Храм Василия Блаженного
Шрифт:
– А солдат, который в подвале гранату бросил, он был наш?
– Там не было чужих. Там были люди с оружием, и люди без оружия.
– Но там же был твой папа! И он воевал, - не очень уверенно вставил Сергей.
– Там были еще мои бабушка и дедушка, моя мама, я, а еще все наши соседи по дому: чеченцы и русские. Они не воевали, они сидели в подвале... Я никогда не буду воевать, никогда ни в кого не буду стрелять...
Тарас Миронович грузно опустился на корточки возле Олега. И когда голова мальчика оказалась на уровне глаз участкового, тот даже губу прикусил: мальчик был не белокур, а абсолютно
– Ты прости меня, старого дурня, - с трудом прокашлявшись, обратился к нему участковый.
– Не всегда все сразу понимаешь, можно жизнь прожить, и то не все поймешь. Ты прости, брат, если я что не так сказал. Ты настоящий мужчина.
Он хотел погладить Олега по голове, но остановился, взял у мальчика из руки ножик, аккуратно положил его рядом и положил ладошку мальчика на свою широкую, как сковородка, ладонь. Осторожно пожал, задержав с уважением.
Олег засмущался и сказал:
– Вы меня совсем и не обидели. А бинокль, пожалуйста, берите, мне нисколечко не жалко, только поосторожнее, он отцовский...
– Ну, конечно!
– отозвался Сергей, бережно взяв бинокль.
– Куда смотреть-то? Где он, Васька?
– спросил у мальчишек участковый, забрав бинокль у сына, не обращая внимания на изображенное им лицом возмущение такой несправедливостью.
– Вооон, напротив, горка, немного повыше, там, за кустами он, там полянка, вот там и веревка, и все остальное.
– Как же вы его сквозь кусты увидели?
– рассердился Тарас Миронович, безуспешно пытаясь рассмотреть хоть что-то на соседней горке, которую по склонам покрывал густой кустарник.
– А вы неправильно смотрите, дядя Тарас, - выпалил Колька.
– Как это так - неправильно?!
– даже присел участковый.
– Я что, с другого конца в бинокль смотрю, что ли?!
– Смотрите вы в бинокль правильно, с правильного конца, только так вы все одно ничего не увидите, - пояснил Колька.
– Смотреть нужно вон с того дуба, мы оттуда смотрели, больше ни с какого дерева не видно, а снизу тем более.
– Откуда?!
– ахнул участковый, задрав голову и уронив при этом фуражку.
– Я что - белка, что ли?! Вы что - издеваетесь надо мной?
– Нет, дяденька Тарас Миронович, - вступился Петька.
– Только мы все оттуда смотрели, Колька правду говорит.
И грязный, исцарапанный палец его указал вверх, куда-то почти на макушку высоченного дуба.
– Тааак...
– печально и задумчиво протянул участковый, внимательно оглядывая своих сыновей.
– Надо лезть, - твердо заявил Сергей.
– Надо!
– сурово и решительно поддержал его Григорий.
– Молодцы!
– обрадовался отец.
– Правильно обстановку понимаете! Кто полезет?
– Я думаю, что полезет тот, у кого бинокль, - сказал, отводя глаза в сторону, мстительный Григорий.
– Там, наверху, удивительно подходящее место для наблюдательного полета... Тьфу ты! Я хотел сказать: для наблюдательного пункта.
Тарас Миронович укоризненно покачал головой и с надеждой повернулся к Сергею.
– У меня завтра экзамены в школе милиции, - быстро ответил тот, стараясь не смотреть отцу в печальные глаза.
– При чем тут экзамен?!
– выкрикнул разгневанный Тарас Миронович. Ты что там, на дереве, до завтра сидеть будешь?!
– Экзамен тут
при том, - ответил рассудительно Сергей, - что если я полезу на этот дуб, то вряд ли я попаду завтра на экзамен.– И не только на экзамен, - вставил Григорий.
– Тааак!
– демонстративно сбрасывая на траву фуражку, и расстегивая китель, протянул Тарас Миронович.
– Значит, получается так, что лезть придется мне? Я правильно понимаю?
– Что поделать!
– притворно посочувствовал Григорий.
– Должность у тебя, батя, такая.
– Ты что, хочешь сказать, что у меня должность - по деревьям лазить?
– Да что ты!
– округлил глаза Григорий.
– Конечно же, нет! Просто по старшинству звания ты должен подавать личный пример младшему составу вверенного тебе подразделения милиции. А состав, то есть мы с Сережкой, должны смотреть и учиться, овладевать, так сказать, премудростями службы.
– Да? Учиться, говоришь? В детстве, как я помню, вы по деревьям шныряли без всяких примеров и обучения, даже стаскивать приходилось.
– Где это время?
– грустно вздохнул Сергей.
– Потом ведь стаскивали, жестоко подавленная инициатива впоследствии приводит к бездействию и безынициативности.
– И потом, отец, ты очень узко трактуешь. Надо смотреть на вопрос шире, тогда все сразу встанет на свои места, - резонерствовал Григорий.
– В чем, собственно, у нас проблема?
– В чем?
– с некоторой надеждой спросил отец, снявший уже китель, форменную рубашку и стягивавший сапог.
– Проблема в том, - продолжил свои теоретические изыскания Григорий, - что надо не просто залезть на дерево. Залезть на дерево - это и обезьяна сможет. Но старший участковый инспектор - это вам не обезьяна, не мартышка какая-то там. Старший участковый инспектор - это...
Он посмотрел на отца, стоявшего перед ним в одном сапоге, второй он держал в руках, широкоплечего, в майке, с буграми мышц, буйной порослью на плечах и груди, с волосатыми, могучими ручищами, да к тому же стоял он, подавшись вперед, разведя руки в стороны, подвернув чуть внутрь пудовые кулаки...
Сергей, что-то представив себе, не удержался и фыркнул, а Григорий, поняв, что рискует ляпнуть лишнее, торопливо закончил:
– Старший участковый инспектор - это старший участковый инспектор, товарищ Сергей Тарасович Пасько, а не хиханьки. И в отличие от глупой обезьяны, которая лезет на дерево исключительно за бананами и за всякой другой ерундой и глупостью, нужной ей для удовлетворения собственных потребностей, старший участковый инспектор лезет на дерево исключительно для того лишь, чтобы сверху правильно оценить обстановку, дать соответствующие указания младшему составу, и при необходимости осуществить сверху общее руководство...
– Я что же, по-твоему, на год туда лезу?! Или ты предлагаешь мне навсегда там поселиться и оттуда руководить?
– Да нет, почему? Навсегда не надо. Только на время проведения операции.
– Ладно, сынки, дома поговорим!
Стащив второй сапог, участковый в майке и галифе, босиком, подошел к дереву. Распаляясь, шел он очень уверенно. Подойдя к дереву, поплевал деловито на ладони и решительно взялся за нижний сук. Но глянул наверх, как-то сник, завздыхал, засопел, косясь с надеждой на сыновей.