Хроники Обетованного. Осиновая корона

– Не забыл. Но в тот раз волки были одни: им не помогали ни лисы, ни грифы с воздуха.

– Лук.

– Лук луком, Гесис-Монт, но их очень много... Возможно, больше, чем нам кажется. А оборотни весьма серьёзно настроены, - воображение Фариса опять нарисовало лицо женщины-оборотня - грязное, озлобленное, в брызгах крови. Мощь ненависти, с которой она крикнула "Убирайтесь!", испугала его. Дело вряд ли в простой делёжке земли, и это всё осложняет.
– Садалак понесёт большие жертвы - и, может быть, зря. Дети будут под угрозой, безоружные женщины - тоже, - он поймал признательный взгляд Нгуин-Кель.
– Так что я предлагаю переговоры или отступление.

– Нет толка разговаривать с теми, кто продался Хаосу, - отрубил Паретий-Тунт, подчёркнуто не обращаясь к Фарису.

– Двуликие по-прежнему поклоняются ему, и это никогда не изменится. А грифы - идеальная мишень для того, кто пожелает захватить чужой разум. Мы убедились в этом с тауриллиан, и другие доказательства не нужны.

– Война, - подтвердил Гесис, завершив очередной зевок.

– Это огромный риск. К тому же мы не владеем магией. А если эти лисы - из племени той знаменитой Пурпурной Лисы-колдуньи, главной силы тэверли? Помните, что она творила в степях и в Лесу двадцать солнечных кругов назад?

Несчастливая мысль пришла Фарису в голову только что - и лучше бы не приходила. Раны засаднили с новой силой.

– Пусть даже и так, отступать нам некуда, толмач, - сказал Арунтай-Монт.
– На западе - Лес. На востоке, за степью - хребет Райль и побережье. Южнее степь заканчивается, Лес вдаётся в неё всё глубже, пока не захватывает. Попроси Паретия-Тунта принести тебе карту, если память не удержала её.

– Я имел в виду север, - тихо выговорил Фарис-Энт. Удачнее случая не представится: сейчас Арунтай хотя бы чуть-чуть готов его выслушать - несмотря на присутствие Гесиса и Паретия...

Любимая, есть ли у нас надежда?

– Север?
– Арунтай-Монт приподнял брови.
– Вернуться к реке Мильдирмар, прямо в лапы к волкам?.. Смешно, переводчик. А если ты о северо-западе - в тех холмах гнездятся майтэ и живут боуги. Для нас там не окажется ни места, ни пищи.

Нгуин-Кель ушла из-под навеса - наверное, чтобы не видеть, как его унизят ещё сильнее. Фарис-Энт вздохнул.

– Ты не упомянул северо-восток. Я говорил об ущелье Тан Эсаллар. Ведь возле него есть равнина, и удобные пастбища, и...

– И лес Эсаллар, где живут древесные драконы, - устало перебил Арунтай-Монт.
– Всем ясно, толмач, почему ты так рвёшься туда. Но это не выход. Эсалтарре всегда отвергали союз с нами - отвергнут и впредь. Степь - дом нашего садалака, и мы обязаны отстоять его. Если не покажем себя, оборотни и грифы будут считать себя здесь хозяевами.

– Обойдутся, - высказался Гесис. Паретий-Тунт уже некоторое время язвительно улыбался - и наконец не выдержал:

– Моё дело - толковать звёзды и размышлять, чем я и буду заниматься. Всегда готов помочь тебе, вождь, но не мне решать вопросы о битвах и переходах... И всё же, полагаю, Круг скорее одобрит войну с Двуликими и грифами, чем идею кентавра, одержимого любовью к драконице.

Повисло молчание. Фарис-Энт закрыл глаза. В моменты, подобные этому, ему хотелось исчезнуть прочь из Обетованного. А ещё лучше - обладать хотя бы половиной силы Гесиса, ума Паретия или властности Арунтая.

Самый идеальный, недостижимо-прекрасный вариант - очутиться в лесу Эсаллар, рядом с Возлюбленной. Но этого ему не смогут дать никакие чары. А если бы могли... Иногда Фарису казалось, что за такой шанс он пошёл бы и на сделку с Хаосом.

