Хозяин степи

– Он образованный, – сказал Карсак. – Все языки знает. И прочие науки. Хороший предводитель ценит таких людей.

– Надеюсь.

Оташ понимал желание Олафа ехать с ним, сам бы он поехал, невзирая ни на какие раны, но Найтли не был воином. Доедет ли он? Запретить ему Оташ не мог. Олаф находился в подчинении посла, а Рейн предоставил своему помощнику полную свободу выбора. Мол, хочет ехать, значить, пусть едет. Ждать Оташ не мог, поэтому они покинули Яссу, не дожидаясь утра. Шоно почему-то думал, что Витольд тоже захочет поехать с ними, но Никсон такого желания не выказал. Оташ не обрадовался бы его компании, но тот факт, что Витольд не захотел принимать участие в вызволении племянника, теперь полностью оправдывал отношение Юргена к своему родственнику.

– Вы так и не ответили на мой вопрос, – нарушил тишину Рейн.

– Я помню, – отозвался Оташ. – Перед отъездом вы спросили меня, что я собираюсь предпринять. Так вот у меня нет ответа.

– Но вы собираетесь вернуть господина Шу, не так ли?

– Это не обсуждается.

– Вы же понимаете, что сивары захотят выменять его жизнь на что-то ценное для них?

– Вы считаете меня настолько тупым?

– Нет. Но я хочу знать, готовы ли вы дать им то, что они захотят?

– Нет.

– То есть вы что же? – подал голос Олаф. – Вы позволите им убить Юргена?

– Ты не слышал, что я сказал раньше? Я верну Юргена.

– Но торговаться с сиварами вы не станете, – проговорил Рейн.

– Я их выслушаю.

– И сделаете по-своему?

– Да.

– Слышал, что предшественник вашего отца сжигал целые поселения.

– Я это видел своими глазами. А ещё я видел, как кучка нортов и один амарго бросились спасать горящее поселение, рискуя своими жизнями. Мой отец не сжигал поселений, хотя ему пришлось столкнуться с бунтом. Он подавил бунт в честном сражении.

– Это вы тоже видели своими глазами?

– Нет, этого я не видел. Меня не было тогда в шоносаре.

– Но вы уверены, что сражение было честным?

– Скажите, господин посол, зачем вы едете со мной?

– Я уже говорил вам, что никто не отменял моего назначения.

– То есть судьба Юргена вас не волнует?

– Отчего же? Волнует. Он всё ещё подданный его величества.

– Он же предатель, по-вашему.

– Но он подданный его величества короля Нэжвилля. Господин шоно, вы заметили, у вас на шее будто бы след от укола?

– Что? – Оташ потрогал шею, но ничего такого не почувствовал.

– Слева.

– Ну, может быть… – шоно задумался.

– Вас усыпили, ведь так? Возможно, вас укололи чем-то, содержавшим сильнодействующее снотворное. Но вы даже не почувствовали…

– Потому что меня отвлекли. Да и не привык на такие мелочи обращать внимание.

– Сивары всё продумали.

– Я ведь почти поверил Карсаку, – задумчиво проговорил Оташ.

– Никому нельзя верить, – ответил Рейн.

– И вам? – усмехнулся шоно.

– И мне.

– Мне можно верить, – вдруг сказал Олаф.

– Ты никогда не врёшь? – спросил Оташ.

– Только если во благо.

– Ну, благо это или нет – это кто решает?

Олаф не ответил.

– Вот то-то и оно, – сказал шоно. – Не всякое, что благо для одного, будет благом для другого.

– Разве это так? – спросил Найтли. – Добро – это же…

– Что? Ты попробуй найти добро на войне. Да такое, чтобы для всех.

– На войне?

– Мы на войне, Олаф. Если не веришь, спроси господина посла, он подтвердит.

– Это бунт, господин Найтли, – проговорил Рейн. – Вам ведь не нужно объяснять, что это?

Олаф промолчал.

Солнце уже встало, когда Оташ вдруг объявил привал.

– Разве мы не спешим? – спросил Арчибальд.

– Олафу нужен отдых, – ответил шоно.

– Не надо делать остановку только ради меня! – воскликнул Найтли. Выглядел он однако очень бледным, и, казалось, вот-вот свалится с лошади.

– Я делаю остановку ради себя, – проговорил Оташ. – Потому что если тебе станет хуже, то это будет мне мешать. Поэтому будь так добр, отдохни.

Сам сарби отошёл в сторону, опустился на колени и закрыл глаза.

– Именем неба, именем белого солнца и жёлтоглазой луны, именем земли и воды, протягиваю руки к тебе, – прошептал он. – Отец мой небесный, пламя дарящий, сохрани его. Твоя сила со мной.

Посидев ещё немного, Оташ обернулся на нортов. Олаф лежал на спине, устало закрыв глаза, а Рейн сидел рядом.

– Господин посол, – заговорил шоно, – а вы умеете играть на флейте?

– Нет, я играю на клавесине.

– Клавесина у меня нет.

– А флейта есть?

– Да. Это Юргена.

– Я умею, – тихо проворил Олаф, садясь.

– На флейте?

– Да. Может быть, не очень хорошо, но умею. Вы хотите, чтобы я сыграл?

– Хочу, – Оташ достал из сумки флейту и протянул Найтли.

– Вы хотите что-то конкретное? – спросил Олаф, поморщившись от боли.

– Ты знаешь вот эту? – и сарби попытался напеть мелодию, которую Юрген играл тогда, в лесу.

– Знаю, – кивнул Найтли, поднёс флейту к губам и начал играть. Он играл не так, как Юрген. Нет, он вовсе не играл хуже, но почему-то не так. Оташ и не подозревал, что у каждого музыканта была своя музыка. У Юргена она была такой же, как и он сам. Стремительной, сильной, глубокой и в то же время хрупкой. Музыка Олафа была мягче, стройнее, она напоминала тёплый и пряный травяной чай, если мелодию вообще можно было сравнить с напитком.

– Вы хорошо играете, – проговорил Рейн, когда Олаф опустил флейту.

– Спасибо, – смутился Найтли.

– Господин посол, – позвал Оташ.

– Да, господин шоно?

– Как представитель королевства-союзника готовы ли вы оказать мне поддержку в подавлении бунта?

– Готов, – кивнул Рейн.

Когда впереди наконец показалось поселение сиваров, Юрген уже не чувствовал рук, и его бросало то в жар, то в холод. Порой он проваливался в какое-то забытьё, но Хорас тряс его за плечо, приводя в чувства. Сивары переговаривались между собой, но до Юргена их слова доходили словно через толщу воды. Шу мечтал только об одном – поскорее доехать. Ему уже было плевать на всё, лишь бы просто лечь и забыться. Когда Хорас остановил коня, Юрген чуть не свалился на землю, но сивар удержал его. Идти самостоятельно Шу уже не мог, и Хорас, выругавшись, грубо перекинул его через плечо. Сивар принёс его в какой-то амбар и бросил на мешки. Юрген отключился сразу же, как только его голова коснулась грубой ткани.

Он очнулся, когда ему на лицо брызнули холодной водой. Открыв глаза, Юрген увидел перед собой лицо Карсака, а затем понял, что его руки больше не связаны.

– Синерпи мне не до конца доверяет, поэтому времени у меня не много, – проговорил сивар на языке нортов. – Я скажу арамсаю, он придёт к тебе. Он поможет с твоей лихорадкой.

– А что потом? – хрипло спросил Юрген, пытаясь размять затёкшие руки.

– Потом Илпек будет торговаться с шоно.

– Ты не поможешь мне бежать?