Меж двумя хлебородными нивами,Где прошел неширокий долок,Под большими плакучими ивамиУпокоился бедный стрелок.Будут песни к нему хороводныеИз села по заре долетать,Будут нивы ему хлебородныеБезгреховные сны навевать…
Так народ называет пробуждение природы весной. (Прим. Н. А. Некрасова.)
Идет-гудет Зеленый Шум,Зеленый Шум, весенний шум!Играючи расходитсяВдруг ветер верховой:Качнет кусты ольховые,Подымет пыль цветочную,Как облако: всё зелено,И воздух и вода!Идет-гудет Зеленый Шум,Зеленый Шум, весенний шум!Скромна моя хозяюшкаНаталья Патрикеевна,Водой не замутит!Да с ней беда случилася,Как лето жил я в Питере…Сама сказала, глупая,Типун ей на язык!В избе сам-друг с обманщицейЗима
нас заперла,В мои глаза суровыеГлядит, — молчит жена.Молчу… а дума лютаяПокоя не дает:Убить… так жаль сердечную!Стерпеть — так силы нет!А тут зима косматаяРевет и день и ночь:«Убей, убей изменницу!Злодея изведи!Не то весь век промаешься,Ни днем, ни долгой ноченькойПокоя не найдешь.В глаза твои бесстыжиеСоседи наплюют!..»Под песню-вьюгу зимнююОкрепла дума лютая—Припас я вострый ноле…Да вдруг весна подкралася…Идет-гудет Зеленый Шум,Зеленый Шум, весенний шум!Как молоком облитые,Стоят сады вишневые,Тихохонько шумят;Пригреты теплым солнышком,Шумят повеселелыеСосновые леса;А рядом новой зеленьюЛепечут песню новуюИ липа бледнолистая,И белая березонькаС зеленою косой!Шумит тростинка малая,Шумит высокий клен…Шумят они по-новому,По-новому, весеннему…Идет-гудет Зеленый Шум,Зеленый Шум, весенний шум!Слабеет дума лютая,Нож валится из рук,И все мне песня слышитсяОдна — в лесу, в лугу: «Люби, покуда любится,Терпи, покуда терпится,Прощай, пока прощается,И — бог тебе судья!»
1862
«В полном разгаре страда деревенская…»
В полном разгаре страда деревенская…Доля ты! — русская долюшка женская! Вряд ли труднее сыскать.Не мудрено, что ты вянешь до времени,Всевыносящего русского племени Многострадальная мать!Зной нестерпимый: равнина безлесная,Нивы, покосы да ширь поднебесная— Солнце нещадно палит.Бедная баба из сил выбивается,Столб насекомых над ней колыхается. Жалит, щекочет, жужжит!Приподнимая косулю тяжелую,Баба порезала ноженьку голую— Некогда кровь унимать!Слышится крик у соседней полосыньки,Баба туда — растрепалися косыньки.— Надо ребенка качать!Что же ты стала над ним в отупении?Пой ему песню о вечном терпении, Пой, терпеливая мать!..Слезы ли, пот ли у ней над ресницею, Право, сказать мудрено.В жбан этот, заткнутый грязной тряпицею, Канут они — все равно!Вот она губы свои опаленные Жадно подносит к краям…Вкусны ли, милая, слезы соленые С кислым кваском пополам?..
1862–1863
«Надрывается сердце от муки…»
Надрывается сердце от муки,Плохо верится в силу добра,Внемля в мире царящие звукиБарабанов, цепей, топора.Но люблю я, весна золотая,Твой сплошной, чудно-смешанный шум;Ты ликуешь, на миг не смолкая,Как дитя, без заботы и дум.В обаянии счастья и славы,Чувству жизни ты вся предана,—Что-то шепчут зеленые травы,Говорливо струится волна;В стаде весело ржет жеребенок,Бык с землей вырывает траву,А в лесу белокурый ребенок—Чу! кричит: «Парасковья, ау!»По холмам, по лесам, над долинойПтицы севера вьются, кричат,Разом слышны — напев соловьиныйИ нестройные писки галчат,Грохот тройки, скрипенье подводы,Крик лягушек, жужжание ос,Треск кобылок, в просторе свободыВсе в гармонию жизни слилось…Я наслушался шума иного…Оглушенный, подавленный им,Мать-природа! иду к тебе сноваСо всегдашним желаньем моим —Заглуши эту музыку злобы!Чтоб душа ощутила покойИ прозревшее око могло быНасладиться твоей красотой.
