Хребет Индиго

— Он был настолько нормальным, что я подумал, может быть, я раздуваю из мухи слона. Может быть, я зашел слишком далеко. Но...

— Это не так.

Я покачал головой.

— Что-то должно измениться.

И либо мой отец будет настаивать на этих переменах, либо я должен буду сделать это сам.

— Мне жаль, — прошептала Уинн, опустив поцелуй на мое плечо.

Я повернулся и взял ее лицо в свои руки. Эти глаза цвета индиго впились в меня. Они видели страхи. Сомнения. Разочарование. Они дали мне место, куда я мог все это выложить. Место, где можно просто... быть настоящим.

Она сказала мне этим утром, что я несу бремя. Так и есть. Но здесь, в этот момент, она была рядом, чтобы помочь разделить груз.

Я поцеловал ее в губы, затем помог ей подняться на ноги.

— От нас пахнет дымом.

Взяв ее руку в свою, я повел ее в дом и прямо в ванную, где включил душ. Мы разделись до грязной одежды и встали под струю, как два человека, которые принимали душ вместе сотни раз. Легко. Комфортно. И пока мыло каскадом стекало по нашим телам, запах костра и стресс моей семьи улетучились.

Мои руки нашли влажную кожу Уинн в то же время, когда ее губы нашли мои. Желание к ней вихрилось вместе с паром, и когда я поднял ее на руки, прижимая спиной к кафельной стене, чтобы погрузиться в ее шелковистое тепло, все остальное в мире не имело значения.

Ни драма. Ни семья. Ни огонь.

Только Уинн.

Мы кончали вместе с дрожащими конечностями и исступленными стонами, задерживаясь, пока вода не остыла.

Она зевнула, когда я протянул ей свежее полотенце.

— Устала?

— Всё нормально.

— Хочешь попробовать поспать? — потому что я и сам не прочь вздремнуть. Казалось, что наш разговор в кресле-качалке состоялся несколько дней назад, а не часов.

— Я не знаю, — она встретила мой взгляд в зеркале, и страх, скрывавшийся за ним, был подобен удару по нутру.

Я подошел ближе и взял ее лицо в свои руки, мои пальцы пробирались сквозь мокрые пряди волос у ее висков.

— Я буду обнимать тебя. Если тебе приснится кошмар, я не отпущу тебя.

Ее тело обмякло, и она уткнулась лбом в мою грудь.

— Хорошо.

Быстрым движением я поднял её, прижав к груди. Затем я отступил в спальню, уложил ее в не заправленную постель и задернул шторы.

Она заснула первой. Я не позволял себе заснуть, пока она не уснет. И пока я слушал ее ровное дыхание, я погрузился в сон вместе с ней.

Все глубже и глубже. Она тянула. Я следовал за ней.

Это произошло так естественно, это падение в Уинн. Как будто я был на короткой прогулке, и когда я оглянулся туда, откуда начал, вместо того чтобы проехать ярды, я проехал мили.

Все глубже и глубже, пока уже не было пути назад.

Я был увлечён этой женщиной.

Так, блять, сильно.

15. УИНСЛОУ

— Ты придешь сегодня вечером? — Гриффин был босиком, на одну ступеньку ниже, чем я, стоя на верхней ступеньке его крыльца. Он все еще был выше, но это давало мне более легкий доступ к его рту.

— Может быть, — я наклонилась и прижалась губами к его щетинистой щеке.

Его волосы были взъерошены, пряди торчали вверх под разными углами от того, что мои пальцы расчесывали их раньше.

Гриффин проснулся первым и пришел на кухню, чтобы сварить кофе. Вместо того чтобы позавтракать, он водрузил меня на стойку и стал пожирать.

Мой мужчина знал, как использовать свой язык.

— Хочешь, я приду к тебе? — спросил он.

— Посмотрим, как пройдет день, — моя собственная кровать была пустынна уже неделю. Я любила свой маленький домик, но и Гриффина я тоже любила.

Здесь, на ранчо, было спокойно. Безмятежно. Я не осознавала, насколько шумными были мои мысли, насколько шумной была моя жизнь — даже в моменты одиночества, — пока не приехала сюда, не провела несколько часов в кресле-качалке и не очистила свой разум.

Моя голова была забита делами и стрессом, связанными со станцией. Несмотря на все мои усилия подавить эти чувства, я беспокоилась о том, как вписаться в коллектив и о своей репутации.

Как только я въехала на ранчо «Иден», шум стих. Беспокойство исчезло. А может быть, дело было вовсе не в собственности, а в человеке, стоявшем на ступеньку ниже меня.

— Хорошего дня, — я поцеловала его на прощание.

— И тебе, — он оперся бедром о перила, его руки скрестились на широкой груди, когда он смотрел, как я спускаюсь по лестнице и направляюсь к машине.

Было рано, утренний воздух был свеж. Прогноз погоды обещал палящий день, и, заводя Durango, я пожалела, что не взяла еще один день выходного, чтобы насладиться летним солнцем.

Но нужно было работать, поэтому я вставила ключ в замок зажигания и отправилась в город.

Гриффин постирал мою одежду вчера, и, хотя я сомневалась, что кто-нибудь заметит, что я была в той же одежде, что и на Четвертом, я быстро заехала домой, чтобы убедиться, что квартиру не затопило, и сменить одежду на что-то свежее.

Когда я приехала в участок, смена уже закончилась. Сотрудники ночной смены, скорее всего, уже лежали в своих постелях, а я наполняла чашку кофе и осматривала тихий буфет. Теперь, когда Четвертое закончилось, нас сократили на несколько дней, чтобы дать всем отдохнуть.

Кроме меня. Я подавила стон при виде папок, разбросанных на моем столе, когда устроилась в своем кабинете. Я еще не заработала отпуск.

Одна папка всегда казалась самой верхней в стопке.

Лили Грин.

Я открыла ее, сверху лежала фотография ее смерти. Месяц назад эта фотография заставила меня содрогнуться. Но я смотрела на нее так долго, что теперь единственной эмоцией, которую я испытывала, была глубокая печаль.

— О, Лили.

Я перевернула ужасную фотографию на лицо, затем провела пальцем по краю фотографии под ней. Это было последнее селфи, которое она выложилаа в Instagram ко Дню памяти.

Лили Грин была красавицей, ее светлые волосы были похожи на пряди солнечного света. Ее улыбка была яркой, как звезды. Может быть, все это было иллюзией. Может, улыбка и сияющие глаза были фасадом, который она выставила на всеобщее обозрение.