Хозяйка старой пасеки 2

— Проводить вас, Кирилл Аркадьевич? Магическое истощение…

— Не в первый и не в последний раз, — отрезал тот. — С вашего позволения.

Я нырнула в кровать, но, едва начала проваливаться в сон, по щеке пробежал сквозняк. Что опять?

— Глаша, ты спишь?

Не дожидаясь моего ответа, Варенька продолжила:

— Послушай! Напрасно жизнь в деревне казалась мне скучной! Сегодня ночью мне довелось услышать о примере подлинного героизма, какой не встретишь и в самых захватывающих романах…

Я накрыла голову подушкой. Полкан, свернувшийся у меня в ногах, заворчал. Вареньку это не смутило.

— Под светом полной луны, серебрившей луг, разыгралась настоящая драма. Представь огромного медведя — не того дрессированного бедолагу, что танцует на ярмарках, а дикого лесного исполина! — и двух благородных мужчин, ставших между зверем и беззащитной барышней. Ах, если бы ты могла видеть, как луна серебрила их фигуры, ты бы не смогла оторвать от них глаз! Два истинных героя, и никаких рыцарских доспехов — только отвага и благородство души…

Не выдержав, я запустила в нее подушкой.

— Если ты сейчас же не уснешь, я нажалуюсь на тебя кузену.

Полкан подтверждающе гавкнул.

— Как тяжела жизнь истинного творца! — Графиня подхватила подушку и прижала ее к груди, запрокинув голову жестом поэтессы. — Вдохновение терзает днем и ночью, не давая покоя, а окружающие, закоснев в повседневных заботах… — Она бросила в меня пуховый снаряд. — … подушками кидаются.

Полкан опять гавкнул.

— Вот! Даже пес гонит меня прочь, неспособный ни оценить мой талант, ни проявить сочувствие… — Однако в ее голосе уже слышался едва сдерживаемый смех.

Не дожидаясь, пока я снова рявкну, Варя тихонько притворила двери, но я успела услышать:

— Катенька умрет от зависти!

Когда я проснулась, понять, сколько времени, оказалось невозможно: шторы по-прежнему плотно закрывали окно. Я прислушалась. Дом был тих, но это само по себе ничего не значило: вчера (или сегодня) все легли поздно.

Приоткрылась дверь, я подняла голову. Стеша. Девушка поклонилась. Протараторила, будто школьница вызубренный стишок:

— Его сиятельство граф Стрельцов просили передать, что если вы уже встали, то он будет рад разделить с вами утренний кофий в столовой.

Я улыбнулась ее интонации и тут же подскочила. Кофе! Полцарства за кофе!

— Передай его сиятельству мою искреннюю благодарность. Я буду через четверть часа.

Привести себя в порядок получилось даже быстрее. Все же есть своя прелесть в восемнадцати годах. В своем настоящем возрасте после такой ночки я бы шарахнулась от зеркала, испугавшись отражения. А сейчас мое состояние выдавали только легкая бледность и синева под глазами, хотя самой мне казалось, будто вместо головы у меня тяжелый и пустой чугунок. Вся надежда на кофе.

Стрельцов улыбнулся мне, когда я вошла в столовую, и я не удержалась от ответной улыбки, будто и не было ночной ссоры. На чайном столике горела спиртовка, над которой стояла медная джезва. В воздухе висел густой аромат кофе.

— Где вы раздобыли такое сокровище? — не удержалась я.

— Привез из Скалистого края.

— Я о кофе.

— Гришин привез из Больших Комаров вместе с моими вещами.

— Похоже, ему цены нет, вашему Гришину. — Я жестом предложила ему сесть, сама опускаясь за стол.

— Совершенно верно. К сожалению, его жалование по общему штату присутственных мест не так велико, как он заслуживает.

— Еще и бескорыстен? — не поверила я.

— Я предпочел не проверять, а просто платить столько, сколько он заслуживает, по моему мнению.

— Умно. Получается, он предан лично вам?

— Гришин — честный человек, верный слуга государыни, каким и полагается быть на его должности.

— Простите, я не хотела обидеть ни его, ни вас.

— Вы не обидели. — Его улыбка казалась искренней.

— Надеюсь.

— Сегодня я отправлю его в деревню поразузнавать. А завтра он поедет с нами кучером.

Я хотела было возмутиться, но опомнилась. Сажать Нелидова на козлы — напомнить ему об «унизительном» положении. Граф — раз уж со вчерашнего дня не забыл, не передумает — тоже сам едва ли возьмется за вожжи. Остается только Герасим, но доски сейчас не менее важны, чем поездка.

Стрельцов разлил кофе. Я вдохнула аромат, смешавшийся с запахами белого хлеба, масла и меда, которые Стеша по моей просьбе принесла к столу. Словно снова оказалась у деда в деревне, когда немудреное лакомство — намазанный маслом и медом ломоть хлеба — казалось вкуснее любого пирожного.

Хотя граф наверняка привык к другому.

— Прошу прощения, что не могу дополнить ваше роскошное угощение чем-то соответствующим.

— Гостю дорога хозяйская честь, а не достаток. — Он поставил передо мной чашку. — И, поверьте, ваше общество компенсировало бы даже заплесневелый хлеб.

Как-то так он это сказал, что у меня дрогнули пальцы. Чашечка кофе звякнула о блюдце, но, к счастью, я ее не выронила, разве что поставила на стол чуть резче, чем стоило бы.

Стрельцов будто и не заметил моей неловкости.

— Однако вы напрасно преуменьшаете свое гостеприимство. Это, — он начал намазывать хлеб маслом, — совсем не скромное лакомство. К тому же чистый и настоящий вкус, как сейчас, оттеняет кофе куда лучше замысловатых творений ильинских кондитеров.

— Поверю вам. Иногда для счастья действительно достаточно довольно простых вещей. Вроде отличного кофе или приятной компании.

Кофе или компания были причиной того, что мне захотелось улыбаться, всего лишь от утра, и солнца, и радости жизни? Даже про недосып забыла, хотя кофе так быстро подействовать не мог.

— Умение радоваться самым простым вещам — редкий дар, Глафира Андреевна. Он есть у детей, но, взрослея, мы теряем его. Вы бы хотели вернуться в детство?

— Нет, — вырвалось у меня прежде, чем я успела задуматься.

На его лице отразилось удивление, и я решила объяснить.

— То счастье, о котором мы говорим, — счастье быть живым… вы понимаете, о чем я?

— Лучше, чем вы думаете.

Да, пожалуй, учитывая его прошлое.

— … оно доступно мне и сейчас. И многое из детства я вспоминаю с теплом и благодарностью. Но сейчас я могу сама решать, как мне жить и что делать, а ребенок полностью зависит от воли взрослых.