Хроники Ассирии. Син-аххе-риб. Книга третья. Табал

— В других комнатах есть трупы?

— В соседней комнате старуха — мать купца, в другой — его четыре дочери. Все убиты во сне. Это не считая четверых рабов: мы нашли их в пристройке. Они пытались сопротивляться, но у них не было оружия… Там все в крови.

— Получается, это третий похожий случай.

— В городе третий, но был еще один, — высказал свои сомнения Нинурта. — В день праздника по случаю победы Син-аххе-риба над Тиль-Гаримму, на дороге, ведущей в Калху, мы нашли еще одну убитую семью. Думаю, они бежали из Ниневии, возможно, опасаясь убийц. Семья была небогатая. С детьми — восемь человек. Всех убили.

Начальнику внутренней стражи Ниневии редко сообщали о том, что происходило за пределами города, поэтому в том, что он ничего не знал о четвертом случае, ничего странного не было, тем более, когда речь шла о бедных ассирийцах.

Бальтазар внимательно посмотрел на своего помощника:

— Уверен, что эти убийства связаны?

— Следы от сандалий, принадлежащие убийце, и там и здесь одинаковые. В том, как он наносит удары кинжалом: по горлу или в сердце, — есть схожие признаки.

— Что ты еще узнал по тому случаю?

Нинурта наморщил лоб:

— Ничего особенного. Дом я их нашел. Не сразу, но разослал своих людей и нашел. Вещи они собирали в спешке. Один из соседей видел, что ночью к их воротам подкатила арба. Чья — неизвестно. Врагов у хозяина не было, да и откуда им взяться, если он был беден. Кому понадобилось убивать — непонятно.

— Ты помнишь дом, где жила убитая за городом семья?

— Да, мой господин.

— Пойдем, проводишь меня к нему…

Идти пришлось долго. И все это время Бальтазар вспоминал разговор с женой, состоявшийся накануне вечером. Она жаловалась, что муж ее совсем забыл, не хочет видеть, не любит. Спорить было нелепо: он и в самом деле больше года не ложился с ней в постель. И когда Бальтазар обнял и осторожно поцеловал жену в лоб, она обмякла, растерялась. Руки ее безвольно опустились, голова запрокинулась, но в глазах, полных слез, неожиданно застыл страх. Она слишком хорошо знала этого человека, чтобы поверить в его искренность. Но потом, словно в последней надежде, молодая женщина припала к мужу всем своим тощим долговязым телом, обхватила его голову, привстала на цыпочки и покрыла поцелуями такие родные глаза, нос и плотно поджатые губы.

Бальтазар сорвал с нее платье, резко, одним движением повернул ее к себе спиной и, толкнув на кровать, поставил на четвереньки. Он овладел женой спокойно и зло. Ее громкие стоны разбудили весь дом. Когда все закончилось, жена, словно щенок, стала к нему ластиться, просить прощения, но он отодвинулся от нее и сказал, чтобы она шла на свою половину дома…

— Куда ты меня ведешь? — встревожился вдруг Бальтазар.

Даже среди ночи, при слабом свете редких в этом квартале светильников, он не мог не узнать эту улицу.

Нинурта остановился:

— Мы уже пришли… Это здесь… Вот этот дом…

Начальник стражи, чье лицо всю дорогу было мрачным и суровым, вдруг усмехнулся:

— Ты знаешь в лицо царского писца Мар-Зайю? Следи за ним. За каждым его шагом. Мы будем искать убийц в его доме… Возможно, он один из них…

На этом самом месте два месяца назад убили Нимрода.

Через час Бальтазар входил в небольшой дом в бедном квартале на севере города. Калитку открыл могучий раб-эфиоп, внушавший ужас одним своим видом. Он осветил лицо ночного гостя факелом и неожиданно улыбнулся, сверкнув белоснежными зубами.

Под ногами заскрипели половицы. В сенях пахло лечебными травами. Эфиоп повел господина за собой через двор в комнату хозяйки.

В бассейне плавала тряпичная кукла. Бальтазар усмехнулся, подумал: «А ведь и правда, Ани всего-то на два года старше моей старшей дочери».

Эфиоп откинул занавеску перед входом в комнату, пропуская хозяина вперед.

Ани спала на низком деревянном ложе, укрывшись тонким одеялом. Он встречался с ней больше года. Сначала как с одной из шлюх, затем предпочитая ее всем другим, с ревностью думая о своей возлюбленной каждый раз, когда приходилось с ней расставаться. И, наконец, он купил дом, в котором поселил ее как свою жену.

Месяц назад она сказала, что ждет от него ребенка.

Бальтазар присел в изголовье ее постели.

— Как она ела? — спросил он у эфиопа.

Тот неуклюже передернул плечами:

— Ее опять тошнило.

«Она похудела за эти дни», — с тревогой подумал о девушке Бальтазар.

— Что говорит старуха?

Тогда же, месяц назад, он нанял для Ани повитуху Замиру. Он хотел сына… Он до дрожи в коленях хотел сына… У него даже мысли не возникало, что у них может родиться дочь.

Целуя Ани в лоб, он вспомнил, как еще несколько часов назад так же целовал жену.

Бальтазар и сам не понимал, почему не мог сказать своей законной супруге прямо в лицо, что она ему надоела. Ведь он никого и ничего не боялся. Она полностью была в его власти, и стоило ему захотеть, он мог бы раздавить ее одним мизинцем. Единственное, что мешало, — чувство стыда перед ней… За ее испорченную жизнь, несбывшиеся надежды, свою нелюбовь и собственное бессилие.

«А ведь я пришел сюда, только ради этого поцелуя», — подумал сановник, сам удивившись этой несказанной нежности.

— Передай старухе, чтобы смотрела за ней получше, — тихо сказал он. — Я приду следующей ночью.

Эфиоп проводил Бальтазара назад до калитки, потом вернулся к хозяйке и, словно собака, лег у ее ног.

***

Начальник внутренней стражи был первым, кого принял утром Син-аххе-риб. К удивлению Бальтазара, которое он умело скрыл, известие о смерти купца нисколько не расстроило царя. Напротив, владыка улыбнулся и, слегка наклонив голову, сказал с усмешкой стоявшему справа от трона Мар-Зайе:

— Мне жаль Закуту. У кого она теперь будет покупать каменья и жемчуг, когда не стало ее дорогого Аби-илайи? Хотя казна от этого только обогатится… Сходи за царицей. Я хочу сам сообщить ей эту новость.

Царский писец низко поклонился. Пятясь, он отошел на несколько шагов и только после этого посмел повернуться к царю спиной.

В этом огромном зале при желании поместился бы, наверное, кисир тяжелой пехоты. По периметру стояли высокие мраморные колонны; их нижние фризы изображали царскую охоту на львов¹³, а верхние — диковинный сад с удивительными деревьями. Пол был выложен отполированными до блеска плитами из розового гранита. Стены покрывали многочисленные панно — ассирийская армия штурмует Большой и Малый Сидон, Иерусалим и Вавилон, громит в великих сражениях египтян, мидян и сирийцев. А потолок украшен был богатым мозаичным орнаментом с дорогими каменьями, сверкавшими точно звезды в ночном небе.

По обе стороны от трона, перед каждой из колонн застыла неподвижная фигура стражника в сияющих доспехах.

Ближе всех к царю находился Шумун, в последнее время нередко заменявший Син-аххе-рибу его верного Чору, который, хоть и выздоравливал, все еще оставался слаб. Ашшур-дур-пания подал царю ритон с вином и тотчас с почтением отступил, встав подле резного столика из красного дерева, где поблескивали три бронзовые амфоры с вином из Урарту, Лидии и Ассирии.

— По-твоему, в городе бесчинствуют убийцы? — спросил Син-аххе-риб, от его прежней веселости не осталось и следа.