Хюльдра

– Не то слово, - прошептала Алиса, которая так много знала о себе в фольклоре и так мало о фольклоре в себе. Повинуясь порыву, они схватились с Пашкой за руки.

– Ты хочешь моей крови? – спросила она, прыгнув навстречу Марине, - я залью ее тебе в глотку!

Алису-на-экране схватили и заломили ей руки, на что она отреагировала жутким воем, настолько диким, что кое-кто из правофланговых «капюшонов» бросил свечку, которую держал в руках и заткнул уши. Алиса-на-экране вырвала свои руки у конвоиров, и, прекратив визжать, принялась кидаться всем, что попадалось ей под руку. Большой свечкой, что украшала середину «ритуальной залы» Алиса-на-экране швырнула вправо, мятой алюминиевой кастрюлькой, валявшейся среди мусора – влево. Члены Совета Десяти отступали, уворачивались, но не разрывали кольца из своих рук. Скорее всего, для того, чтобы Алиса не вырвалась и не бегала в таком состоянии по лагерю, иначе организаторам слета пришлось бы объяснять если не с органами контроля оборота наркотиков, так с начальством или администрацией лагеря.

Когда Алиса-на-экране схватила гаечный ключ, кое-кто пришел в себя.

– Уймите же ее, в конце концов!

Два «вводящих» бугая поймали ее, но она замахнулась ключом на одного и больно лягнула второго. Ключ за ненадобностью тут же отправился в полет. Он вылетел из кадра, раздался звук бьющегося стекла и на левый фланг фигур в капюшонах откуда-то сверху посыпались осколки. Должно быть, Алиса-на-экране разбила старые стеклоблоки, стоявшие без дела у стены лодочного сарая.

– Хотите моей крови? – хохоча, спросила она, - получите!

Алиса-на-экране схватила один осколок, и, подняв левую ногу, вонзила его себе в стопу. Осколок вошел глубоко, та Алиса закричала во весь голос, а Алиса, сидящая за «макбуком» в центре Осло, вскрикнула, зажмурилась и уткнулась в Пашкино плечо. Краем глаза она видела, как из распоротой стопы хлынула кровь, и Алисе-на-экране теперь приходилось скакать на одной ноге.

– Хотела моей крови? – спросила она абсолютно спокойно, словно боль и кровопускание отрезвило ее, - на!

Она сделала высокий мах ногой, целый веер ярко-красных капель поднялся в воздух и окропил людей в мантиях и свечи и заляпал объектив камеры. Люди что-то кричали из-под своих масок и уворачивались от брызг, Алиса хохотала с экрана.

– Напиток, - закричала вдруг Марина, видимо, вспомнив, что она – руководитель, - влейте в нее этот чертов напиток!

«Капюшоны» плюнули на сохранность круга и навалились на Алису-на-экране, которая брыкалась, отпихивалась, без устали обдавая всех вокруг фонтанами своей крови. Наплевав на церемонии, к Алисе спешили с пластиковой бутылкой, наполненной чем-то красным. Видимо, перспектива получить в висок тем кубком, из которого потчевали Лавровича, никого не вдохновляла.

Один из «капюшонов» вступил в кадр, дабы оценить сохранность камеры, заметил кровавые капли на объективе. Изображение погасло, дав Паше и Алисе трехсекундный перерыв, чтобы перевести дух. Но едва они успели расцепить судорожно сжатые кисти, как камера заработала снова. И то, что они увидели им, не понравилось еще больше, чем развеселое вуду из предыдущей части.

Публика заметно поредела, треть свечей погасла, и большая часть комнаты погрузилась в темноту, как и те углы, в которых ночевали отбракованные «добровольцы» - Нина и Паша. Еще через тридцать секунд, сарай почти совсем опустел: остался только человек, охранявший вход и Алиса, которая сидела на матрасах, затянутых черной тканью, слегка покачиваясь взад-вперед и таращась в темноту невменяемыми стеклянными глазами. Похоже, несмотря на ее отчаянное сопротивление, в нее все-таки влили дополнительную порцию наркотика. «Напиток», о котором кричала Марина, сделал ее живым трупом.

Алиса-2010 присмотрелась к своим ступням на экране: кровь остановили, но вспухший порез был ничем не обработан и не забинтован. Никто не пожелал позаботиться о ней, видимо, чтобы наутро можно было заявить, что Алиса, выпив лишку, наступила на стекло и распорола себе ногу.