1863
Калистрат
Надо мной певала матушка,Колыбель мою качаючи:«Будешь счастлив, Калистратушка!Будешь жить ты припеваючи!»И сбылось, по воле божией,Предсказанье моей матушки:Нет богаче, нет пригожее,Нет нарядней Калистратушки!В ключевой воде купаюся,Пятерней чешу волосыньки,Урожаю дожидаюсяС непосеянной полосыньки!А хозяйка занимаетсяНа нагих детишек стиркою,Пуще мужа наряжается—Носит лапти с подковыркою!..
1863
«Умру я скоро. Жалкое наследство…»
Посвящается неизвестному другу,
приславшему мне стихотворение
«Не может быть».
Умру я скоро. Жалкое наследство,О родина! оставлю я тебе.Под гнетом роковым провел я детствоИ молодость — в мучительной борьбе.Недолгая нас буря укрепляет,Хоть ею мы мгновенно смущены,Но долгая — навеки поселяетВ душе привычки робкой тишины.На мне года гнетущих впечатленийОставили неизгладимый след.Как мало знал свободных вдохновений,О родина! печальный твой поэт!Каких преград не встретил мимоходомС своей угрюмой музой на пути?..За каплю крови, общую с народом,И малый труд в заслугу мне сочти!Не торговал я лирой, но бывало,Когда грозил неумолимый рок,У лиры звук неверный исторгалаМоя рука… Давно я одинок;Вначале шел я с дружною семьею,Но где они, друзья мои, теперь?Одни давно рассталися со мною,Перед другими сам я запер дверь;Те жребием постигнуты жестоким,А те прешли уже земной предел…За то, что я остался одиноким,Что я ни в ком опоры не имел,Что я, друзей теряя с каждым годом,Встречал врагов все больше на пути —За каплю крови, общую с народом,Прости меня, о родина! прости!..Я
призван был воспеть твои страданья,Терпеньем изумляющий народ!И бросить хоть единый луч сознаньяНа путь, которым бог тебя ведет,Но, жизнь любя, к ее минутным благамПрикованный привычкой и средой,Я к цели шел колеблющимся шагом,Я для нее не жертвовал собой,И песнь моя бесследно пролетела,И до народа не дошла она.Одна любовь сказаться в ней успелаК тебе, моя родная сторона!За то, что я, черствея с каждым годом,Ее умел в душе моей спасти,За каплю крови, общую с народом,Мои вины, о родина! прости!..
