Хюльдра

– Обман раскроется только лишь потому, что он существует, - закончила Марина.

– Не навреди! – сказал хор.

– Не делай ничего, что повлекло бы за собой нанесение урона чести, достоинству, или материальному благополучию объединения.

– Начинаем церемонию объединения, - объявила Марина властно, - введите добровольцев.

Это было явно не первое собрание, раз хор голосов был настолько строен, а заповеди знались на зубок всеми членами загадочного Совета Десяти. К тому же, едва заслышав приказ ввести добровольцев, двое в капюшонах, что стояли у дальней стены, метнулись в темный угол и вывели под руки до боли знакомую фигуру. Лаврович.

– А я-то надеялся, что мы под этими тряпками прячемся, - расстроился Пашка.

Взгляд Лавровича взгляд был мутен и расфокусирован, движения смазаны, но он хорошо держался на ногах, и даже умудрялся вертеть головой по сторонам. Он не был пьян. Он был одурманен. Вряд ли он понимал, где он и зачем он здесь.

– Ты знаешь, кто я? – спросила его Марина.

– Нет, - ответил Лаврович.

– Отдашь ли ты нам свою кровь добровольно?

Лаврович замялся.

– Да.

Из круга выступила фигура в капюшоне. Схватив Лавровича за руку, некто ловко уколол его палец и выдавил несколько капелек на предметное стекло.

– Это не секта, - догадался Павел, - предметные стекла – это, скорее, по-маньячьи, а не по-сектантски.

– Ты не знаешь, какое количество крови надо забрать, чтобы сделать тест на наркотики?- спросила Алиса, у которой появилась догадка.

– Думаешь, это шайка шантажистов? Накачивают наркотой, потом выкачивают кровь и ею потом шантажируют?

– Что? Слишком сложно?

Павел пожал плечами. На экране Лавровичу предложили испить из кубка и занять место в кругу Совета Десяти.

Следующей на экзекуцию втащили Нину. Ее голова упала на грудь, и длинные темные волосы занавесили лицо. Ни ноги, ни руки ее совершенно не слушались. Тип, что держал Нину слева, схватил ее за волосы на затылке, поднял голову и повертел ею то так, то эдак. Алиса, с ужасом наблюдавшая за происходящим, поняла, что они намеренно демонстрируют лица в камеру. Еще она мельком успела отметить, что у Смоленской довольно вменяемый взгляд. Она выглядела так, будто наркотик перерезал нервы, идущие от ее мозга к конечностям, и запер вполне трезвую и адекватную Нину у беспомощном теле.

Нинино лицо пугало: каждая мышца была расслаблена, отчего Смоленская не могла ни закрыть рот, ни сглотнуть слюну, которая тянулась серебристой ниточкой от ее нижней губы и падала на пол. Вдруг Нина как-то страшно содрогнулась в руках у своих конвоиров, и из ее рта полилась рвота. Ее принуждали стоять прямо, поэтому содержимое желудка вывалилось ей на платье и, полетев вниз, испачкало обувь. Из-под сеток донеслись сдавленные «фу», а Алиса поняла происхождение запах кислятины, что стоял в лодочном сарае наутро.

– В угол, на бок, - велела Марина.

Два «выносящих» отволокли Нину туда, откуда и приволокли. Алиса услышала звук падающего тела. Похоже, эти типы не слишком с ней церемонились. Алиса вспомнила вдруг, как прошедшие четыре года Нина жаловалась на хроническую боль в спине, которая вдруг ни с того ни с сего появилась. Была ли эта боль последствием травмы, нанесенной этими бугаями? Алису вдруг пронзила острая жалость, которую она, не медля, сменила на праведный гнев.

Третий «жертвой» ритуала объединения стал Проценко. Оторвавшись от созерцания экранного Пашки, чье безжизненное тело вынесли, продемонстрировали камере и тут же унесли, Алиса взглянула на побледневший профиль Пашки-настоящего. Оценив испарину, выступившую на его лбу, она аккуратно положила свою ладонь ему на локоть. Он вздрогнул от неожиданности, но от экрана не оторвался.

