Хроники Обетованного. Осиновая корона

Уна молча отпустила Инея покружить над водой. Он никогда не улетал слишком далеко; к тому же вчера им попалась стая "летающих" рыб - тех, что в Минши зовут морскими птицами, - и дракончик со счастливым рыком ловил их зубами. Шун-Ди долго любовался бешеной пляской пара и серебра.

– Это мой кулон, - согласилась Уна, взглянув на серебряную цепочку. Русалка приподняла над волнами ладонь с перепончатыми пальцами и трясла ею, шипя что-то на своём немыслимом наречии; с синего камня капала вода.
– Я отдала его им... В ту же ночь, когда мы отчалили.

– Зачем?
– удивился лорд Ривэн.
– А если это опасно?

– Они просили, - Уна постучала по перебинтованному запястью.
– Как и об этом. Думаю, я не имела права отказать.

– Имела... И как ты поняла их?

Уна пожала плечами. Дорелиец заглянул ей в лицо и встретил там что-то, заставившее его почтительно сникнуть. Шун-Ди ни за что не предположил бы, что этот усталый, ссутулившийся человек в простой одежде - всесильный лорд Заэру.

– Дар и кровь, - шепнул он.
– Ну да. Правильно.

– Лови свой подарок, - Лис с шутливой снисходительностью похлопал Уну по спине; она отшатнулась, как раздражённая кошка.
– Русалки редко делятся своими чарами. Ты явно им полюбилась.

Несколько мгновений Уна и русалка смотрели друг другу в глаза; Шун-Ди вспомнился их переглядковый поединок с хозяином "Зелёной шляпы". Так же давяще, требовательно и не моргая.

Потом русалка подплыла ближе и растянула в улыбке тонкогубый рот. Зубы у неё были мелкими и острыми, точно у щуки. Наверное, это выражало дружбу - но получилось жутко; однако Уна улыбнулась в ответ. Шун-Ди вдруг подумал: мало кто из знакомых ему мужчин может похвастаться её храбростью...

Уна кивнула, будто отвечая на беззвучную реплику. Шун-Ди почувствовал в воздухе гудящее, предгрозовое напряжение - как в порту Хаэдрана или на западе. Магия.

Русалка размахнулась, раскрутила цепочку, и Уна, подавшись вперёд, поймала мокрый кулон. А затем прижала руку к сердцу: благодарность, понятная всем смертным.

– На вид он не изменился, - сказал лорд Ривэн, боязливо рассматривая сапфир.
– Уважаемый Лис, почему "делятся чарами"?..

– Спрашивайте хозяйку, милорд, - Лис кокетливо приосанился и одёрнул красную безрукавку.
– Хоть мне и невыразимо приятно слышать от Вас "уважаемый".

– Потому что на нём теперь заклятие, - глухо, как бы самой себе, проговорила Уна.
– Не знаю, какое именно... Только чувствую - что-то связанное... С водой.

Она часто задышала и закашлялась, зажав в ладони кулон; потом пошатнулась, и лорд Ривэн едва успел подхватить её.

Шун-Ди осторожно коснулся лба под рябью чёрных прядей.

– У тебя жар, Уна. Лучше полежать. Я поищу укрепляющее снадобье...

– Я донесу тебя, - протараторил лорд, отбирая у неё кулон.
– И вот это отдам попозже.

Уна высвободилась из его объятий.

– Дойду сама, спасибо. Благодарю, Шун-Ди, но у меня пока есть са'атхэ - зелье силы... А кулон верните, милорд. Это подарок дяди, и я не стану больше снимать его.

За её спиной Иней взмыл над палубой, раскинув кожистые крылья. В пасти у него исчезла обречённая рыбёшка.

ГЛАВА XXIX

Ти ' арг. Академия

Ветер выл снаружи, словно предвещая беду - так отчаянно, что тонкие стёкла окон дрожали. Из ближайшего окна, за складками светло-серых портьер, наместник Велдакир видел облетевшие кусты, грязь вперемешку с листьями и маленький фонтан, который слуги уже выключили на осень. Над чашей фонтана восседала каменная сова - символ знаний, Академии и Ти'арга вообще. Наместник помнил, как при строительстве резиденции не устоял перед соблазном и заказал для сада сразу три таких безделушки. В фонтанах, конечно, нет проку, но это всё же не бестолковая роскошь, когда-то любимая Тоальвом Немощным. С натяжкой можно сказать, что созерцание красоты полезно для здоровья...