– Мы остаёмся, - мрачно заключил Арунтай.
– В крайнем случае - двинемся на юг, попробуем пробиться к Паакьярне и побережью... Гесис-Монт, возьми троих братьев и отправляйся с ними в разведку к Лесу. Паретий-Тунт, мне надо обсудить с тобой пророчества о Хаосе. Теперь по ночам вокруг стоянки будут выставлены дозорные с оружием. Фарис-Энт...
– Арунтай помедлил, словно вдруг смягчившись.

– Пусть твои раны затянутся как можно скорее. И, ради Порядка, не делай глупостей.

ГЛАВА XXVIII

Корабль. Граница Северного и Восточного морей

Шун-Ди снова плохо спал ночью, поэтому чувствовал себя вялым и утомлённым. В первые дни на борту сон всегда приходит неохотно; к этому он привык. И телу, и разуму трудно, покинув сушу, сполна осознать, что под конструкцией из досок и гвоздей нет ничего, кроме громад тёмной, ледяной, напитанной солью воды. Потом, постепенно, возвращается спокойствие: что-то внутри разжимается, одаривая приятным теплом - будто бы он хорошо, впустив в душу каждое слово, помолился Прародителю.

Дело было не в качке, не в ветре и не в скудной, сухой пище. В торговых рейдах - особенно после смерти опекуна - Шун-Ди угнетала именно эта ни на что не похожая, морская заброшенность. Ощущение, что ты один в Обетованном, маленький и жалкий, и никто, нигде не ждёт тебя, а вокруг - лишь синяя пустота.

Так было до путешествия на запад. Оказавшись вновь в Минши, Шун-Ди пока совершил только одно, особое плавание - с Лисом и Инеем, на "Русалке". Там, по понятным причинам, ему было не до анализа своих ощущений и страхов: даже не зная о том, что советники поручили Сар-Ту, и о храбром, великодушном выборе капитана, Шун-Ди исходил тревогой. Но с ним рядом был Лис, они вместе спасли от вельмож крылатого сына Рантаиваль - и в снах лучились светлые, умиротворённые краски.

Теперь всё иначе. С грустной улыбкой Шун-Ди вдруг понял, что часто повторяет этот надоевший мотив. По крайней мере, с тех пор, как они добрались до Кинбралана...

Он сидел в каюте Уны, которая, раздражённо кусая губы, в третий или четвёртый раз выводила на руке ряд символов. Шун-Ди не знал, что они означают - да и не хотел знать. Это удел магов и Отражений.

Знаки испускали слабое зеленоватое свечение, и зеркало на поясе Уны откликалось точно таким же. Однако ничего не менялось: порез от ножа Лиса не затянулся.

– Проклятье, - шепнула раскрасневшаяся Уна. Шун-Ди удивился (кто бы мог подумать, что она бывает такой несдержанной?), но не подал виду.
– Это очень простое заклятие... У меня получалось лечить царапины. А однажды - ожог.

Выглядит так, словно она оправдывается. Шун-Ди растерялся. Он ведь не Лис и не лорд Ривэн, чтобы Уну всерьёз заботило его мнение.

– Я верю, - ободрил он, протянув девушке чистую повязку и баночку заживляющей мази из своих запасов.
– Возможно, мешает что-то другое.

– Другое - то есть не моя бесталанность?
– Уна взяла мазь, но на бледных щеках по-прежнему розовели пятна досады. Утро за утром она пыталась исцелить свой порез при помощи магии - и Шун-Ди видел череду её провалов.
– Например?

– Что ж...
– Шун-Ди потёр переносицу и взглянул на Инея - тот увлечённо играл с лентой Уны. В каюте дракончику было тесно, от скуки и возмущения он принимался биться о стены, пискляво рычать или выпускать клубы пара, так что хозяйке приходилось целыми днями гулять с ним по палубе. Шун-Ди не любил рассуждать о магии - как и вообще обо всём, в чём не разбирался, - но это подозрение у него назрело уже давно.
– Это необычный порез. Часть магического обряда, плата за чары... Может быть, русалкам зачем-то нужно, чтобы он не затягивался. Русалкам или тем силам, что... подтолкнули их.