Хроники Обетованного. Осиновая корона

– Это ты из всего делаешь трагедию, Шун-Ди-Го. Я не привык к такому, - Лис приподнялся, чтобы поймать самую крупную из стрекоз.
– Мне весело.

Шун-Ди подумал о зелье са'атхэ, о горьком ягодном привкусе у себя во рту - и решил послать в бездну тактичность. Хотя бы на одну ночь.

– Потому ты и хочешь развязать войну в Ти'арге? Чтобы было "весело"?..

– Я не развязываю эту войну. Она не моя, - Лис подул на стрекозу, и она протестующе дёрнулась всем своим членистым тельцем.
– Коронников, короля Хавальда, наместника... Вероятно, миледи. Но никак не моя.

– Тогда почему ты здесь?

– Ты это знаешь. Из-за Инея. И из-за того, что при победе Альсунга в Великой войне магию ждёт судьба юного петушка, зарезанного к ужину.

– А ещё? Скажи мне правду, Лис. Всю правду.

Лис выпустил и эту стрекозу. Вытянул ноги - босые ступни теперь почти касались воды.

– А миледи неплохо сварила зелье, Шун-Ди-Го Робкий. Ты намного смелее обычного.

Шун-Ди отогнал непрошеное смущение.

– Скажи мне.

Лис дёрнул плечом.

– Да нет никакого "почему", собственно. Не усложняй. Я считаю, что это правильно, что так нужно. Нужно, чтобы в Обетованном была магия. Чтобы выжили драконы. Чтобы в Ти'арге правил ти'аргец, в Альсунге - альсунгец, а мои родичи довольствовались Великим Лесом с его сочными ланями... Может, всё это бесполезно, - Лис заломил руки в притворном горе.
– Вполне может быть. Но разве жизнь без прекрасно-бесполезных вещей не лишается цвета и запаха? Без музыки и драконов. Без украшений агхов, которые они всё равно не продают никому за пределами гор. Без твоих, Шун-Ди-Го, терзаний.

– И это всё?
– Шун-Ди до спазма в горле был поражён простотой и благородством этих слов. Их шутливая оболочка только усиливала впечатление.
– Больше никаких причин?

– Никаких.

– Ни личной выгоды, ни секрета?

– О Хаос, разумеется, нет. Думал, что я дурачу тебя, Шун-Ди-Го Мнительный?
– Лис погрозил ему пальцем.
– Плохо. Очень плохо. Я вру только тогда, когда больше ничем не спасти ситуацию, и только тем, с кем можно это делать. Лгать тебе - всё равно что ребёнка пинать, честное слово. Щекастого такого, темноглазенького.

Шун-Ди был так сбит с толку, что даже обидеться не сумел.

– А отец Уны, лорд Альен? Зачем тебе его возвращение?

– Мне - абсолютно незачем. Но обстоятельства заставили поспособствовать, и я был не против, - ухмылка Лиса стала шире.
– Интересный был, видимо, человек. Наверняка мы бы с ним поладили... И нет, Шун-Ди-Го, я не продавал душу Хаосу. Вообще не факт, что у лисиц есть душа. Ещё вопросы будут?

Озеро по-прежнему сверкало чернью и серебром; в кроне кипариса над Шун-Ди кто-то завозился. Та самая птица? Он набрал в грудь побольше воздуха.

– Да. Один.

– Валяй, - торжественно разрешил Лис. Улёгся на землю, подпёр голову рукой и ещё раз изучающе оглядел Шун-Ди.
– Хотя погоди. Кажется, догадываюсь. Это тот вопрос, о котором я сейчас мучительно размышляю?

У Шун-Ди резко пересохло во рту. Он бы выпил воды из озера, будь возможность не делать это при Лисе.

– Н-не знаю. Я не Отражение, чтобы читать мысли.

Лис фыркнул от смеха - и смеялся долго, подпинывая прибрежные камыши.

– Ты пытаешься шутить, надо же. Зелье точно волшебное, - он успокоился и прочистил горло.
– Итак... Если это Тот Самый Вопрос, то мы оба знаем, в чём он состоит. И оба знаем, каким будет ответ.

– Не уверен, - выдавил Шун-Ди. Ему хотелось провалиться сквозь землю - прямо в ту раскалённую жидкость, что вечно клокочет под ней, как рассказывал старик-опекун. Жаль, что нет зелья, способного в этом помочь.

– А я уверен, - Лис вздохнул. Его острое лицо, залитое звёздным светом, вдруг погрустнело.
– Жизнь сложна и проста одновременно, Шун-Ди-Го. Не гонись за тем, что на самом деле тебе не нужно.

– Я не понимаю.

– Понимаешь.

Шун-Ди сжал в кармане полупустой флакон. Ладонь вспотела, будто он писал в расчётной книге весь жаркий день на острове Рюй. Происходящее навязчиво напоминало игру в "верю - не верю" с Маури Бессонником - наверное, степенью своего безумия.

– Ты любишь Уну?
– тихо выпалил он.

Лис сморщил нос.

– Это не тот вопрос.

– Не тот, - согласился Шун-Ди.
– Но я хочу, чтобы ты ответил.

– В Кинбралане ты уже интересовался чем-то подобным.

– Интересуюсь заново.

Лис помолчал. Пружинисто сел, запустил руку за пазуху и вытащил что-то маленькое и блестящее. Острый треугольник из металла.

– Знаешь, что это? Наконечник для стрелы работы кентавров. На нём заклятие боуги. Копытные верят, что поэтому никогда не промахиваются в битвах. Потому что боуги зачаровывают им стрелы, - Лис потрогал наконечник пальцем.
– Все всегда ищут объяснения не в удаче или таланте, а в чём-то, пришедшем со стороны. Глупо, да?

– Нгуин-Кель дала тебе его?

– Точно. Не учла, увы, что я не умею стрелять, - Лис закрыл наконечником один глаз - и сразу, в сочетании с серьгой, стал похожим на отчаянного разбойника.
– Но я подумал: забавно будет использовать эту штуку в заварушке с наместником Ти'арга. Столько сюрпризов для него... Подарю кому-нибудь из лучников Иггита Р'тали. Впрочем, успеха не гарантирую. Выстрел зависит не от стрелы, а от того, кто натягивает тетиву.

Одно из созвездий на небе напоминало петлю. Как грустно, что петля ненастоящая.

– Ответь мне, Лис. Пожалуйста.

Лис убрал наконечник.

– Я ответил.

– То есть тот, кто стрелял, промахнулся?

– Только не в твоём случае, Шун-Ди-Го. Это ты влюблён.

Шун-Ди перестал дышать.

– Я... Что?!

– В Уну, - промурлыкал Лис, изящно опрокидываясь на землю. И бессовестно подмигнул: - А ты что подумал?

Шун-Ди вскочил.

– Но ничего... Лис, я...

Тихо хохоча, Лис опять повернулся набок; тесьма успела развязаться, и его волосы рассыпались по камням.

– Да ладно тебе, Шун-Ди-Го. Это была шутка... Почти. Кстати, ты чётки раздавил. С са'атхэ нужна осторожность - оно, между прочим, в первую очередь увеличивает физическую силу.

Сначала Шун-Ди не понял, о чём он, но затем взглянул на свою руку - и увидел, что держит изуродованные чётки. Половина бусин превратилась в деревянную труху. Коралловые лежали в сумке у костра. Более ценные чётки - жемчужные, доставшиеся от опекуна, - он оставил дома, но и эти, походные, всегда очень берёг... Он не заметил, как взял их. Не заметил, как опилки больно вонзились в кожу.