Хюльдра

– Алиса, ты говоришь по-русски, - Бьорн улыбнулся, но меж его бровей промелькнула крохотная озадаченная морщинка. Промелькнула и тут же исчезла.

– Прости! Прости, Бьорн! – Алиса перешла на английский, но была так взбудоражена, что не могла связно выражать свои мысли, - я тебя знаю! Вернее, не тебя, а твои фото! Ты жил в Америке, работал с «Нэшнл Джеографик», твои северные сияния печатали на обложках, о тебе писал «Тайм». Конечно же! Бьорн Йоргесен! Тебя называли норвежским гением! Мне про тебя Васька рассказал, когда узнал, что я на хюльдрах свихнулась. Он накидал мне ссылок, а я изучала твои северные сияния! Я рассказывала про тебя друзьям и называла тебя Григом от фотографии! Глупо, да? Ну тот сочинил свое лучшее, вдохновившись Норвегией, своей родной страной, как и ты! Скажи, это глупо?

Судя по выражению лица, Бьорн честно пытался осмыслить Алисин несвязный лепет. Пытаясь вместить в слова как можно больше эмоций, она то и дело переходила с английского на русский, или на французский. При этом Алиса бурно жестикулировала: всплескивала руками, или прижимала правую руку к сердцу, будто клянясь фотографу в любви, или трогала Бьорна за плечо. Ее тираде не было конца и края, и Бьорн не выдержал: сделав крохотный шажок ей навстречу, он нежно положил ладонь ей на затылок и на мгновение прижался губами к ее губам. Всего несколько мгновений, и он отстранился.

– Ты это сделал, чтобы я замолчала, да? Прости! Я больше не буду так трещать!

Алиса улыбнулась и, будто выдохшись, прислонилась к столешнице.

– Я это сделал, потому что ты мне нравишься, - улыбнулся Бьорн, - ты славная. И милая. И искренняя. Я всегда хотел встретить кого-то, вроде тебя.

В его глазах по-прежнему не было ничего лишнего: ни похоти, ни животного желания. Он не хотел покорить, овладеть ею, заставить, сломать. Где-то в его щекотной рыжеватой бороде пряталась доброжелательная улыбка, и Алиса вдруг поняла, что не знает, что дальше делать. Все ее предыдущие отношения с этого момента развивались только по двум сценариям: или мужчина, стаскивая с нее одежду, кончал себе в штаны, после чего принимался извиняться, или, еще не успев ничего сделать, принимался ныть о том, что женщины жестоки, судят о мужской силе по первому пробному сексу и что она, Алиса, не должна быть такой, как все. Оба сценария виделись ей довольно унылыми, но ничего другого она не знала.

Алиса аккуратно сложила снимки, которыми размахивала во время своей пламенной, но бессвязной речи, и аккуратно поместила в коробку. Коробку она накрыла крышкой, убедившись, что каждый сантиметр крышки плотно прилегает к корпусу коробки. Алиса тянула время, не зная, что предпринять. Больше всего на свете она боялась обернуться и увидеть надменную усмешку. Или холодный взгляд.

Но когда Алиса обернулась, Бьорн стоял настолько близко, насколько это было возможно. Он серьезно посмотрел ей в глаза и, ни слова не говоря, легонько провел по ее щеке костяшками пальцев. Алиса от удовольствия невольно прикрыла глаза.

«Ласково. Со мной никто никогда не обращался ласково. Им казалось, что меня нужно непременно удивить, а потом перевернуть и снова проделать все то же самое, удивительное еще два раза».

Бьорн осторожно коснулся своими губами ее губ. Он аккуратно подхватил ее под ягодицы (Алиса вспомнила, что на ней нет белья) и посадил на стол. Он целовал ее так долго и умело, что Алиса вдруг перестала различать грань между реальностью и… чем-то едва ощутимым, нереальным, трансцедентным, непостижимым. Она перестала чувствовать свое тело, перестала понимать, что именно и как именно она делает. Алиса не чувствовала своего языка, что ласкал язык Бьорна, не помнила своих рук, что нежно гладили его спину, не видела своих ног, что обвивались вокруг его торса, крепко прижимая к себе.

Бьорн, не прерывая поцелуя, снял Алису со стола и отнес на кровать. Снова вернувшись в свое тело, она с радостью и трепетом предвкушала то, что сейчас произойдет. На секунду оторвавшись от Алисиных губ, Бьорн потянулся вправо и вынул из ящика тумбочки блестящий квадратик и вопросительно посмотрел на Алису. Та кивнула.

