Хроника

Таково содержание нашего письма к монаху Гильдебранду. Мы потому написали это письмо и ознакомили вас с ним, чтобы наша воля встретила ваше сочувствие, а ваша любовь удовлетворила нас, вернее - Бога и нас. Итак, восстаньте же против него, вернейшие, и кто первый из вас в верности, тот пусть будет первым и в осуждении. Но мы не говорим, чтобы вы пролили его кровь, ибо большим наказанием для него, чем смерть, будет жизнь после низложения, но требуем лишь, чтобы вы заставили его уйти, если он сам этого не сделает, и возвели на апостольский престол другого, избранного нами по вашему совету и с общего согласия всех епископов, который бы и хотел, и мог исцелить те раны, которые [Гильдебранд] нанес церкви».

«Генрих, не насилием, но благочестивой волей Божьей король, - Гильдебранду, уже не папе, но лжемонаху.

Ты заслужил такое приветствие за свой образ действий, ибо не щадил никакого состояния в церкви, но каждое позорил, вместо того, чтобы прославлять, проклинал, вместо того, чтобы благословлять. А чтобы о многом сказать немногими словами и самое главное, укажем, что ты не только не побоялся коснуться [прав] настоятелей св. церкви, а именно архиепископов, епископов и священников, как помазанников Господних, но и попирал ногами их самих, как рабов, не ведающих воли господина¹³; попирая их, ты хотел услышать похвалу из уст людей, полагая, что все они ничего не знают и один ты знаешь все. Но и это знание ты прилагал не к созиданию, но к разрушению¹⁴, так что мы по праву относим к тебе пророческие слова блаженного Григория, имя которого ты себе присвоил: «От обилия подданных душа правителя обычно возносится, и если он видит, что он сильнее всех, то начинает думать, что он и умнее всех». Все это мы сносили терпеливо, ибо стремились сохранить честь апостольского престола. Но ты наше смирение принял за страх, а потому не побоялся восстать против самой королевской власти, данной нам Богом, осмелился угрожать нам лишением этой власти, будто мы именно от тебя ее получили, будто королевская и императорская корона в твоей руке, а не в Божьей и будто не Господь наш Иисус призвал нас к управлению королевством, а тебя - к священству. Ибо ты достиг этого звания следующим образом: хитростью, столь противной монашескому исповеданию, ты добыл деньги, деньгами - любовь, любовью - меч, а мечом - престол мира, воссев на который, ты прогнал от него всякий мир; ты вооружил подданных против правителей, учил презирать призванных от Бога епископов, ибо сам не призван, даровал мирянам право судить и низлагать священников, которые рукой Божьей посредством наложения рук епископов были поставлены для их назидания. Наконец, ты также коснулся меня, хоть и недостойно среди прочих помазанников помазанного на царство, которого, как учит предание святых отцов, может судить только Бог и которого нельзя низлагать ни за какие преступления, даже за отступление от веры, - от чего да избавит нас Бог; даже Юлиана Отступника мудрость святых отцов предоставила судить и низложить не себе, но одному Богу. Сам истинный папа, блаженный Петр восклицает: «Бога бойтесь, царя чтите!»¹⁵. Ты же бесчестишь меня, Им поставленного, ибо не боишься Бога. А потому блаженный Павел, который не пощадил бы и ангела на небе, если бы он стал проповедовать иное, не сделает исключение и для тебя, который учит иному на земле. Так будь же проклят и сойди, осужденный приговором нашим и всех наших епископов, оставь захваченный апостольский престол; пусть другой взойдет на престол блаженного Петра, который не будет прикрывать насилие благочестием, но будет учить спасительному учению блаженного Петра. Я, Генрих, Божьей милостью король, со всеми епископами нашими говорим тебе: «Сойди, сойди!».

