Хранительница. Памятью проклятые

Низкий, холодящий душу рык повторился, вслед за ним раздался странный, шипящий свист, тонкий клекот и звенящая тишина. Тишину сменил истошный звон цепей, под который лярва и рвал на части вяло отбивающегося проклятого. Разбрызгивая вокруг себя подрагивающую, быстро тающую, упругую жижу, нечистый с остервенением уничтожал своего врага.

— Знаешь, в этом есть определенный плюс, — хрипло заметил Илья, как и я, с нездоровым любопытством наблюдая за сражением, — заковывать их обратно уже не понадобится, так как нечего будет заковывать. Лярва их просто растерзает.

— Угу, — тихо гукнула я, дрожащими пальцами прижимая к себе Влада. Тяжелая голова удачно устроилась на моем плече, позволяя удобно перехватить безвольное тело поперек груди. Я чувствовала, как его свисающая рука касается моей щиколотки, но не могла пошевелиться, чтобы ее поднять.

Поверить в то, что вот это чудище, с такой яростью рвущее на части проклятого, и есть тот самый городовой, которого я как-то поила чаем на кухне, с которым я спорила и на которого кричала… который не умеет утешать и вроде как даже боится слез… это все он — Влад, у меня не получалось.

— Теперь мне точно будут сниться кошмары, — простонала я.

По ощущениям, прошло несколько часов, на деле же сражение длилось едва ли больше минуты.

Коварное желе, поджидавшее нас между зданиями, услышав призыв своего товарища, вытянулось в долговязую фигуру и скачками направилось в сторону дерущихся.

Лярва, увлеченный потрошением врага, второго проклятого, дальновидно не звенящего цепями, попросту не замечал.

— Сзади! — взвизгнула я, запоздало испугавшись, что он меня не услышит.

Услышал. Ушел с траектории удара, отшвырнул останки едва шевелящегося проклятого в сторону, подняв тучу брызг, и обернулся к новому противнику.

Я была права, глаза у него действительно горели белым светом… и морда вместо лица, похожая на маску хищного зверя, лишь отдаленно напоминающая человеческие черты.

— Силен, зараза, — с восхищением прокомментировал Илья, когда лярва шагнул к проклятому.

Дождь постепенно стихал, серая пелена истончалась, делая темные фигуры ярче, отчетливей и вопреки всему еще нереальней.

Завороженная, я смотрела на то, что столько времени пряталось в теле Влада. Как давно он заменил настоящего городового? Почему никто не заметил подмены? Неужели такое возможно?

Мысли о том, что лярва мог поселиться в теле раньше, чем его сделали городовым, у меня даже не возникло.

Как и у составителей бестиария, что я читала, не могло появиться сомнений в том, что подселенец не осмелится занять тело нечистого. Жертвами всегда должны были становиться люди… Только для одичавшей нечисти, конечно, закон не писан.

Путаясь в мыслях и чувствах, я напрочь забыла о третьем проклятом. Вот только он обо мне, к сожалению, не забыл.

Пока лярва терзал свою новую жертву, озверев еще сильнее, после того, как проклятый попытался дать отпор и вспорол тому бок, отчего теперь из мощного тела тонкой дымной струйкой выходили силы, последний из оставшихся в живых нечистых подкрался к нашей машине, никем не замеченный.

Лапа, сжавшая мою шею и дернувшая меня назад, больно впечатав затылком в стекло, оказалась очень неприятной неожиданностью. Браслет на запястье — подарок Влада, о котором я уже давно успела забыть, разогрелся, обжигая кожу. Так из него выходила сила, защищая меня и не давая проклятому сжать лапу достаточно сильно, чтобы просто сломать мне шею или придушить.

Полузадушено кудахтнув, я привлекла внимание Ильи, упрямо не выпуская из рук Влада.

— Твою ж мать! — выдохнул Илья. Извернувшись в кресле, он несильно хлопнул по лапе. Та вздрогнула и слегка разжалась, но отпустить меня совсем даже не подумала. Все же, у Ильи почти не осталось сил, и повторить фокус Влада ему не удалось. Но выиграть для меня несколько секунд вышло.

Набрав в грудь воздуха, я взвизгнула, очень надеясь быть услышанной:

— Влад!

Илья, прочувствованно матерясь, пытался завести машину, чтобы если и не сбросить нечистого, то хотя бы раскатать по стене. В его кровавых мечтах проклятого размазывало по углу торгового центра, а нам на память оставалась его лапа. Лапа, в которую я отчаянно вцепилась, когда одна из бусин лопнула, и хватка стала крепче. Не рассчитана была эта защита на сопротивление такой мощи.

Машина же, от столь близкого присутствия сильной нечисти, стояла как мертвая, как бы говоря, что рядом с проклятыми не только телефоны работать отказываются, но и вся остальная техника.

Меня еще раз попытались протащить через стекло или оглушить — не важно, важно было другое.

Лярва меня услышал. Понял и теперь спешил к нам резкими, широкими скачками, за несколько секунд покрыв разделяющее нас расстояние.

Только увидев, как легко и естественно он передвигается на четвереньках, я поняла, что еще меня смущало в его чуть сутулой фигуре — непропорционально длинные руки. Конечно, на фоне проклятых это не так сильно бросалось в глаза, но все же странно было осознавать, что домовой — монстр, который меня чуть не сожрал, внешне больше похож на человека, чем тот, кто сейчас защищает.

Меня еще разочек впечатали головой в стекло, выбивая ненужные мысли.

И правда, что это я? Меня тут слегка придушили и пытаются моей же головой стекло выбить, а я своим спасителем любуюсь…

Лярва оттолкнулся от земли резко, всеми конечностями, легко взлетел в воздух, оставив после себя полупрозрачный дымный шлейф — рана, нанесенная когтями проклятого, еще не затянулась.

Невольно подняв взгляд, я смогла увидеть, в какое именно мгновение крыша машины обзавелась увесистой вмятиной. Сверху внушительно грохнуло, нас качнуло, потом был только скрежет когтей по железу, первые неуверенные позвякивания цепей, и я получила свободу.

Слегка придушенная и конкретно неадекватная, я забыла, что надо бояться, и до хруста вывернула шею, жадно глядя на сражающуюся нечисть.

Вот только там, позади никто не дрался. Лярва прижал проклятого к асфальту, вжимая одной рукой его голову в лужу, другой удерживал его за плечо и… ел.

Мне хотелось воды и поплакать. А еще зажмуриться и ничего этого не видеть.

Илья молчал, он больше не пытался завести машину, просто сидел и смотрел на жутковатый пир. Проклятый под лярвой дергался, жалобно звенели цепи, но прийти ему на помощь было некому. Один из порванных нечистых уже почти растворился в луже, второй был куда целее своего товарища и даже пытался ползти. Ко мне.

Дурак, лучше бы спасался…

— Упертые, — хмыкнул Илья, тоже заметивший маневр раненого.

Разделался лярва с тремя страшными проклятыми, державшими меня в страхе несколько дней, за неполные семь минут.

Ползущего ко мне самоубийцу он добивал с особенным удовольствием, кажется, именно этот несчастный посмел его ранить.

Дождь совсем закончился, в луже впереди нас лопались черные пузырьки — последнее, что осталось от двух проклятых. Позади не осталось почти ничего, кроме темных разводов, которые в скором времени должны были смыться водой.