Хроники пилота: Звездолет для бунтаря
Шрифт:
Экран погас на мгновение, чтобы вновь загореться, высветив фразу: «Конец сообщения».
Туровский рухнул на стул, так что тот болезненно хрустнул. Поднял на меня взгляд, в котором кроме досады, я заметил злость. Невероятная бледность сменилась на багровые пятна.
— Вы слышали, Эдгар? Собирайтесь. Мы летим прямо сейчас. Ну, если вы хотите, конечно.
Он больше ничего не сказал, но я ощущал не просто ментально, физически, как заходится в немом крике мысли маршала, как они пытаются вырваться наружу с гневом, руганью, которую Туровский себе никогда не позволял.
Я вскочил, меня повело, голова закружилась, будто я сошел с бешено
Грохочущие шаги, словно по ступенькам бежала рота солдат. На террасе возник полковник Ковалев. С лица слетела вся любовная шелуха, он выглядел так, будто прямо сейчас готов бросится в самое пекло.
— Что случилось?
— Да ничего особенного, товарищ Сталин хочет, чтобы я начал инспекцию космодрома немедленно.
Туровский уже пришел в себя, лицо приняло обычное выражение, даже немного насмешливое.
— И все?!
Ковалев разразился таким потоком ругательств, что хватило с лихвой и на маршала, на десяток разъяренных мужчин. Но тут же осекся. Дарлин тихо и незаметно появилась здесь и сжала локоть полковника. Он тяжело задышал, лицо перекривилось, словно от боли. Обернулся, и мягко обнял девушку, прижал бережно.
— Папа! Что случилось, папа!
Быстрые тревожные шаги. И к нам выбежала Светлана. Бросилась к отцу. Он успел перехватить ее порывистое движение. Лишь взял за руки, слабая улыбка тронула его губы.
— Зайка, ничего страшного. Просто я отбываю на задание. Так получилось.
— Я полечу с тобой!
Решительность, с которой Светлана это выпалила, не оставила у маршала желания отказать. Почему-то это обрадовало меня. Паника и волнение испарились.
— Товарищ маршал.
Негромкий, даже какой-то робкий голос заставил всех присутствующих машинально повернуть головы. У входа на террасу возник темноволосый мужчина в темно-синей униформе пилота. Невысокий, худое с выпуклым подбородком лицо выражало робость и смущение. Растерянность перед толпой народа, которую он здесь увидел.
Туровский мягко отстранил дочь, подошел к пилоту. Тот тут же вытянулся в струнку, резким движением махнул воинское приветствие и отчеканил:
— Майор Военно-космическое флота Григорий Богданов! — представился он. — Товарищ маршал, экипаж нашего флаера ждет вас на борту! Все в полной готовности1
— Хорошо, хорошо, — маршал совершенно по-свойски, без условностей, похлопал пилота по плечу. — Сейчас мы придем.
Мужчина развернулся и направился к выходу. Быстрые шаги. И он уже вышагивал по дорожке перед бассейном. Свернул за угол.
— Все поняли? Прошу всех переодеться. Через пятнадцать минут жду вас на площадке. Да! Эдгар, Дарлин. Забыл предупредить. Мы летим в Южноамериканский военный округ. Там очень жаркий климат. Одевайтесь во что-то легкое. Марья Сергеевна вам покажет одежду.
— Мы полетим в наших скафандрах, — сказал я. — Там хорошая терморегуляция. Силовое поле без шлема.
Действительно, побывав на звездолёте,
я прихватил шлем для скафандра Дарлин. И теперь она могла вновь быть под защитой.— Осберт сможет с нами отправиться? Ему хотелось бы увидеть вычислительный центр вашего космодрома. Ну, если, конечно, это не огромная государственная тайна.
— Это тайна, конечно, — Туровский улыбнулся. — Но вы же не шпионы. Передать информацию никуда не сможете. А посмотреть? Ну что ж, я готов поручиться за вас троих. Ваш Ларри не сможет с нами полететь. Во флаере не будет места для него.
— Только Марье Сергеевне скажите, чтобы она не давала Ларри жрать все, что он найдет в доме.
— Понятно, — улыбка Туровского стала шире, в глазах запрыгали веселые чертики.
Когда я, Дарлин и Осберт, одетые в наши бело-синие скафандра, издалека напоминающие обычные комбинезоны, направились к площадке с флаером, я мог ожидать, что угодно. Но то, что мы увидели повергло меня в шок. Такого огромного чудища я раньше у землян не видел. Летательный аппарат смахивал на небольшой звездолёт. Занимал почти всю площадку, которая могла соперничать с аэропортом небольшого города. Он походил на громадный реактивный истребитель, вытянутые обтекаемые плоскости, небольшие узкие крылья и огромные многокамерные двигатели.
— Ну что скажешь, Эдгар? — поинтересовался Осберт, оглядывая красавца.
— Космолёт, двигатели, скорее всего ядерные прямоточные. Даже, я бы сказал, на нем сгонять можно до ближайшей звезды. И вернуться.
— Ага. Ну звездолёт вряд ли, — Осберт задумчиво заглянул в огромную дюзу движка, где мог бы спокойно встать в полный рост. — Но то, что полетим в космосе — это точно.
— Верно, — открылся люк и в проеме показался майор Богданов, спрыгнул к нам. — Мощность этого аппарата отличная, — он похлопал по обшивке, в голосе ощущалась гордость, будто майор сам создал эту махину.
Через мгновение от люка отъехал трап. И по ступенькам мы забрались внутрь. Хотя салон казался очень просторным, но все пространство занимали шесть ложементов, как раз на нашу команду.
— Григорий, не возражаете, я осмотрю кабину?
— А что вы там хотите увидеть? — Богданов с явным подозрением оглядел меня, закрыв массивным телом проход.
— Проверить хочу. В прошлый раз, когда мы летели с маршалом и полковником, пилотов в кабине убили. Таким хитрым устройством. Вылетающим из стены лезвием. Очень-очень острым.
У майора отвисла челюсть, он быстро-быстро заморгал, отшатнулся, пропустив меня.
Я прошел через проход между ложементами, зашел в кабину. Она оказалась больше, чем на том боевом флаере, на котором мы летели на совещание с Вождем. Вместо кресел пилотов стояли два длинных ложемента. И второй пилот в темно-синей униформе, с красным шевроном на рукаве, где виднелись вышитые золотом буквы — ССКС, сидел боком на месте.
— Это Эдгар Рей, — Богданов нагнал меня и встал в проеме. — Он тут все осмотрит. Ну на всякий случай.
Я по-деловому прошелся вдоль стен, включив сканер нейро-интерфейса, но нигде не нашел никаких встроенных ловушек.
— Все отлично. А сколько до этого космодрома?
— Двенадцать тысяч километров, — ответил второй пилот, широколицый, скуластый, из-под гермошлема вылезло несколько непослушных кудряшек. — Если быть точным. Двенадцать тысяч четыреста восемь девять.
— И сколько мы будем лететь?
Видимо, мой скафандр вызвал доверие — меня приняли за своего. И пилот с удовольствием объяснил: