было управитель О – и осёкся. Шторки паланкина раздвинулись, и на мостовую осторожно ступил…

– Первый советник Хо Люй?.. – уточнил очевидное О.

– Не уверен, что при самосварении правилами допускается замена, – покачал головой Иван.

– Но если есть желание попробовать силы вне конкурса… – бодро предложила Сенька.

– Что вы, что вы, что вы! – побелевший Хо замахал руками, в ужасе косясь на котлы и дрова. – Как ваше проницательное превосходительство имело мудрость совершенно точно заметить, я тут вместо досточтимого воеводы Ка – но совсем для другой цели!

– И какова будет ваша высокая цель при купании в кипятке, отличная от цели вашего практически уважаемого воеводы? – полюбопытствовал Дай.

– Но я не собираюсь!.. – если бы советник мог, он бы помчался прочь по головам толпы, сомкнувшейся и жадно поджидавшей развлечения. – Я явился на эту площадь, чтобы…

Когда советник закончил речь, изобилующую почтительными титулами, изысканными обращениями и многозначительными иносказаниями, всем, даже зевакам, стало ясно, что утро потрачено зря.

– …то есть я имел в виду, – для не искушенных в придворном вотвоясьском сленге [245] расшифровал советник, – что вчера при отлове очень важной части чудовища реки Текучих Песков воевода получил травму, несовместимую с продолжением испытаний – на ближайшие день-два. И посему мой доблестный господин просит добрых духов севера и многомудрого учёного мужа Дай У Ма дозволить ему продолжить сражение за руку прекрасной О Ля Ля сразу же, как только состояние его драгоценного здоровья перестанет возбранять ему сей подвиг.

245

То есть для всех, кроме себя.

Добрые переглянулись с многомудрым. Когда лукоморцы оставили воеводу в лесу ловить беглую конечность, состояние его драгоценного здоровья на тот момент было довольно состоятельным. Может, Ка свалился с коня по дороге в город? Или занемог от расстройства?

– Полагаю… – неуверенно прошептал толмач, – если мы разрешим ему свариться не сегодня, а через два дня, вреда не будет?

– Смотря кому, – усмехнулась царевна.

– Да пень с ним, – пожал плечами маг.

И Иван огласил ответ, принятый большинством голосов:

– Дозволяем. Передайте воеводе Ка: пусть приходит на это же место в это же время через два дня.

– Больше срок продляться не будет, ибо неотложные дела ждут нас в чертогах Нефритового Государя, – добавила Серафима.

– Ступайте, – важно махнул рукой Агафон.

Рассыпаясь в благодарностях и демонстративно не глядя на насупленного Чи Хая, советник Хо профессионально впятился пятой точкой прямо в паланкин и хлопнулся на подушки. Карэ – бывший ромб, переформировавшийся за время паузы в параллелепипед – принялось расталкивать запрудивших площадь зевак, и носильщики рысью потащили свою ношу к хозяину.

– Молоко не прокиснет? – с сомнением глянул на подготовленный котёл боярин Демьян.

– Ничего ему не будет, о светлый дух! – поспешил его успокоить управитель О. – А если и будет, то выльем и нового наберём!

– Негоже продукты транжирить, – погрозила пальцем Лариска. Насурьмлённая, набеленная по самой распоследней лукоморской моде, разряженная в фамильные жемчуга, в шитом бисером кокошнике, она ни на миг не покидала поля зрения боярина Похлёбкина. – Тем более дрова уже заготовлены. Неси-ка сахарных камней, управитель. Заварим сгущёночку!

– Но у нас нет ванили, – покачал головой боярин Демьян.

По долгой привычке Лариска хотела было сказать "Ой, прости, батюшка", но получила тычок в бок от бабки – "что я тебе вчера говорила!", вскинула голову и отмахнулась – так, что едва не сбила шапку с боярина.

– Ерунда! Зато корица имеется!

– Корица – это не ваниль, – насупился Демьян.

– Наблюдательношть твоя, батюшка, не жнает пределов! – одобрительно закивала Серапея, и он замер, переваривая услышанное.

– Без ванили обойдёмся. Вот увидишь – всё будет просто пальцеоблизательно! – улыбнулась Лариска и взяла из рук услужливого чиновника первый сладкий камень.

– Но это рецепт моего деда! Натуральное сгущенное молоко с ванилью! – обиженно вытянулось лицо боярина: услышанное вызывало несварение в острой форме. – И я не позволю портить семейное…

– Где ты, батюшка, натуральное молоко тут ужрел? – невинно полюбопытствовала Серапея и подмигнула внучке.

– Вместо молока у них тут дешевый заменитель, бабушка верно говорит. Но настоящий повар работает с тем, что есть, а не с тем, что хотелось бы.

– В смысле – настоящий?.. – опешил боярин Демьян. – А я, по-твоему…

– И не устраивай сцены, Демьян Дормидонтович, на людях, – строго нахмурилась Лариска.

– Не бросай мусор на ветер! – радостно вспомнил подходящую пословицу Дай У Ма.

– Не выноси деньги из избы, – машинально буркнул Похлёбкин, с каждым днём всё больше впитывавший дух вотвоясьско-лукоморской фразеологии.

Лариска, скрывая непедагогичную ухмылку, отвернулась, давая понять, что кулинарная дискуссия окончена, и принялась священнодействовать над котлом с кипящим нефритовым молоком. Демьян, ошарашенный таким обращением всегда покорной Лариски, остался стоять, насупившись и задумавшись.

– …И ш тех пор вщякий, кто в том тереме жаночует, боярышню Обижанну видит, – тихий рассказчицкий голос Серапеи загадочно сошел на нет.

Звёзды сияли над головами аборигенов, вояк Ка и оборотней, собравшихся на площади у резиденции братьев Чи, ветерок обдувал лица, раскрасневшиеся не только от дневной жары, общий ужин в котлах неподалёку давно просил обратить на него внимание, но замершие от ужаса слушатели не двигались с места и не сводили глаз со старухи, восседавшей на перевернутой корзине у самой стенки колодца.

– А… а… – первым вспомнил, что у него есть голос, Чи Тай. – А она же… умерла?

Боярыня, ожидавшая этого вопроса, усмехнулась.

– Умерла-то умерла, но колдовштво не пропало. И каждую полнощь, как облако на луну найдёт, домовина ее рашкалываетщя, штены могилки рашштупаютщя, и выходит она, вщя белым-белая, и тело швоё ишкать идёт.

– Так… как она идёт-то?.. – хрипло откашлялся Чи Шо, – коли от нее остались… токмо…

Аудитория нервно сглотнула.

– А вот так и идёт, – тихо и печально промолвила Серапея. – Ноженьки белы идут, шажок жа шажком перештупая, а над ними рущеньки белы, аки крылья лебёдушки парят, головушку нешут, по волошам поглаживают, вправо-влево поворащивают. Губы алы на личике бледном шевелятщя-приговаривают: "Штупайте, ноженьки голые, хладные, нещите меня к нему, к нему. Шмотрите, глажыньки пуштые, не шморгните, не шлежитещь, ищите мне его, его". И кто шаяно али нешаянно вжглядами ш ней вштретитщя, того поутру мёртвым находят. На могилке ее. Иногда на холмике лежит, бедолага, а иногда пощти полноштью туда затащенный, одни ноги выштавляютщя да руки. Нащнут его вытягивать – ан, окромя рук-ног нишего и не ошталощь, как шроду не было. А ежели тшелым находят, то на литше такой ужаш, будто тот швет живым увидел…