Еще одна деталь вызывала беспокойство: Алиса-на-экране сидела без футболки и без бюстгальтера, и ее бесстыдно голая, очень белая грудь в темноте смотрелась, как сигнальный маяк.

В кадр вошел Лаврович. Алиса, не отрывающая внимательного взгляда от пикселей на мониторе, позволила себе крохотный выдох облегчения, подумав, что он принес ей ее одежду. Судя по его собранным движениям и нормальной координации, действие наркотика прошло.

Алиса-из-будущего не сразу разглядела, что на нем самом из одежды только кеды.

Он присел у Алисиных ног и рывком перевернул ее. Она, не издав ни звука, упала на матрасы лицом вниз, нелепо вывернув шею и задрав филейную часть так высоко, что камера выхватила темное пятно, расползавшееся по ее юбке.

Лаврович расстегнул пуговицу и молнию и с трудом стянул с нее пропитавшуюся кровью ткань. Алиса увидела, как он, наклонившись к ее бедрам, рассматривает их на предмет повреждений. Видимо, ничего не найдя, он нервным движением спустил ее трусы и положил ладонь на ее промежность. Осмотр ничего не показал. Лаврович оттолкнул ее на другой край импровизированного ложа и сдернул черную простыню. Под ней на матрасе было большое свежее кровавое пятно. Похоже, это было именно то место, по которому Алиса-с-экрана топталась, осыпая Марину проклятиями, а ее свиту – кровавыми брызгами.

Алиса, страшась того, что может сейчас увидеть, попробовала посмотреть на саму себя четырехлетней давности отстраненно и холодно, будто на кого-то чужого.

«Хорошая стрижка. И хорошо прокачанный трицепс».

Алиса-на-экране как раз пыталась встать, и ей даже удалось сначала перевернуться на спину, а потом сесть. Алиса-зритель видела, как фокусируются глаза ее экранной копии на Лавровиче, и ее одурманенный мозг с трудом сопоставляет распознанный образ с имеющимся в его подвисающей базе данных. Похоже, голова выдала ответ «Верно», потому что на безучастном лице Алисы-с-экрана промелькнула робкая тень улыбки. Она потянулась рукой к Лавровичу, словно прося у него защиты.

В следующее мгновение Лаврович одним мощным шлепком отбросил от себя эту робкую руку, а второй шлепок обрушил на Алисину щеку. Алиса-из-будущего вскрикнула и в ужасе прижала руку ко рту. Ее никто никогда в жизни не бил!

– Да что ж ты делаешь, мать твою?! – всплеснул руками Пашка и закрыл глаза ладонью, но любопытство взяло верх, и уже через секунду он выглянул в щелочку между указательным и средним пальцем.

В этот момент Алиса поняла, что действо на матрасе не будет похоже на их обычные занятия любовью, как поняла и то, почему он вышел из кафе, бросив их со своим компьютером.

Сейчас они увидят документальное свидетельство изнасилования Алисы Заваркиной.

Алиса-с-экрана, которая опять оказалась опрокинутой на матрас лицом вниз, прилагала героические усилия для того, чтобы снова сесть. Лаврович возвышался над ней, и тусклый свет от ближайшей свечи освещал только половину его лица. Однако и этого хватило, чтобы увидеть злорадную улыбку, и понять то, как он наслаждается ее беспомощностью и причиняемой ей болью.

Лавровичу, видимо, надоело ждать, и он схватил свою жертву за бедра, рывком подтянул к себе и насадил на свой член, будто оливку на шпажку. Он совершал довольно грубые фрикции, постанывая, а Алисино безжизненное тело болталось, словно тряпичная кукла.

Не в силах больше наблюдать за происходящим на переднем плане, Алиса обратила свой взор на зрителей. «Охранник» у входа отчетливо просматривался в тусклом свете догорающей свечи. Спрятав руки под своей мантией, он онанировал.

Второй зритель, неизвестно когда и откуда появившийся в кадре, снял сетку с лица и был укрыт только капюшоном. Он не смотрел на происходящее на матрасах, и обе его руки были на виду. Зачем он там сидел?

Третий зритель обнаружился в темном углу, за рассохшейся бочкой.