Хребет Индиго

— Мои родители умерли пять лет назад, — одно предложение, и моя грудь горит.

— Моя мама упоминала что-то об этом на днях.

— Это было четвертого июля. Они ехали домой с вечеринки в доме друга в горах. Их сбила встречная машина. Водитель писал смс.

— Черт, — Гриффин прижался лбом к моему виску. — Мне жаль.

Я тяжело сглотнула, прогоняя боль.

— Я была первой офицером на месте происшествия.

Его тело замерло. Качание снова прекратилось.

— Это был мой последний год работы патрульным офицером. Я уже подала заявление на повышение, и мои родители были так рады, что я не буду так часто появляться на улицах. Когда звонок поступил на мой сканер, я просто... Я не могу описать это. У меня в животе образовалась яма, и я знала, что, когда я приеду туда, все будет плохо.

Плохо — это преуменьшение.

— Когда ты приехала туда, они были...

Мертвы.

— Да. Сначала я нашла другого водителя. Его выбросило из машины. Его тело лежало на центральной линии.

Кровь запеклась на его осунувшемся лице. Ему было всего восемнадцать. Ребенок. Трудно ненавидеть ребенка, но я справлялась с этим в течение пяти лет.

— Это было лобовое столкновение на скорости 60 км в час. Мои родители... — мой подбородок задрожал, и я закрыла глаза.

То, что люди говорили о том, что время лечит раны, было чушью. Никакое количество времени не помогло пережить ту ночь. Ни час. Ни день. Ни пять лет. Потому что каждый прошедший день — это день, который мы пропустили вместе.

Мама и папа были бы так горды, увидев меня в Куинси. Папа предупредил бы меня о веренице сплетен и сделал бы все возможное, чтобы оградить меня от них, как Грифф. Мама настаивала бы на посещении каждые выходные, пока мой дом не стал бы идеальным.

— Это то, что ты видишь во сне, — прошептал Гриффин.

Я кивнула.

Они оба были пристегнуты ремнями безопасности. Они были зажаты в своих креслах, их тела были разрушены после того, как их машина прокатилась шесть раз, упав на крышу.

— Глаза отца были открыты. Мама, она, ее тело... — мои глаза залило. Слова жгли слишком сильно. — Я не могу.

— Тебе и не нужно.

Я изучала деревья, несколько минут переводила дыхание, когда Гриф снова начал раскачивать нас.

— Они не страдали, — прошептала я. — Это была мгновенная смерть.

— Мне так жаль, Уинн.

Руки Гриффина сжались крепче, и когда по моей щеке потекла первая слеза, он просто держался. Он держался, пока я зарывалась лицом в его шею и плакала о людях, которых любила больше всего на свете.

Когда я взяла себя в руки, солнце уже поднялось над горными вершинами.

— Спасибо, что выслушал, — я вытерла щеки.

— В любое время.

— У тебя хорошо получается.

— Тренировался почти всю жизнь. У меня пять братьев и сестер.

— Нет, — я положила руку на его сердце. — Просто ты такой, какой есть.

Он поцеловал мои волосы, его руки не отпускали меня, пока мы оставались вместе в кресле.

— Что ты делаешь сегодня?

— У меня ничего не запланировано.

Сон. В какой-то момент мне придется попытаться заснуть.

Он поднял нас обоих, поставив меня на ноги. Затем он провел кончиком пальца по веснушкам на моем носу.

— Проведи день здесь.

Мы никогда не проводили день вместе. Это всегда было границей. И, как и все остальные, пересекать ее было так же естественно, как дышать.

— Хорошо.

14. ГРИФФИН

Одно утро, проведенное в кресле-качалке, и мир изменился. Как если бы вы отправились на прогулку и свернули с главного пути, чтобы посмотреть на все под другим углом, а потом обнаружили, что тропа, по которой вы ехали, была неполноценной во всех возможных отношениях.

Я почувствовал это впервые с этой женщиной.

Так охуенно.

Сдвиг произошел несколько недель назад. Или, может быть, это были небольшие повороты на пути. Вчера, во время ежегодных мероприятий в Куинси, я понял, насколько изменится жизнь с Уинн. Четвертое июля всегда было веселым. Занятно, но весело. Вот только я изо всех сил старался расслабиться и насладиться этим днем.

Большую часть времени я проводил в поисках ее, находя ее в толпе на различных мероприятиях. Когда я заметил ее на параде, когда она шла вверх и вниз по тротуарам, выражение ее лица было сосредоточенным и внимательным. Как только проехала уборочная машина, она исчезла, вероятно, вернулась на станцию, и мне стоило больших усилий не позвонить и не узнать, как дела.

Вместо этого я бросился помогать братьям и сестрам. Ноксу нужна была помощь в ресторане на время обеденного перерыва, поэтому я зашел в «Элоизу», чтобы завезти припасы. Столик пришлось ждать девяносто минут — и, похоже, не так уж много людей отказалось.

Я оставил Нокса суетиться на кухне, в его стихии и именно там, где он хотел быть, а затем направился в кофейню, потому что Лайла тоже была занята. Какой-то придурок засорил один из туалетов, и я его прочистил, а затем очистил переполненные мусорные баки.

В семье Иден все были заняты работой. Папа был на подхвате, бегая по городу в хозяйственный или продуктовый магазин за всем необходимым. Мама и Талия помогали Лайле за прилавком готовить кофе. Матео был в отеле, работая с Элоизой, чтобы убедиться, что о гостях позаботятся на все выходные.

В то время как люди уходили с главной улицы на ярмарочную площадь, моя семья успела собраться вместе. Мы собрались на обычных для нашей семьи местах — на родео. Кофейня была закрыта. Ресторан Нокса тоже был закрыт. Персонал отеля «Элоиза» дежурил, так что мы могли собраться вместе за несколькими кружками пива и хот-догами.

Родео в Куинси стало постоянной традицией, такой же, как Рождество или День благодарения. Это было одно из немногих событий, которые мы всегда старались посетить вместе, даже если для этого приходилось закрывать магазин. Вот только в тот вечер в окружении моей семьи не хватало какой-то частички.

Я не понимал до позднего вечера, когда, окинув взглядом арену и обнаружив Уинн у ограждения, понял, что эта недостающая часть — она.

Еще один сдвиг.

Она должна была быть рядом со мной, а не стоять одна.

Особенно не вчера.

Жаль, что я не знал о ее родителях. Возможно, вчера она работала весь день, чтобы отвлечься. Сегодня, если все, что я мог сделать, это отвлекать ее, то я буду ломать свою задницу, чтобы это произошло.

— Твой фен красивее моего. Возможно, мне придется его украсть, — сказала она, выходя в коридор из спальни.