Хюльдра
Шрифт:
– Я не хочу знать! – сказал он Лавровичу, очнувшись от воспоминаний.
– Тебе придется, - отрезал тот, покачав головой, - и мы должны будем вместе решить, что с этим делать…
Павел судорожно сцепил руки в замок. Он не будет это смотреть! Он не хочет ничего знать!
– Для этого я и лечу в Норвегию, - заговорил Лаврович, - она тоже должна это видеть. Знать. Решить.
– Почему не подождать ее возвращения? – Проценко уцепился за возможность отсрочить казнь.
Лаврович покачал головой.
– Неизвестно, чего от нас хочет тот, кто прислал это письмо… - он зачем-то снова нырнул в свой уродливый портфель.
– Что у тебя там еще? – недовольно поинтересовался
– Кольцо, - сообщил Лаврович, невольно повышая голос, - я сделаю ей предложение, и если это видео всплывет… Я не знаю… Я скажу, что мы… Мы – муж и жена и вольны строить наши отношения так, как нам вздумается!
– Не ори! – велел Проценко, оглядевшись по сторонам.
Они сидели в самом углу полупустой кофейни, и Павел знал, что они практически незаметны из зала. Но не посетители сейчас волновали его, а великая и ужасная Анфиса Заваркина. Павел боялся себе вообразить, что она сделает с ними, если узнает, увидит, подслушает. Точно вырвет их сердца и сожрет тут же, на их глазах, улыбаясь и причмокивая.
– Давай уточним, - убедившись, что Заваркиной на горизонте нет, Проценко снова обратился к Лавровичу, - ты хочешь жениться на Алиске только ради того, чтобы спастись от шантажиста? Именно это гонит тебя в другую страну и не дает даже неделю подождать?
– Нет, - твердо сказал он, - я просто так хочу на ней жениться! Просто…
– Что просто? Это ошибка! Ты сам понимаешь, что это ошибка! Я не дам тебе этого сделать!
Павел вскочил на ноги, Лаврович тоже. Его чашка с недопитым кофе опрокинулась, разлив содержимое на стол, пол, Пашкины лоферы и лэптоп Лавровича. Но они этого не заметили, продолжая стоять лицом к лицу со сжатыми кулаками и челюстями.
Павел знал, что не должен допустить подобной глупости. Алиска не должна попасть в его лапы! Она ведь глупенькая, влюбленная, и она согласится, даже не подумав! Он заточит ее в своей однокомнатной башне из стекла и бетона, где из приятного только сквозняки, он сломит ее дух, разберет на кусочки ее личность и разложит по полкам, попрячет по шкафам и кладовкам!
Перед глазами Павла стояла картина из лодочного сарая, но она больше не страшила его. Он больше не видел кровавого пятна, только узкие плечики, трогательные ключицы, голубоватые вены, выступающие под кожей на длинной шее, которая не могла удержать ее одурманенную голову. Он видел бледное лицо с обнадеживающе подрагивающими ресницами, носом кнопкой и пухлыми губами. Он ее не получит!
Павел чувствовал, что сейчас сорвется и накинется на лучшего друга с кулаками – картину, изображающую Алису Заваркину без сознания скрыл красный туман, сотканный из его ярости. Сначала он вмажет ему в ухо, потом под дых, потом локтем. Павел понял, что будет трамбовать Лавровича, пока он не превратится в месиво. Прямо здесь, на полу кофейни он будет топтать его лицо, и напоследок вдавит в его жалкие останки чашку, из которой он пьет этот вонючий претенциозный кофе! После он встанет и, не вытирая крови со своих рук, войдет на кухню и расскажет Анфисе Заваркиной всё, что знает! И пусть она уничтожит и его, Павла, зато Алиска будет в безопасности!
Внезапно Лаврович испустил горестный вздох и разжал кулаки. Его плечи поникли, и он как будто стал меньше ростом. Его ноги не могли удержать его вертикально, и Лаврович плюхнулся обратно в кресло, укрыв лицо в ладонях.
Павел, чувствуя, что ярость всё еще раздирает острыми когтями его внутренности, тоже присел. Лаврович поднял усталое, больное лицо, тускло взглянул на друга и сказал, с трудом выговаривая слова:
– Если она увидит это видео раньше,
чем получит предложение, она никогда больше со мной не заговорит!«Значит, она должна увидеть его немедленно!», - решил Павел.
Глава пятая. 2010 год. Элскерь.
– А когда будут сказки? – спросил Мальчишка, доверчиво глядя на Черноглазого.
Сегодня все вечерние атрибуты - и алкоголь, и порошок - оказались на своих местах, и Черноглазый пребывал в чудесном расположении духа.
– Давай сегодня буду тебе сказку рассказывать? – предложил он, прихлебывая из стакана, - про своенравных девчонок-волшебниц, влюбляющихся в обыкновенных парней?
– Что такое свое… своенры…? – спросил Мальчишка.
– Это значит веселые и интересные, - пояснил Черноглазый.
Старая Актриса сегодня изменила своему обыкновению и взяла с собой в гостиную вязание. Когда из рассказов Черноглазого исчезла похабщина, недостойная ее ушей, необходимость постоянно подчеркивать то, что она – леди, сама собой отпала. Это обстоятельство очень обрадовало Старую Актрису: обязанность ее тяготила. Ведь столько лет одно и то же!
К тому же, он сегодня довольно мил с ребенком.
– А что делают волшебницы? – спросил Мальчишка.
– Наши с тобой волшебницы пасут коров, - пустился Черноглазый в рассказ, - вернее, раньше пасли. Теперь они могут делать все, что угодно, ведь никто не знает, что они существуют, кроме нас с собой.
Мальчишка звонко засмеялся. Ему нравились тайны.
– По моим прикидкам, потомство уцелевших хюльдр больше не нуждается в тайном укрытии, - пояснил он Старой Актрисе на «взрослом» языке, - у них больше нет хвостов, равно как и потребности бегать голыми по лесу, но, к сожалению, и магии в них значительно меньше. Они очеловечились.
– Как же так вышло? – поинтересовалась она, считая петли.
– Вышло так потому, что у лесного народца нет своих мальчиков, - он снова обратился к Мальчишке, который сегодня вовсю распустил уши, - девочкам-хюльдрам, чтобы продолжать свой род, надо было влюбляться в мальчиков из человеческого рода, выходить за них замуж и рожать совершенно обыкновенных деток, мальчиков и девочек. Девочки были чуть волшебнее мальчиков: растения у таких полукровок всходили и колосились пуще, животные были сильны и здоровы, дом и дети ухожены, муж доволен – сыт, чист, накормлен, и…
Старая Актриса предупредительно покачала головой, и, как ни странно, Черноглазый согласно кивнул. Видимо, эта часть рассказа – о том, как обычные мальчики находят настоящих волшебниц – была его любимой. Похоже, она дарила ему надежду.
– Однако, доставаясь человеку, хюльдра требовала от него такой же самоотдачи. Не приведи тролль, не наколоть дров или не совершить еще какой-нибудь мужской хозяйственный подвиг! Хюльдра в гневе могли бросаться как пнями и корягами, так и уничижительными взглядами. Эти женщины были достаточно сильны, чтобы наколоть дров самостоятельно, а потом упрекнуть мужа в несостоятельности. Это ведь гораздо неприятнее, чем получить корягой по шее: когда красивая молодая жена укоряет тебя!