Хроники Ассирии. Син-аххе-риб. Книга третья. Табал

— Виноватыми всегда будут его недобросовестные писцы.

— Он снова на меня смотрит, — нахмурилась Закуту. — Клянусь, не будь он так добр к моему внуку, я бы давно выколола ему глаза.

— Ты все о нашем мудреце? Не думай о нем. Он слишком глубоко увяз. Не забывай, что это Набу-аххе-риб сообщил нам о средстве для Шарукины. Ребеночек родится слабым, не проживет и месяца… Если родится вообще…

— Но он посмел отказать мне в просьбе. Месяц назад я заговорила с ним о Хаве, напомнила о ее скверном характере, несчастной судьбе его внучатого племянника, намекнула, что боги могут покарать принцессу, наказав ее какой-нибудь смертельно опасной болезнью…

— И что же Набу?

— Вместо того чтобы поддержать меня, сказал, что Хава отличается на редкость крепким здоровьем.

— Что вовсе не означает, будто он отказал тебе, царица. Набу — самый осторожный человек в Ассирии. Он не осмелится идти против тебя и, конечно же, не позволит держать его на цепи. Ведь одно твое слово Син-аххе-рибу, что наш ученый муж причастен к болезни принцессы, если такое вдруг случится, — будет означать для него смертельный приговор.

Закуту поморщилась, как будто съела дольку лимона:

— Подожди… Ты хочешь сказать, что Набу не забудет о нашем разговоре.

— Несомненно. Если только ты не будешь проявлять нетерпения.

***

За несколько дней до ареста.

Дворец Арад-бел-ита

В последний день месяца арахсами Арад-бел-ит проснулся из-за того, что ему приснился кошмар, в котором Шарукину во сне похитил шеду, утащил ее на высокую гору, где разорвал молодую женщину своими когтистыми лапами.

Этот сон встревожил принца.

И он стал спрашивать себя, где ошибся, что сделал не так, вдруг этот ночное видение явилось ему неспроста.

Три месяца назад Набу-шур-уцур сменил всю дворцовую стражу, наняв выходцев из Табала, откуда была родом Шарукина; во дворце появились новые повара из Урарту, в чьей лояльности можно было не сомневаться; повитуху привезли из Табала, чтобы быть уверенными, что она никак не связана с Закуту; заменили даже рабов, пообещав, что им будут дарованы свобода и земельные участки, если родится сын, и страшную казнь, если произойдет непоправимое.

Арад-бел-ит ласково поцеловал в лоб жену, убрал руку, которой она его обнимала, и поднялся с постели. Неожиданно резкая боль в правом боку, заставила его поморщиться, сперло дыхание, а на лбу выступила испарина.

«Что это? — подумал царевич. — Меня отравили? Не может быть… Этого не может быть. Она бы не успела».

Его новый кравчий появился при дворе всего пару недель назад. Он был мидийцем, и хотя Арад-бел-ит не очень доверял этому народу, за него поручился Набу-шур-уцур. Предыдущего кравчего царевич подарил своему тестю — и потому, что перестал доверять ему, и потому, что царь Бар-Бурруташа попросил его об этом одолжении. Видимо, тоже имел веские причины искать человека на стороне.

«Нет, Закуту не успела бы подобрать ключи к моему новому кравчему всего за месяц, — значит, это не яд».

Боль отступила так же внезапно, как и нахлынула.

Посмеявшись над пустыми страхами, Арад-бел-ит вышел на террасу с видом на парк, тут же увидел кравчего, на которого только что пенял, и приветливо ему улыбнулся.

Мидиец ответил низким поклоном, пожелал доброго утра и, помня о привычках принца, налил в серебряный кубок ячменного пива. Подавая его, спросил:

— Набу-шур-уцур ждет моего господина с раннего утра. Позвать его?

— Зови.

Дожидаясь своего молочного брата, принц пытался предугадать, какую новость тот принес, ведь пока все складывалось как нельзя лучше — в последние месяцы и сановники, и жрецы смотрели на Арад-бел-ита как на единственного преемника Син-аххе-риба. Правда, беспокоила казна: она как всегда была пуста. А тут еще открылись злоупотребления со стороны преданных ему вельмож. В последние дни это стало для него головной болью. Не об этом ли пойдет речь?

— Скажи мне, что Нерияху отправился в подземный мир? — шуткой встретил он своего Набу.

— Увы, в добром здравии и ясном рассудке, на нашу беду, — ответил тот.

— Хочешь сказать, его подозрения в отношении Табшар-Ашшура подтвердились?

— Подтвердились, мой дорогой брат.

— Можно ли что-то сделать, чтобы избежать его ареста?

— Не думаю. У Бальтазара прямое поручение от Син-аххе-риба, и здесь я бессилен. Табшар-Ашшур — вор, и с этим ничего не поделаешь.

— Плохо, что этот вор знает слишком много о наших планах. Скажи, ты всецело доверяешь Бальтазару?

— Мы узнали обо всех этих подозрениях, только благодаря ему.

— Для всех будет лучше, если Табшар-Ашшур умрет быстрее, чем заговорит.

— Так и сделаю, — слегка поклонился Набу.

— Но ведь это не все, зачем ты пришел? — понял по его лицу Арад-бел-ит.

— Да… Син-аххе-риб втайне собирает Большой Совет. На пятнадцатый день кислима.

— Думаешь, он посмеет провести его без меня? — Арад-бел-ит был неприятно удивлен.

— Пока не знаю.

— И о чем же пойдет разговор?

— Царя интересует торговля.

— Торговля? Мой отец надумал стать купцом?

— Также мне стало известно, что на совет приглашена жена Ашшур-аха-иддина принцесса Вардия…

— Это шутка? Что там делать женщине? — недоумевал Арад-бел-ит.

— С нею будет тамкар Эгиби.

— Этот вездесущий еврей?

— …и молодой Таб-цили-Мардук, сын наместника Ниппура.

— То есть те, кто некогда питал самые нежные чувства к Вавилону… А принцесса Вардия — что-то вроде сакральной жертвы богу торговли. Мой отец не лишен юмора. Что еще? Ты словно камень за пазухой держишь. Что? Говори! — нахмурился Арад-бел-ит.

— Молодой Таб-цили-Мардук отныне будет ведать государственными рабами. Нерияху и Бальтазар обнаружили и другие расписки и долговые обязательства. Они связывают Табшар-Ашшура с Мар-Апримом.

Глаза Арад-бел-ита потемнели. Он осушил кубок, который все это время держал в руках, и в сердцах зашвырнул его куда-то в парк.

— Палтияху подтвердил их подлинность?

— Да… Я могу спрятать и вывезти Мар-Априма из Ассирии, — предложил Набу-шур-уцур.

— Зачем? Мар-Априм в Египте, ничем не лучше какого-нибудь Авраама в Иерусалиме.