Алиса не хотела возвращаться к просмотру. Она знала, кто будет приведен на допрос четвертой и последней.

– Отпусти, - услышала она свой голос. Голос был трезвый, что заставило Алису немедленно прилипнуть к экрану. Она успела заметить, как Алиса-на-экране с силой выдрала свой локоть у конвойного.

Она вошла в ритуальный круг самостоятельно. В той же юбке и футболке, в которых проснулась, и босиком. Ее движения и координация практически не были нарушены, зато глаза были будто сделаны из силикона. Алиса-на-экране отрывисто вертела головой, словно ворона или одержимая демонами, видимо, стараясь, разглядеть или узнать своих мучителей. Алисе-зрителю показалось, что ее голова в тот момент походила на видеокамеру на паузе. Изображение видит, а запись не ведет.

Алиса-на-экране пошатнулась, и тип в капюшоне за ее спиной придержал ее за локоть.

– Убери лапы, мудозвон! – злобно пропела Алиса-на-экране, приведя в недоумение Алису образца 2010 года.

– Ты знаешь, кто я? – задала Марина стандартный вопрос.

– Ты – сраная эсэсовка, с кривыми ногами и черными усами, неудачливая охотница на чужих мужиков, - произнесла Алиса-с-экрана. Даже не произнесла, а как-то зашипела и выплюнула. Теперь Алиса, сидящая по ту сторону экрана, не могла узнать свое лицо: узкие глаза-щелочки, искаженный рот, обнажающий клыки, раздутые крылья носа, но самое главное – это пальцы на руках. Алиса-с-экрана держала руки на весу перед собой, согнув в локтях на девяносто градусов, и методично сжимала и разжимала кулаки, словно это были ее вторые легкие. Когда она выпрямляла пальцы, то было заметно, как по каждому пальцу пробегает судорога.

Совету Десяти было не по себе от поведения Алисы-на-экране: Марина забыла следующий вопрос и даже конвой отступил от нее на шаг. Алиса, сидящая в кафе во Фрогнер-парке с таким же ужасом взирала на эту адскую карикатуру на саму себя, с одним лишь отличием: она знала, что происходит.

Это было ее настоящее лицо.

Хюльдра – это банка с котятами и не солнечный свет, закупоренный в теле женщины. Хюльдра, как и всё – это уравновешенная система и, если усыпить ее лучшую половину, ту, что отвечает за сострадание, нежность, вежливость и контроль гадкой половины, то вылезет вот такой «дух леса», мерзкий звереныш, ненавидящий все живое.

За примерами далеко ходить не надо: в любой культуре можно найти такое существо. Даже самая обычная фея, которую рисуют на флаконах с детским шампунем, по легенде – обидчивое и мстительное существо с зубами, которое пускает их в ход, если что-то происходит не по ее хотению. Древние заложили в нашу подкорку сообщение: «никогда не зли женщину!». Особенно ту, у которой есть или когти, или зубы, или крылья, или она ходит босиком по лесу и ест волчьи ягоды.

– Согласна ли ты добровольно отдать нам свою кровь? – продолжала Марина вести обряд. Ее голос немного задрожал.

– Я сдеру с тебя кожу живьем, - пообещала Алиса-на-экране, - из задницы сделаю цилиндр и заставлю твоих детей носить его по воскресеньям. Лоскут со спину пущу на ленты и буду вплетать в волосы, чтобы всегда чуять твой страх. Почему ты смердишь?

Алиса-на-экране сделала два шага вперед, от чего Совет Десяти невольно подался назад.

– Ты меня боишься! – сказала Алиса-на-экране и, запрокинув голову назад, захохотала. Ее хохот походил на утробный животный рык пополам с визгом

– Господи, страшно-то как, - прошептал Пашка, сидящий рядом с ней в кафе.