Хозяйка проклятой деревни

Я села рядом в ужасе от увиденного. Трудно представить, что у красивого сильного адмирала такое тяжелое прошлое. Мне было стыдно, будто я без спроса заглянула в его душу. Я этого не хотела, скорее всего, это проделки артефакта. Оставалось только удивляться тому, что Илидан оставил меня в живых после покушения на его жизнь. С таким прошлым любой бы озлобился и карал, не задумываясь, а у меня не было ни одного весомого доказательства моей невиновности.

– Много лет назад дети запускали над этим озером бумажных драконов и верили, что это исполнит их мечты, – неожиданно улыбнулся Илидан.

– А ты запускал когда-нибудь?

– Нет…

Я достала старую тетрадь из корзинки, вырвала пару листов и протянула адмиралу:

– Давай и мы запустим. Научишь?

Он взял бумагу, быстро и ловко сложил фигурку, пальцы бережно расправили крылья бумажного змея.

– Жалкое подобие, – усмехнулся Илидан и протянул фигурку мне. – Настоящие драконы не нуждаются в бумажных крыльях.

– Зато их можно отпустить, не боясь, что они сожгут мир, – я запустила дракона в воздух. Ветер подхватил его, унося к облакам.

Илидан наблюдал, пока точка не исчезла за деревьями. Потом аккуратно сложил второго дракона, но не отпустил, вертел в руках.

– Вот так, – он вложил мне в ладонь бумажную фигурку – дракона с изогнутой шеей, будто заглядывающего в душу. – Это... чтобы помнила.

– Помнить что? – прошептала я.

– Что даже у монстров есть своя правда, – он встал и прошелся вдоль пересохшего озера.

Может, любовь начинается именно так – с недоговоренностей, что жгут сильнее любых признаний? С обещаний, спрятанных в молчании. И с бумажных драконов, что становятся оберегами для сердец, которые еще учатся доверять.

Я достала из кармана флакон с золотистой пыльцой – порошок из волшебных трав с львиной долей сантаны.

– Это «дыхание листопада». Оживляет мертвое, – рассыпала пыльцу над пересохшим источником. – Не знаю, сработает ли…

И потянулась к своей силе мага погоды. Да, родник это не погода, но все же вода, вдруг сработает?

Поверхность земли вздохнула, задрожала, и наружу вырвалась тонкая, но сильная струйка воды. Тьма отпрыгнула в сторону и зашипела, выгнула спину и вся распушилась, стала похожа на маленького демодрила.

Илидан засмеялся. Настоящим, глубинным смехом, от которого мурашки побежали по коже.

Мы обедали под пение дроздов, его колено иногда касалось моего. Когда он смеялся над историей про Тьму, укравшую носок у Зена, я вдруг поняла – этот смех стал моим новым зельем, опьяняющим и опасным.

Солнце пекло спину, пока мы поднимались к старой часовне на холме. Илидан шел впереди. Я знала, зачем он выбрал это место – отсюда видна вся долина с ее шрамами и возрождением.

– Здесь, – он остановился у каменной арки, поросшей диким виноградом. – Дигеста говорила, что драконы когда-то молились звездам.

– А ты? – спросила я, касаясь резных символов на камне.

– Я молюсь мечу, – Илидан усмехнулся, но тут же смягчился, увидев мое выражение. – Шучу. Драконы не молятся. Они… помнят.

Тьма прыгнула на обвалившуюся колонну, ловя солнечных зайчиков. Илидан наблюдал за ней, а я наблюдала за ним – за тем, как мышцы шеи напрягаются, когда он поворачивает голову, за тенью ресниц на щеках.

– В детстве я часто прятался тут от людей. Иногда жил здесь по несколько дней.

– И мать не искала тебя? – спросила я, пораженная тем, насколько женщина может быть жестокой к собственному сыну.

– Нет. Зачем бы? Разве чтобы было на ком выместить злость.

– Она жива?

– Умерла. В одиночестве. Как того и заслуживала.

– А что же твой отец?

– Ему не нужен был сын-полукровка. Он признает только чистокровных наследников, – дракон сверкнул на меня серыми глазами из-под сдвинутых бровей. – Но хватит ворошить мое прошлое – я не для того позвал тебя гулять. Кто же твои родители?

Я тяжело вздохнула – только бы не разреветься:

– Они лучшие родители на Земле. Они отдали мне всю любовь, что могли и еще немножко больше. У меня было самое прекрасное детство, о таком можно только мечтать…

– На Земле? Это так что ли называется твой мир?

– Да, Земля. И на ней нет ни капли магии. Можешь себе представить?

– С трудом.

Илидан хотел войти в полуразвалившуюся часовню, я направилась за ним. Но не успел дракон сделать шаг, как Тьма, гоняясь за ящерицей, врезалась ему в ноги. Мы рухнули на мягкий мох, его тело придавило меня на мгновение – достаточно, чтобы я почувствовала жар кожи сквозь ткань.

– Прости, – он попытался подняться, но я ухватилась за его рубаху.

– Подожди, – мое дыхание сплелось с его. – Посмотри.Над нами, в ветвях, висели сотни светлячков – синих, как глубокое озеро. Днем они спали. Илидан замер, его глаза отражали мерцание, словно сам стал частью магии.

– Они приходят сюда каждое лето, – прошептала я. – Тантан говорит, это души тех, кто потерялся в прорывах.

Адмирал перевернулся на бок, опираясь на локоть. Наши лица оказались в сантиметре друг от друга.

– Ты все превращаешь в поэзию, – его дыхание опалило губы.

– Ты все – в битву, – парировала я, но беззлобно.

– Я не превращал. Только отбивался. Потому что нежеланный, потому что полукровка. За то, что не смог превратиться в дракона по приказу…

– Она ошиблась, – прошептала я, понимая, что он говорит о матери. – Ты стал сильнее, чем любой дракон.

– Ненавижу эту деревню, – коротко сказал Илидан и откинулся на спину.

Мы лежали так, пока светлячки не поднялись в воздух, унося с собой наши невысказанные слова. Иногда молчание громче любых слов. Иногда обещание – это просто дыхание в тишине, которое не смеет назвать себя надеждой.

Тень часовни падала на нас, как вуаль, когда мы возвращались к пересохшему озеру. Илидан шел чуть позади, его шаги сливались с шелестом листьев. В руке я сжимала бумажного дракона – того самого, с изогнутой шеей. Он казался хрупким, почти живым под лучами Яферы.

У развилки, где одна дорога вела к мерцающим огням таверны «Дохлый гусь», а другая – к теплому свету окон моей фермы, мы остановились. Прохладный вечерний ветер шевелил пряди темных волос Илидана. Он смотрел куда-то вдаль, на темнеющий лес. Между нами повисла неловкая тишина.