Когда эти письма были доставлены господину папе, проводившему собор в св. базилике Латерана, и зачитаны перед собором¹⁶, в церкви поднялось такое смятение, что посол¹⁷, если бы не обрел защиту у ног папы, был бы разорван на куски. На следующий день папа объявил перед собором, что с кротостью упрекнул короля в страшных преступлениях, и с такой любезностью просил и велел ему освободить из плена епископов, с какой гордыней тот дал злобный ответ. Затем, когда все закричали, что подобное оскорбление не должно остаться безнаказанным, он по их совету и со всеобщего согласия соборным приговором осудил Генриха и, лишив его королевского титула и достоинства, поразил мечом анафемы:

«О, блаженный Петр, князь апостолов, склони, прошу тебя, благочестивый слух свой к нам и услышь меня¹⁸, раба твоего, которого с детства ты опекал и вплоть до сего дня вырывал из рук врагов, которые ненавидели меня и ненавидят за верность тебе. Ты, а также Госпожа моя, Богородица, и блаженный Павел, брат твой, -свидетели среди всех святых, что твоя св. римская церковь, вопреки моей воле, привлекла меня к управлению ею и думал я вовсе не о разбое, когда взошел на престол твой, но скорее хотел окончить жизнь мою в странствии и в Боге по твоей милости, чем захватить твое место ради славы мира и светских наклонностей, а не по причине моих дел, как я верю, тебе было угодно и угодно ныне, чтобы христианский народ, особо тебе порученный, был мне послушен именно ради твоей, доверенной мне должности, и мне по твоей милости дана Богом власть вязать и разрешать на небе и на земле¹⁹. Итак, с уверенностью полагаясь на это, я ради чести и защиты твоей церкви со стороны всемогущего Бога Отца и Сына и Святого Духа твоей властью и авторитетом отстраняю короля Генриха, сына императора Генриха, который с неслыханной гордыней восстал против твоей церкви, от управления всем королевством Германии и Италии, освобождаю всех христиан от уз присяги, которую они давали ему или дадут, и запрещаю кому бы то ни было служить ему, как королю. Ибо достойно, чтобы тот, кто пытался погубить честь твоей церкви, сам был лишен чести, которую, как казалось, имел. И так как он презрел христианское послушание, не вернулся к Богу, которого оставил, вступал в общение с отлученными, содеял много зла, и мои увещевания, которые я отправил ему ради его же блага - ты свидетель того, - презрел и от церкви твоей, пытаясь ее расколоть, отделился, то должностью твоей я предаю его анафеме и так связываю его, уповая на тебя, чтобы народы знали и уяснили, что ты - Петр, и на этой скале живой Сын Божий построил свою церковь, и врата адовы не одержат над ней верх²⁰».

Спустя малое время господин папа отправил в тевтонские земли письмо следующего содержания:

«Епископ Григорий, раб рабов Божьих, всем епископам, герцогам, графам и прочим верным христианам в Тевтонском королевстве, защищающим [святую] веру, [шлет] привет и апостольское благословение.

Мы слышали, что некоторые из вас сомневаются в отлучении, которое мы использовали против короля, и вопрошают, справедливо ли он был отлучен, согласуется ли наш приговор с законом и зрело ли обдуман. Поэтому мы взяли на себя труд открыть и донести до всеобщего сведения истину о том, что побудило нас его отлучить, - свидетель тому - наша совесть, - и сделали это не столько для того, чтобы прокричать во всеуслышание об отдельных причинах, которые - увы!
– слишком хорошо известны, сколько ради того, чтобы успокоить тех, которые полагают, что мы необдуманно и более по страсти, а не из страха Божьего и стремления к правде извлекли духовный меч. Когда мы были еще в сане дьякона, до нас доходила дурная и весьма нелестная молва о деяниях короля; и тогда же мы ради императорского достоинства его отца и уважения к нему и его матери, а также ради надежды и желания его исправления часто увещевали его письменно и через послов, чтобы он оставил нечестие и, помня о славнейшем своем роде и достоинстве, украсил жизнь свою нравами, которые приличествуют королю и, если даст Бог, будущему императору. Когда мы, пусть недостойные, заняли должность владыки, то поняли, что с возрастом его возросли и его злодеяния, и всемогущий Бог потребовал бы от нас, при той власти и свободе, которые нам даны, еще более строгого отчета за поступки короля; а потому мы с еще большим рвением призывали его к исправлению его жизни всеми способами: обличением, запрещением, увещеванием²¹. Он же часто отправлял нам смиренные приветствия и письма, оправдываясь как тем, что слаб и распущен из-за юного возраста, так и тем, что вельможи, в чьих руках был двор, постоянно дают ему дурные советы, и обещал со дня на день следовать на будущее время нашим увещаниям, а на деле презирал их, увеличивая свои провинности. Между тем мы призвали некоторых из его приближенных, по совету и побуждению которых он запятнал епископства и многие монастыри ересью симонии, ставя за деньги волков вместо пастырей, к покаянию, пока еще можно исправиться, призвали их вернуть церковные земли, которые они приобрели святотатственной рукой посредством бесстыдного торга, тем священным местам, к которым они относились, и слезами покаяния дать Богу удовлетворение за совершенное нечестие. Когда же мы узнали, что они пренебрегли данным им сроком и упорно пребывают в обычном своем нечестии, то, как и следовало, отлучили их от причастия и тела всей церкви, как святотатцев, слуг и членов дьявола, и увещевали короля изгнать их из своего дома, удалить от своего совета и общения. Между тем, когда саксонские дела весьма стеснили короля и он видел, что мужи и гарнизоны королевства по большей части намерены от него отпасть, то опять отправил нам униженное письмо, полное всяческого смирения, в котором, сознавая, что тяжко погрешил против всемогущего Бога, блаженного Петра и нас, просил, чтобы мы постарались нашей апостольской властью и предусмотрительностью исправить то, что по его вине было сделано в церковных делах вопреки канонам и установлениям святых отцов, и обещал нам во всем свое послушание, согласие и надежное содействие. То же самое он, принося покаяние, подтвердил позднее нашим братьям и легатам, Гумберту, епископу Пренесте, и Геральду, епископу Остии, которых мы послали к нему, и повторил им свои обещания на их священных столах, которые они носили на шее²². Затем через некоторое время после сражения с саксами, он отблагодарил Бога за одержанную им победу тем, что тут же нарушил данный им обет исправления и, не исполнив ничего из того, что обещал, опять принял в свою дружбу и общение отлученных, а церкви ввергнул в тот же позор, что и обычно. Тогда, пораженные тяжкой болью, мы все же решили еще раз испытать его душу, хоть после презрения им благодати царя небесного у нас пропала почти всякая надежда на его исправление, ибо предпочитали, чтобы он лучше услышал апостольскую кротостью, чем на себе испытал ее суровость. Итак, мы послали ему письма с призывом вспомнить, что и кому обещал, и не надеяться обмануть Бога, чей гнев тем более суров, когда Он начинает судить, чем более длительным было Его терпение; мы объяснили, что нельзя лишить чести Бога, который сам дарует честь, что бессильны все попытки оскорбить Бога и папу, ибо Бог противится гордым, а смиренным дает благодать²³. Кроме того, мы отправили к нему трех благочестивых и верных нам мужей²⁴, через которых мы втайне увещевали его принести покаяние в своих преступлениях, которые - страшно сказать - известны очень многим и во многих краях и за которые, как свидетельствует авторитет духовных и светских законов, его следует не только отлучить от церкви вплоть до достойного покаяния, но и лишить всей королевской чести без надежды на восстановление. Наконец, мы заявили, что если он не удалит от своего общения отлученных, то нам не остается ничего иного, как отлучить от церкви его самого, дабы он оставался в общении с отлученными, которые ему более дороги, чем Христос. Конечно, если бы он захотел принять наши увещевания и исправить свою жизнь, то, призываем Бога в свидетели, мы обрадовались бы его спасению и его славе и с великой любовью приняли бы его в лоно святой церкви, ибо он назначен главой народа и должен осуществлять управление величайшим королевством, быть защитником католического мира и справедливости. Однако дела его показывают, насколько презрел он наши слова, отправленные ему письменно и через послов; негодуя на всякое обличение и наставление, он не только не исправился, но еще более укоренился во зле; он не успокоился, пока не заставил отступить от веры Христовой почти всех епископов в Италии и, кого смог, в тевтонских пределах отказаться от должного блаженному Петру и апостольскому престолу повиновения и презреть уступленную ему Господом нашим Иисусом Христом честь. И вот, когда мы увидели, что его нечестие достигло высшего предела, то по следующим причинам, а именно: во-первых, поскольку он не хотел отстать от общения с теми, которые за святотатство и обвинение в симонийской ереси были отлучены от церкви, во-вторых, за то, что он не хотел, не говорю принести, но даже обещать покаяние за преступные деяния своей жизни, нарушил ту верность, которую обещал в руках наших легатов, не побоялся разорвать тело Христово, то есть единство святой церкви, за все эти провинности, говорю я, мы и отлучили его по решению собора от церкви; раз не смогли мы кротостью привлечь его к спасительной жизни, то с Божьей помощью попытаемся сделать это суровостью; если же, не дай Бог, он не устрашится этого приговора, то по крайней мере наша душа не поддастся преступному небрежению или страху. Итак, если кто-нибудь думает, что вынесенный приговор несправедлив и неразумен, то, если есть такой, который не способен понять смысл священных уставов, пусть он вступит с нами в дискуссию и, терпеливо выслушав не нас, но то, чему учит Священное Писание, что оно говорит и что утверждает согласный глас святых отцов, успокоится. Все же мы не думаем, чтобы кто-либо из верующих, который знает церковные установления, до такой степени заблуждался; да и любой пусть не дерзнет утверждать открыто, но в сердце своем не станет отрицать справедливости [приговора]; если же, не дай Бог, мы связали его такого рода узами неосновательно и без достаточной причины, то и тогда, как утверждают святые отцы, приговором не следует пренебрегать, но со всем смирением добиваться его отмены. Вы же, возлюбленные, которые не захотели отказаться от правды Божьей из-за королевского неудовольствия или из страха перед иной опасностью, ни во что не ставящие глупость тех, которые являются сторонниками нечестия и лжи, держитесь мужественно и полагайтесь на Господа, зная, что вы защищаете дело Того, Кто есть непобедимый царь и всегда великолепный победитель, который будет судить живых и мертвых²⁵, воздавая каждому согласно делам его²⁶. От Него вы получите прекрасную награду, если до конца верно и непоколебимо устоите в Его истине. Поэтому мы непрестанно просим за вас Бога, чтобы Он укрепил ваши силы Святым Духом во имя Его и обратил сердце короля к раскаянию, и чтобы узнал король, что мы и вы любим его гораздо сильнее тех, которые ныне потакают и следуют его неправдам. Если же он, вдохновленный Богом, захочет образумиться и исправить все, что он замышлял против нас, то найдет нас всегда готовыми принять его в святое общение, как то советует нам ваша любовь».