Здоровье, впрочем, разочаровывало всё больше, обманывая даже трезвые прогнозы наместника. Первый месяц осени выдался ненастным; из-за непрерывных дождей и ветров к боли в правом боку добавлялась ломота в позвоночнике - кара всех, кто пережил пятый десяток. По ночам наместник лишь на пару часов забывался некрепким сном, наглотавшись обезболивающих снадобий. Порой лекарства не помогали. Тогда он лежал до утра, уставившись в темноту, мысленно перебирая пакости "коронников", или пытался предугадать следующие шаги Хавальда и Ингена Дорелийского в Великой войне.

Сегодня был День Просителей, что совершенно не радовало наместника. Раз в два месяца он прилежно принимал купцов и торговцев, крестьян и лордов, писцов и профессоров Академии, жрецов Льер, Эакана или Шейиза (мрачные жрицы Дарекры покидали свои храмы только в исключительных случаях), рыцарей и ремесленников-горожан... Выслушивал просьбы тех, кто не нашёл справедливости в суде либо просто был чем-то недоволен. Многие века так поступали все градоправители Академии - а затем и в других городах Ти'арга с них стали брать пример. Но наместник так часто осторожничал и так редко мог оказать хоть какую-то действенную помощь, что уже в первый год власти перестал видеть смысл в этом обычае. Большинство жалоб, естественно, касалось альсунгцев и альсунгских порядков в Ти'арге; чуть меньше - налоговых сборов, произвола некоторых лордов и закона о запрете на магию. (Число последних, однако, уменьшалось с каждым годом - операция, проведённая на теле Ти'арга, приносила свои плоды). Так или иначе, ради просителей наместник не имел права распалять конфликт с Хавальдом, его двурами или богатейшей аристократией, которая всячески поддерживала Альсунг. Настраивать против власти купцов или глав ремесленных гильдий ему тоже не хотелось - поэтому бедняки обычно уходили из резиденции ни с чем. Наместник не давал обещаний, если знал, что не сможет сдержать их; в то же время и уклончивости ему было не занимать. Многие из его знатных - да и не очень - пациентов когда-то не были готовы узнать правдивый диагноз. Уклончивость вырастил опыт.

На бело-голубой, цветов Альсунга, ковровой дорожке стоял очередной проситель. Пожилой фермер с проседью в бороде и глубоко посаженными, покрасневшими (злоупотребляет элем?..) глазами. Судя по плавной речи - с южных земель; вертит в руках тканевую шапку так яростно, что за неё страшновато.

Наместник Велдакир заглянул в записи секретаря. Уже тридцать девятый... А сколько их там ещё, перед дверями большого зала?

– Звать меня Сардер, господин наместник, - бубнил фермер.
– От отца получил клок земли, что тот арендовал у лорда Алди. Держу огород, свиней с курами. Возим с детьми яйца и мясо, овощи на продажу. Раньше корова была, так дела лучше шли - тут и молоко, сами понимаете, и сыр, и масло... А потом сдохла, вот незадача. Старуха Дарекра, видно, на нас разобиделась.

– Говорите по делу, - сухо прервал секретарь, подавляя зевок.

Внимание наместника рассеивалось; взгляд бродил по стенам с деревянными панелями и синей обшивкой, по канделябрам с потушенными свечами - он просил не переносить их из дворца Тоальва, но придворные настояли... Кое-где серебро почернело от времени, и пятнышки походили не то на язвы, не то на гарь.

Фермер прижал шапку к груди и широко расставил ноги в грязных сапогах - приготовился к бою.

– Есть у меня дочь, господин наместник. Единственная. Красавица - не налюбоваться, - он вздохнул.
– Мия. Шестнадцать лет я её берёг, слова грубого не сказал. Пылинки сдувал. Сами понимаете: сыновья - одно дело, а тут...

Фермер умолк; голос его теперь звучал прерывисто и хрипло. Неужели действительно не лицемерит в надежде на возмещение золотом?.. Наместник откинулся в кресле.

– Продолжайте.

– Лорд Алди свёл дружбу с альсунгским двуром, - фермер зыркнул на полотнище за креслом наместника - там со стопки книг скалился гербовый дракон Хавальда. Велдакир уловил знакомый отблеск ненависти в его красных глазках. Ничего нового. Веселье северян...
– Уже пару лет как. Ходят слухи, дрались они где-то вместе - когда дорелийцы ещё границы покусывали...