Хроники хвостатых: Ну мы же биджу...
Шрифт:
– Официально считается, что в Совете состоят десятеро. Однако сейчас их больше. Многие, впрочем, предпочитают оставаться в тени.
– Кто они? – жёстко спросил Гаара. Собаку не любил недомолвки.
– Хм... сложно сказать кто. Ниже богов, выше хвостатых, а уж людей и подавно... Раньше они были сами по себе, и собрались вместе ещё во времена Рикудо. Или лучше сказать – образован. На каждого члена Совета приходится свой «элемент», если это можно так назвать.
– Стихии?
– М... типа того, но сложнее и многогранней, – девушка вдруг прикрыла глаза и стала говорить нараспев, хотя несколько
– Любви?
Гаара насторожился. Любовь для него была слишком смутным понятием.
– Это странная любовь. Думаю, люди бы её назвали каким-то другим словом, но я его не знаю. Совет одновременно невероятно далеко и близко, – Шио тяжело вздохнула. – Когда мой брат... остался в Конохе, у меня было ощущение, будто мир рухнул и остались... одни осколки. Мне казалось, будто я осталась совсем одна, хотя вокруг меня был клан. Они моя семья, но я... я не замечала этого. Мне нужен был только мой брат, я целыми днями лежала на кровати и выла. Но господин Феанор пришёл ко мне...
Flashback
Пустота.
Шио ничего не чувствовала, кроме сосущей пустоты, если ничто можно чувствовать. В груди зияла гигантская дыра, чьи края мучительно ныли.
Ёко отказывалась есть, отказывалась выходить, так как не ощущала потребности в столь бессмысленных действиях. Зачем? Днём она, не открывая штор, дышала затхлым воздухом и мутным взглядом смотрела в потолок, ночью же кусала подушку и разбивала костяшки о стену. К утру всё заживало, наволочка высыхала, и можно было начинать вновь...
Сломаться оказалось так просто.
Раз!
И всё.
Брат был с ней всегда, сколько она себя помнила, а теперь... Слабая. Какая же она слабая. И абсолютно безмозглая.
Кто-то забарабанил в дверь.
– Шио, открой, ты уже много дней не выходила!
Голос Хару резал по ушам, не давал забыть, что за пределами комнаты есть ещё что-то и кто-то, есть мир. Девушка повернулась к стене и закрыла глаза.
– Глупая лиса... – произнесла она, не зная, о ком говорит: о себе или настойчивой Хару-сан.
Им всем лучше от неё отстать.
Хару мерила шагами лужайку перед домом. Большую часть клана она прогнала, чтоб не путались под ногами, но Хвостатый и Тыковка упёрлись и уходить не желали. Впрочем, остальные тоже недалеко ушли, вон, за углом топчутся.
– Что ж ты делаешь, Шио...
Всем им было тяжело. Курама был главой клана, знал всех, однако никто не спорил, что Шио было много хуже. Потерять брата и напарника в одном лице, самого близкого, не смерть, но исчезновение – как вырвать сердце из груди. Бедная девочка впала в жесточайшую депрессию, и волнение Хару было не на пустом месте. После смерти родителей у неё начались кошмары, проявилась боязнь темноты, это было вызвано шоком, но тогда с ней был брат... Сейчас же его не было.
Хару уже начала опасаться всерьез, но выламывание двери как способ решения проблемы не рассматривала. Слишком радикально, и Шио могло стать хуже. Но и дать ей опуститься в пучину безумия...
Нет, она себе этого
не простит. Прекрасная Хонагами поручила своих дочь и сына ей, и если второго она не смогла уберечь, то должна помешать погибнуть первой.Во всех смыслах погибнуть.
«Стоп! Какого чёрта я думаю о Кураме в прошедшем времени?! – она одёрнула себя. – Соберись! Он жив, а раз так – вытащим. Сестра и вытащит, только вот встряхнём её хорошенько...»
Женщина устало вздохнула и положила руки на виски, массируя. Голова болела, лак облупился... Совсем размякла...
– Будем ломать? – поинтересовался Хвостатый и на её медленный кивок добавил: – А сможем ли? Вдруг подпёрла чем?
Всё это мужчина произносил будничным тоном, будто каждый день ломает двери, чтобы вытаскивать на свет депрессивных кицунэ-подростков.
Но предположение, что Шио чем-то подпёрла дверь изнутри, могло оказаться верным. Хару щёлкнула пальцами – это помогало ей думать.
– Если подпёрла – подорвём; Тыковка, будь наготове. И, умоляю, подбери волосы, подпалишь же, рано или поздно.
Тыковка резко поднялась, покачнувшись, и взялась за концы каштановых волос руками, так как завязки у неё не было. Под строгим взглядом Хару девочка вжала голову в плечи, но всё же кивнула.
План был прост: подойти, постучаться, попросить открыть и, после отказа, предупредить и ломать.
Однако...
– Хару-сан, Хару-сан... – близнецы заверещали, указывая куда-то назад.
– Что вам... ха.. господин Феанор...
Хару поспешно поклонилась. Феанор не любил эти церемонии, но женщина ничего не могла с собой сделать. Уважение и лёгкий непостыдный страх смешивались и заставляли гнуть прямую спину, в меру низко, но не рабоплено.
– Хару, выпрямись. И вы тоже.
– Но..
– Хару-сан, пожалуйста, – строго. – Мы лишь теряем время.
Кицунэ выпрямилась. В конце концов, Феанор был прав. Избегая смотреть ему в глаза, так как бушующее в них пламя жгло даже её, старшую из всех ныне живущих лис, Хару старалась смотреть либо на пряди длинных и тёмных, собранных в высокий хвост, волос, либо на золотые перья, выбивающиеся из тугой завязки на затылке, либо на одежды, сияющие живым закатом...
– Идём, – произнёс он.
Женщина послушно последовала за ним, чувствуя себя маленькой девочкой. И это в её-то возрасте! Тыковка же под шумок сбежала к остальным; Хвостатый сунул руки в карманы и, глядя по сторонам, держался на шаг-два позади.
Стало тихо. Весь шум угас.
Вакуум.
Космическое пространство, заполненное пеплом. Шио перекатилась обратно на спину и раскинула руки в стороны. Правая свисала с кровати, левая упиралась в стену, поэтому приходилось выгибать запястье.
Плевать.
Шевелиться не хотелось. Даже дышать не хотелось. Брат бы не одобрил, но брата здесь не было.
– Шио, открой, пожалуйста... – в голосе Хару было что-то не то, неуверенность или осторожность, но шатенка не обратила внимания.
Пле-вать.
Но вот спокойный мужской голос, чей тембр и звучание она ни с чем и ни с кем не перепутает, резанул по ушам так, что девушка едва не грохнулась с кровати:
– Шио, ты не могла бы выйти? – пауза. – Я тебя очень прошу.
Шио сглотнула и стёрла со лба выступивший на коже холодный пот.