Пускай нам говорит изменчивая мода,Что тема старая — «страдания народа»И что поэзия забыть ее должна,—Не верьте, юноши! не стареет она.О, если бы ее могли состарить годы!Процвел бы божий мир!.. Увы! пока народыВлачатся в нищете, покорствуя бичам,Как тощие стада по скошенным лугам,Оплакивать их рок, служить им будет Муза,И в мире нет прочней, прекраснее союза!..Толпе напоминать, что бедствует народВ то время, как она ликует и поет,К народу возбуждать вниманье сильных мира—Чему достойнее служить могла бы лира?.. Я лиру посвятил народу своему.Быть может, я умру неведомый ему,Но я ему служил — и сердцем я спокоен…Пускай наносит вред врагу не каждый воин,Но каждый в бой иди! А бой решит судьба…Я видел красный день: в России нет раба!И слезы сладкие я пролил в умиленье…«Довольно ликовать в наивном увлеченье,—Шепнула Муза мне: —Пора идти вперед:Народ освобожден, но счастлив ли народ?..» Внимаю ль песни жниц над жатвой золотою,Старик ли медленный шагает за сохою,Бежит ли по лугу, играя и свистя,С отцовским завтраком довольное дитя,Сверкают ли серпы, звенят ли дружно косы,—Ответа я ищу на тайные вопросы,Кипящие в уме: «В последние годаСносней ли стала ты, крестьянская страда?И рабству долгому пришедшая на сменуСвобода, наконец, внесла ли переменуВ народные судьбы? в напевы сельских дев?Иль так же горестен нестройный их напев?..» Уж вечер настает. Волнуемый мечтами,По нивам, по лугам, уставленным стогами,Задумчиво брожу в прохладной полутьме,И песнь сама собой слагается в уме,Недавних, тайных дум живое воплощенье:На сельские труды зову благословенье,Народному врагу проклятия сулю,А другу у небес могущества молю,И песнь моя громка!..Ей вторят долы, нивы,И эхо дальних гор ей шлет свои отзывы,И лес откликнулся… Природа внемлет мне,Но тот, о ком пою в вечерней тишине,Кому посвящены мечтания поэта,—Увы! не внемлет он — и не дает ответа…
1874
Сеятелям
Сеятель знанья на ниву народную!Почву ты, что ли, находишь бесплодную, Худы ль твои семена?Робок ли сердцем ты? слаб ли ты силами?Труд награждается всходами хилыми, Доброго мало зерна!Где ж вы, умелые, с бодрыми лицами,Где же вы, с полными жита кошницами?Труд засевающих робко, крупицами, Двиньте вперед!Сейте разумное, доброе, вечное,Сейте! Спасибо вам скажет сердечное Русский народ…
Ох, пора тебе на волю, песня русская,Благовестная, победная, раздольная,Погородная, посельная, попольная,Непогодою-невзгодою повитая,Во крови, в слезах крещеная-омытая!Ох, пора тебе на волю, песня русская!Не сама собой ты спелася-сложилася:С пустырей тебя намыло снегом-дождиком,Нанесло тебя с пожарищ дымом-копотью,Намело тебя с сырых могил метелицей…
Вся в инее морозном и в снегу,На спуске под гору, в разгоне на бегу,Постромки опустив и перегнув дугу, Остановилась бешеная тройкаПод заскорузлыми вожжами ямщика… Что у коней за стати!.. Что за стойка…Ну!.. знать, у ямщика бывалая рука,Что клубом удила осеребрила пена…И в сторону, крестясь, свернул свой возик сенаОторопевший весь со страху мужичок,И с лаем кинулся на переём Волчок.Художник! удержи ты тройку на мгновенье:Позволь еще продлить восторг и наслажденье,За тридевять земель покинуть грусть-печальИ унестись с тобой в желанную мне даль…
Да, я люблю его, громадный, гордый град. Но не за то, за что другие;Не здания его, не пышный блеск палат И не граниты вековыеЯ в нем люблю, о нет! Скорбящею душой Я прозираю в нем иное—Его страдание под ледяной корой, Его страдание больное.Пусть почву шаткую он заковал в гранит И защитил ее от моря,И пусть сурово он в самом себе таит Волненье радости и горя,И пусть его река к стопам его несет И роскоши, и неги дани,—На них отпечатлен тяжелый след забот, Людского пота и страданий.И пусть горят светло огни его палат, Пусть слышны в них веселья звуки,—Обман, один обман! Они не заглушат Безумно страшных стонов муки!Страдание одно привык я подмечать В окне ль с богатою гардинойИль в темном уголку — везде его печать! Страданье — уровень единый!И в те часы, когда на город гордый мой Ложится ночь без тьмы и тени,Когда прозрачно все, мелькает предо мной Рой отвратительных видений…Пусть ночь ясна, как день, пусть тихо все вокруг, Пусть все прозрачно и спокойно,—В покое том затих на время злой недуг, И то — прозрачность язвы гнойной.