Хроника лишних веков

– Ты, - Аттила навёл на меня перст указующий, - послан ко мне.
– И он перевёл перст на себя, в разинутый рот золотого льва, сочно вышитого на груди в виде большого медальона-фалеры.
– Ты нигде не нашел Мага Эона.

Он сделал жест, будто помешал небрежно рукой весь необъятный Хаос, кишевший вокруг его дворца.

– Это так, базилевс, - не дрогнув, ответил я.

– Теперь мы будем искать его вместе, - грозно выговаривая каждое слово, сказал Аттила.
– Сядь здесь.

И он посадил меня на раскладной табуретик, по правую руку.

– Стратег, ты привел ко мне верховного прорицателя, - сообщил он Демарату.

– Ты свое дело сделал.

Демарат склонил голову с эллинским достоинством... и словно подмигнул мне своим чистеньким большим пальцем правой ступни.

– Базилевс, я не уверен, что способен оправдать твое доверие, - блюдя должностную честность, признался я, когда шаги стратега стихли за дверями.

– Не твое дело оправдываться, - миролюбиво поморщился Аттила.
– Свою силу ты уже показал. Довольно. Раз-другой в год ты будешь говорить "да" или "нет". По желанию. Как подскажут тебе боги... Или брюхо.
– Тут он в самой величественной Зевсовой позе гулко пустил ветры.
– Так будет "да". Разумеешь, великий прорицатель?

Я вышел из дворца очень сытый, чуть-чуть пьяный и - совершенно равнодушный. Никогда - ни до, ни после того дня - я не погружался в столь всеобъемлющую наплевательскую нирвану. Даже Нисе не обрадовался, а кто другой за все эти никчёмные тысячи лет хоть раз кинулся мне на шею и так сердечно пустил слезу. Я только спросил ее между прочим:

– Что скажет Демарат?

– О! Демарат тебя тоже очень любит!
– отпустив меня, взмахнула руками Ниса.
– Ты как он. Пойдем, у нас теперь очень просторно. Я приготовлю тебе ложе.

– Сожалею, Ниса, - ответил я, ни о чем в ту минуту не сожалея.
– Отныне я - цепной пёс базилевса. Вернее, собачка на шелковой подушке.

Ниса отступила на полшага и побледнела:

– Раб?! Он раба из тебя сделал?!

Моя усмешка сразу успокоила ее - видимо, она хорошо знала, как усмехаются рабы.

– Кем он взял тебя?

– Верховным прорицателем.

– Жаль...
– протянула Ниса, но глядя уже уда-то в сторону.

И вдруг взмахнула руками и пронзительно крикнула.

Я оглянулся: какой-то коряжистый карлик, окутанный клочьями разноцветного меха, убегал, петляя меж кибиток.

– Стоит и таращится, - смеясь, сказала Ниса.
– Я пугнула: сожжем тебя, как крысу. Ты ведь можешь их всех сжечь?

– Могу... если получится, - уклончиво и постно соврал я.

– Всех-всех?
– Ниса обвела рукой весь притихший табор.

– Всех-всех...
– пообещал я.

...Первые "нет" и "да" верховный прорицатель проедал авансом целый год.

И весь год я благодарил судьбу, что Аттила не разменивает мои гимназические познания в Истории по мелочам. Он неспроста выдерживал "посланника богов".

Наконец, пятнадцать веков назад, весной четыреста пятидесятого года от Рождества Христова, владыка гуннов ввёл меня в свои сокровенные покоим, где дюжина светильников почти с электрической яркостью освещала три кубка. Три кубка - золотой, серебряный и бронзовый - сверкали, до краёв наполненные кроваво-алым вином.

– Разумей!
– повелел Аттила, прищурившись по-сфинкски.

"Ты все пела, это - дело..." - подумал я, проведя год в необременительной компании Демарата.

– Я могу предположить, базилевс. Здесь три империи.

– Твое слово, - с угрожающим спокойствием проговорил Аттила.
– Не ошибись. Не прогневай своих богов.

Он положил указательный палец на край золотого кубка и как бы невзначай коснулся жидкости. Я видел: алая жидкость содрогнулась. Одна трусливая жилка дрогнула в моей утробе... слишком настырно я доказывал себе, что перестал страшиться смерти... вновь порочный круг гордыни...

– Нет, - невольно потянул я время... и неспроста.

Перст Аттилы поднялся и лег на серебряный кубок.

– Нет, - осмелел я.

Перст владыки оставил серебро и лёг на бронзу.

– Не торопись, - тихо-тихо повелел Аттила.

Тут я совсем обнаглел:

– Если бы кость кидал я, то и в третий раз сказал бы "нет".

– Ведь ты послан ко мне, - участливо напомнил Аттила, ему не нужен был прорицатель, обнаглевший от страха.
– Ты должен знать, что будет.

– В этом кубке, хоть он и дешевле остальных, крови не меньше, чем в первых двух, - осторожно уклонился я в существо, а не в даты.

– Даже больше, - сверкнул одним оком Аттила, а другое его око было глубоко и темно... где-то уже видел я эту тьму...
– Больше. Но и в этом кубке мое вино, во всех трёх - будет моим, и - в этом. Но в этом больше. Раз так, должен сказать ты!

"Изменить Истории?" - потерялся я.

– Ты должен сказать, - велел Аттила.
– Ты всего лишь посланник, гонец того, что уже случилось.

Передо мной был царь гуннов или маг, или сам князь мира сего, знающий, откуда и зачем я украден... Но чего я испугался в то мгновение? Какой новой бездны?

– Ведь ты всего лишь посланник, верно?
– Аттила добавил в свою реплику каплю сомнения... и этим-то поймал меня!

– Да!
– подтвердил я и содрогнулся: вот он и поймал!

– Да!
– в голос возвестил Аттила, вырос на голову, засветился весь электрически и поднял бронзовый кубок со стола.
– Да! Сошлось! Ты - хороший прорицатель. Здесь - Тулуза!

Я опешил.

– Пью Тулузу!
– возгласил Аттила.
– Верховный прорицатель, в награду за опасный труд - насладись Римом.

– Римом?
– сплоховал я, но вне воли и всякого разумения протянул руку, будто за рукав потащил ее кто-то незримый, к кубку из серебра.

– Стоишь на талант дороже своей цены, - изрёк похвалу Аттила.
– Очень догадлив.

Изящный, как цветок лилии, сгусток тяготения - вот чем оказался этот кубок. Одной рукой я мог только повалить его, двумя - оторвать от стола. Аттила держал Тулузское королевство готов на отлёте, невесомо, как бокал с шампанским.

– Я тоже опасаюсь, что кровь римских легионов куда тяжелее...
– усмехнулся Аттила, видя мои мучения.
– Пей. Ты обязан разделить со мной эту войну.