Хозяйка проклятой деревни

– Отец говорил, что в рудниках живет удача, – Зен провел ладонью по мшистому камню у входа. На нем виднелись едва различимые буквы: «Шахта №7.». – Главное найти ту самую жилу.

– А мы найдем? – спросила я, поправляя повязку на волосах. Утренний ветер с гор щипал щеки.

– У тебя же нюх на прибыль, – ухмыльнулся Зен. – Иначе зачем вложилась в эту развалину?

– Нюх? – фыркнула я, поднимая фонарь. Свет выхватил из темноты лежни, поросшие грибком. – Мне понравилось название. «Адильские серебряные жилы». Звучит… поэтично.

Пригар фыркнул, плюнув в сторону. Его руки, обмотанные тряпками, дрожали, пока он возился с цепями.

– Поэзия не накормит, – пробурчал он. – А вот серебро – да. Если сумеем его найти.

Зен бросил в него камушком:

– Не ныть. Ты же сам клялся, что умеешь обращаться с ретортами.

– Умел. Лет двадцать назад.

Я вошла в шахту первой. Темнота обнимала, как старый враг. Фонарь выхватывал стены, исчерченные кирками, обвалившиеся балки. Где-то капала вода.

– Видишь? – Зен указал на груду камней с блеклой синей полосой. – Это кобальт. Значит, серебро где-то рядом.

– И яд в придачу, – добавил Пригар, стаскивая с телеги мешки. – Красиво красным светится.

Пригар подразумевал киноварь, она ядовита, так как содержит ртуть.

Шахта зияла черным ртом в скале, изрыгая запах сырости и старой меди. Пригар, прислонившись к тачке с инструментами, курил самокрутку. Его лицо, изрезанное морщинами глубже, чем штреки в этой горе, кривилось в усмешке:

– Ну что, хозяева, начинаем оживлять покойничка?

Дни пролетали в работе. Мы расчищали тоннели, чинили лебедки, а по вечерам, сидя у костра, Зен рисовал схемы амальгамации. Его пальцы, грубые от работы, ловко выводили линии реторт и конденсаторов.

– Отец плавил так, – он тыкал в чертеж обугленной палкой. – Ртуть растворяет серебро, потом мы выпариваем…

– И получаем чистый металл, – закончила я, попивая сладкий травяной отвар. – Если не взорвемся.

– Не взорвемся, – Зен улыбнулся впервые за день. – Я же здесь.

Пригар храпел у камней, укрывшись мешковиной. Зен замолчал, глядя на огонь.

– Ты почему доверила это мне? – спросил он вдруг. – Рудник. Ты же могла нанять кого-то получше.

Пламя трещало, выгрызая звезды из углей. Где-то вдалеке завыл ветер.

– Потому что ты веришь, что здесь еще есть жизнь, – ответила я, кивая на шахту. – А не только камень.

Зен хмыкнул, но не стал спорить.

На третий день мы нашли первую жилу.

– Смотри! – Пригар, обычно угрюмый, закричал, как мальчишка. Его кирка звякнула о стену, и отколовшийся камень брызнул бледным блеском.

Серебро. Небогатая прожилка, но настоящая. Зен прижал ладонь к холодному металлу, закрыв глаза:

– Отец… ты был прав.

Мы праздновали у костра с жареным мясом и вином из деревни. Даже Пригар разговорился, вспоминая о юности.

Костер трещал, вырывая из темноты наши лица – Зена, Пригара, мое. Пламя лизало ветки, отбрасывая танцующие тени на скалы. Зен сидел слишком близко, его колено в потертых штанах касалось моего. Нарочно? Случайно? Он наклонился, и запах дымного вина смешался с ароматом сосновых шишек, что горели вместо дров.

– Эй, – его голос, еще не огрубевший до конца, прозвучал нарочито глубже. Пальцы, перемазанные сажей, вертели ветку. – Ты сегодня молчишь, как эта шахта.

Он пытался шутить, но взгляд его – тяжелый, медного оттенка, как руда в свете фонарей – выдавал напряжение. Семнадцать лет. Широкие плечи, которые он все расправлял, когда думал, что я смотрю. Руки, привыкшие к тяжелому труду, но дрогнувшие сейчас, когда он протянул мне флягу.

– Просто устала, – соврала я, отпивая. Вино обожгло горло.

Зен не отводил глаз. Он изучал меня так, будто пытался разгадать рунический шифр, – пристально, с упрямой наивностью юности. Его нога чуть сильнее прижалась к моей.

– Ты ждешь, что он вернется. Илидан.

Сердце рухнуло в желудок, будто сорвавшись с обрыва. Пригар, сидевший напротив, замер с самокруткой на полуслове.

– Не… – начала я, но Зен перебил, швырнув ветку в огонь. Искры взметнулись к звездам, осыпаясь пеплом на его куртку.

– Не ври. – Его челюсть дернулась. – Деревня шепчется. Говорят, он свяжется с троганами. И ты… – голос сорвался, выдавил: – Ты веришь ему больше, чем нам?

«Нам». Не «мне». Умный мальчик. Прячет свое «я» за общим. Но его рука легла на мою – на мгновение, будто оправдываясь: случайно.

– Это неправда! – вырвалось резко, эхо ударило о скалы. Пригар присвистнул, делая вид, что копается в котомке.

Зен отстранился, словно обжегшись. Встал так резко, что чуть не опрокинул флягу.

– Ладно. Не мое дело. – Он отряхнул штаны, избегая моего взгляда.

В профиль он казался старше – тень от скулы, упрямый подбородок.

– Но если он тебе дорог… – Голос дрогнул, выдавил. – Завтра рано вставать.

Он ушел, ломая кусты на пути, будто мстил им за что-то. Пригар выдохнул дым колечком:

– Парень-то запал. Видать, впервые сердце прищемило.

Я не ответила. Зен исчез в темноте, но его взгляд все еще жег кожу. Слишком молод. Слишком… простой. Не тот, чьи руки пахнут сталью и тайнами, чьи слова обжигают, как магия.

– Он бы тебя защищал, – словно прочел мои мысли Пригар. – Строил бы дом. Рожали бы детей. Скучно, зато безопасно.

– Он еще ребенок, – прошептала я, наблюдая, как Зен вдалеке бьет кулаком по сосне. Он пытался быть взрослым. Статным. Решительным. Но когда обернулся, и лунный свет упал на его лицо, я увидела мальчишку, который до сих пор прячет под подушкой нож, чтобы «защищаться от троганов».

А Илидан… Илидан даже не спрашивал, хочу ли я защиты. Он просто был. Как гроза, которая не просит разрешения, чтобы разразиться. Зен был солнечным днем после дождя – ясным, простым, предсказуемым. А я тонула в сумерках, где даже звезды лгали.

Глава 24

Артефакт проклятия все еще лежал запертый в ящике кухонного стола, но это ничуть не мешало ему что-то делать со мной. Я чувствовала, как внутри бурлит магия, она текла по жилам и потоки становились с каждым днем сильнее.

Тепло разливалось по венам, сладкой истомой окутывая каждую клеточку тела. Это было похоже на глоток горячего шоколада в морозный день, на ласковые лучи солнца после долгой зимы. Магия наполняла чувством невероятной силы и эйфории. Она вибрировала под кожей, словно крылья бабочки, готовой вот-вот взлететь. Кажется, я даже начала светиться изнутри, ощущая, как по щекам растекается приятный румянец. Артефакт был похож на запретный плод, манящий своей тайной.