Блаженный папа написал также относительно этого дела весьма полезное письмо²⁷, где говорит среди прочего следующее: «Если блаженный Григорий, наш кроткий учитель, велел не только низлагать, но и отлучать, обрекая на вечные муки, королей, которые нарушают свои установления и правят, опираясь на одно насилие, то кто помешает нам низложить и отлучить Генриха, который не только не признает апостольского суда, но и попирает саму мать-церковь, насколько она присутствует в нем, который является гнуснейшим грабителем церквей и всего королевства, насколько оно присутствует в нем, и жестоким разрушителем, если только он сам не подобен ему?». И затем еще следующее: «Кто не знает, что короли и герцоги происходят от тех, которые, не ведая Бога и подстрекаемые князем мира, дьяволом, в слепой алчности и нестерпимой дерзости стремятся властвовать над равными гордыней, разбоем, нечестием, убийствами, наконец, всеми почти преступлениями. Они - те, которые стремятся склонить к своим ногам священников Господних, равняться с которыми для них было бы более правильным, чем с тем, который есть глава всех сынов гордыни²⁸ и который, испытывая самого верховного понтифика, главу священников, и обещая ему все царства мира, говорит: «Все это я дам тебе, если ты падешь и поклонишься мне!»²⁹. И через несколько строк: «Отнюдь не следует удивляться, что дурные епископы, нечестным способом получив сан от нечестивого короля, любят его, боятся, соглашаются с ним, за ничтожную цену продают святыню посредством рукоположения кому угодно. О них действительно следует не говорить, но оплакивать их горькими слезами, [надеясь], что всемогущий Бог вырвет их из сетей Сатаны, которые держат их в плену, и после опасностей приведет наконец к познанию истины! Но так как наша обязанность -давать утешение каждому, согласно его чину и должности, в которых он пребывает, то мы заботимся о том, чтобы снабдить оружием смирения императоров, королей и прочих князей, дабы могли они смирять порывы моря и волны гордыни». И затем еще несколько строк: «Поэтому святая церковь по доброй воле и обдуманному плану призывает их к управлению и власти не ради преходящей славы, но ради блага многих, чтобы они всегда соблюдали послушание и осторожность, как утверждает блаженный Григорий в пасторальной книге: «Когда человек отказывается быть подобным другим людям, он становится подобен падшему ангелу». И несколько ниже: «Честь Божью они пусть всегда предпочитают своей чести; каждому пусть оказывают правосудие согласно законам и защищают его; пусть никогда не будут они в совете нечестивцев³⁰, но, успокоив душу, всегда примыкают к праведникам; пусть не пытаются они подчинить себе, как служанку, святую церковь, но пуще глаза своего стремятся радушно чтить и признавать священников Господних, то есть наставников и отцов. Да не пытаются они, соблазненные плотской любовью, предпочитать сына своего пастве, за которую Христос пролил свою кровь, если могут найти более лучшего и полезного, чем он, дабы не нанести из-за любимого сына непоправимого ущерба Богу и святой церкви. Ибо ясно доказано, что тот не любит Бога и ближнего, как положено христианину, кто может, но отказывается позаботиться о выгоде и нуждах святой матери-церкви». И в конце письма: «Мы увещеваем вас, братья и соепископы наши, не дрожать перед лицом князей, не бояться говорить им правду согласно словам Григория: «Если кто-либо боится на земле человека вопреки истине, того поддержит небесный гнев во имя правды»³¹.