Бьорн не стал стягивать с нее ни свитер, ни носочки.

– Слишком холодно, - сказал он ей на ушко, нежно прикусив мочку. Он запустил руки под свитер и своими большими ладонями принялся ласкать ее грудь, неожиданно быстро и смело. Под его прикосновениями кожа Алисы разгоралась, и ей казалось, что она вполне может избавиться от свитера.

Бьорн расстегнул молнию на своих джинсах, и немного приспустив их, обнажил уже твердый член. Алиса провела по нему легкими пальчиками, отчего у Бьорна вырвался сладостный стон.

– Помоги мне, - попросил он. Алиса откусила краешек у блестящего квадратика, вынула презерватив и, зажав кончик, ловко раскатала резинку от головки до основания. Это заняло у нее три секунды.

В следующее мгновение Бьорн взял ее умелые ладошки в свои, и, вытянув руки, ухватился за спинку кровати и своими, и ее руками. Еще одно мгновение у него ушло на то, чтобы бесцеремонно развести Алисины бедра, а ее саму вжать в матрас своим тяжелым телом. Без промедления Бьорн вошел в нее, так же, как до этого ласкал ее тело: смело и быстро.

Алиса коротко вскрикнула, на секунду испугавшись того, что он сделал: вошел слишком быстро и рано, ей показалось, что будет больно, как это бывало с ней обычно. Лишь спустя мгновение она поняла, насколько она возбуждена, и как плавно и мягко Бьорн двигается внутри нее.

Алиса и не предполагала, что ее тело на это способно.

Бьорн сменил темп и тактику: теперь, поняв, что не доставляет Алисе неприятных ощущений, он двигался внутри нее легко и резко, словно забивая сваи, и ее тело с благодарностью отзывалось на его движения, каждое из которых приносило еще больше удовольствия, чем предыдущее. Придавливая ее своим весом к кровати, Бьорн не давал ей ни выгнуть спину, ни двинуть бедрами ему навстречу. Недвижимая, лишенная инициативы, она отдалась ему, доверив свое тело его умениям.

Бьорн замедлил движение, но увеличил амплитуду, и Алиса вдруг с удивлением услышала, что кричит. Собственный голос подействовал на нее, как катализатор, и Алиса почувствовала приятную дрожь где-то под лобком, которая быстро охватила все ее внутренности и превратилась в нестерпимую сладкую муку. Алиса закричала и инстинктивно выгнулась всем телом, но не смогла подняться над матрасом ни на миллиметр: большое и очень тяжелое тело Бьорна лежало на ней сверху и продолжало свою умелую пытку. Тогда она попыталась ухватиться за что-нибудь рукой, чтобы выразить хотя бы часть ощущений другой частью тела, но не смогла: проворные и ласковые ладони Бьорна нежно, но крепко удерживали ее запястья.

Когда дрожь внутри Алисы стала стихать, и на крик больше не оставалось сил, она услышала шепот Бьорна. Он, изливаясь мутными потоками в разделявшую их резиновую перегородку, он шептал какие-то нежные норвежские слова. Что-то вроде «элскерь».

Прошла минута, прежде чем он отпустил ее.

Алиса обвила Бьорна ногами и руками и, пользуясь тем, что он не знает русского, принялась нашептывать ему всякие нежности. Она говорила, что любит его, что он самый красивый и талантливый, называла его своим солнышком и прочими глупыми прозвищами. Из глаз Алисы текли слезы, но она не замечала ничего, кроме того, что каждая клеточка ее тела поет счастливые похабные частушки.

Той ночью она рассказала ему все. Про своих демонов-хранителей Асю и Васю, про Лавровича, про то, как странно с ней обращаются люди, про попытки понять себя, о легенде про хюльдр, к которой она, в конце концов, обратилась, и на которой помешалась. Она поделилась тем, насколько бездарны были ее попытки составить хоть какой-нибудь сценарий, по которому можно будет построить свою жизнь. Она рассказала ему про провалы, которые последовали за этими попытками и про свое озлобление после этих провалов. Она даже посетовала на отчаяние, которое охватывало ее, когда все становилось только хуже и хуже. В общем, разнюнилась по полной.