Итак, когда королевский посол, вернувшись, сообщил королю, который тогда был в Утрехте³², об его отлучении, король по совету Вильгельма, епископа этого города, пренебрег этим отлучением. Этот епископ, боясь, как бы народ, услышав об этом, не отпал от короля, обратился к нему во время мессы с проповедью и будто в шутку объявил об отлучении короля, но [добавил], что отлучение это не имеет силы, и подтвердил сказанное какими мог словами, ибо был находчивым человеком. Вскоре на том самом месте, на котором он посягнул на права римского владыки, его поразил тяжкий недуг. Когда болезнь усилилась, он просил одного из людей короля, который тогда был с ним, отправиться к королю с таким посланием: «Я прошу передать ему, что он, я и все соучастники его преступлений осуждены в вечности». Когда же клирики убеждали его не говорить подобного, он сказал: « Что же иное, как не это, я сейчас зримо вижу? Ведь демоны уже окружили мое ложе и утащат меня, как только я испущу дух. Я прошу вас и всех верующих не беспокоить себя молитвами за меня, когда я умру». В таком отчаянии умер³³ этот муж, который считался бы мудрым и во всех отношениях почтенным, если бы не был отравлен ядом алчности; ни одной молитвой не был он примирен с Богом и долго лежал без погребения, пока в Риме не было принято соответствующее решение и он не был погребен по приказу папы без отпевания, дабы зловоние не повредило народу. Вскоре после своей смерти он явился Клюнийскому аббату³⁴– до того как тот узнал, что он умер - и сказал: «Я уже не жилец, но мертвец, и погребен в преисподней».^e

^gИ вот, узнав о послании папы, об отлучении и низложении короля, те, которые держали в плену саксонских князей, даром и без ведома короля отпустили их на родину.

В это время милость Божья удивительным образом спасла Букко или Бурхарда, епископа Хальберштадтского, от страшной опасности. Ибо когда Генрих находился возле Дуная, держа при себе Соломона³⁵, мужа своей сестры³⁶, изгнанного тогда из Венгерского королевства, - низложение королей в те времена вошло в обычай, - и намереваясь вернуть своего зятя в его отечество, на границе которого тот удерживал немногочисленные города, то поручил ему этого епископа и просил сделать так, чтобы он никогда больше не видел его в тевтонских пределах; что тот и обещал. Епископ, узнав об этом, обратился с речью к друзьям, которых у него там было очень немного, и просил их во имя Бога позаботиться о его спасении. Тогда Ульрих сказал ему, что неподалеку от берега расположен некий заброшенный дом, и убеждал его попытаться войти туда каким угодно способом. И вот, епископу было велено сесть на корабль с одним только капелланом и ждать, пока Генрих, позавтракав с зятем, не последует за ним. И вот, увидев вышеназванный дом, [Бурхард] со смирением обратил к Богу душу и просил моряков высадить его на берег, чтобы он мог справить естественную нужду. Те, не подозревая подвоха, разрешили ему отойти вместе с капелланом. Когда он уже далеко отошел от берега и они стали кричать, чтобы дальше он не уходил, он подошел к дому и, призвав Бога, тихонько постучал. И Ульрих с готовыми уже конями и сопровождением, двигаясь ночью, а днем отдыхая, по милости Божьей доставил его в Хальберштадт³⁷. Там он был встречен народом с такой радостью, что даже те, которые прежде его ненавидели, радуясь и ликуя, выбегали ему навстречу.

Итак, почти все саксонские князья различными путями вернулись из изгнания и отворили уста свои во славу Божью. Почти весь народ они застали собравшимся по приказу для уплаты податей, ибо надежда на удержание свободы была им уже утеряна. Тогда Герман, дядя герцога Магнуса, и Дитрих фон Катленбург, - они пришли несколько раньше остальных, - придя в ужас от всего этого, воскликнули: «Не торопитесь о лучшие из саксову не спешите надевать ярмо рабства, не облагайте налогом свое имущество и не отчаивайтесь в милосердии Божьем! Мы, которые ради вас сдались в плену а теперь отпущены теми, которые держали нас против воли, здесь и, пока мы живы, будем сражаться за вас и вашу свободу. Так удержите же руки свои от [уплаты] налогов, сохраните свободными ваши владения, как свободными вы получили их от ваших родителей. А вы, сторонники нечестия, которые ищете милости тирана путем угнетения несчастного народа, или дайте надежную клятву и с этого часа оставайтесь с намиу или убирайтесь из нашего отечества, как вероломные и коварные врагиу и никогда более сюда не возвращайтесь!». Эти слова смутили врагов и ободрили граждан, которые легко поэтому сплотились воедино. Итак, соединившись, они из всех замков изгнали гарнизоны Генриха, а те из них, что были свободными, восстановили. Прочие владения, которые тиран, незаконно отняв, пожаловал другим, они вернули законным владельцам. После этого они назначили день и место, где им следовало собраться и восстановить согласие во имя защиты отечества, а тех, на кого пало подозрение в неверности, или изгнать из своих земель, или принять в сообщество.

Услышав про это, Генрих в тревоге прибыл в Майнц³⁸ и повел переговоры о сумме выкупа с оставшимися пленниками. Между тем, когда возникло столкновение между майнцскими и бамбергскими рыцарями, бамбергцы подожгли город, так что огонь, казалось, охватил его целиком или, по крайней мере, большую его часть. Когда Генрих и весь народ бросились его тушить, пленные, оставшись без стражи, сели на корабль, переправились через Рейн и, двигаясь день и ночь, прибыли в отечество. Среди них была и Гертруда³⁹, благороднейшая дама, мачеха герцога Магнуса, которую Людвиг, взяв в плен 2 года назад, привел к Генриху в надежде выручить за нее большие деньги.

Генрих, видя, что все дела идут из рук вон плохо, решил отправить в Саксонию послов, которые должны были сказать, что он, как мог, хотел лишь устранить несправедливость вместе со всеми пороками и предоставить им равенство во всем. Но тот, кто исполнял это посольство, не смог найти никого из них. Ибо никто не сомневался в том, что тот, кто доставил бы ожесточившимся саксам это лживое послание, не избежал бы кары за лживые посулы. Однако у Генриха еще оставался Вернер, архиепископ Магдебургский, и одноименный с ним Мерзебургский епископ⁴⁰; они не захотели, как остальные, уйти от короля, когда это было можно, ибо боялись оскорбить в этом нечестивце Бога, от которого - вся власть. И вот король отправил их послами в Саксонию, но ничего не сказал им о возвращении. Они же со всей энергией убеждали саксов в том, что им было велено; но саксы, зная цену обещаниям Генриха, не сомневались, что и эти его обещания лживы. Когда же оба епископа хотели отвезти их ответ, им было велено избрать одного из двух и либо остаться теперь с ними, либо больше к ним не возвращаться.