…И было детство
Шрифт:
– Это что же, только во дворе? – грустно спросил Сережа.
– Ладно, – смягчился Андрей. – С дровами закончим, пойдем на берег, я обещаю.
– Только давайте девчонок не брать, – шепотом сказал Ваня. – Без них спокойнее.
– Это еще почему? – нахмурился Андрей. – Нет, так не пойдет, и они не девчонки, а девочки, мы о них заботиться должны.
– Почему – должны? – не понял Ваня.
– Потому, что они слабее нас. Разве можно бросить слабых?
– Понятно, – безрадостно протянул Сережа.
Он хорошо знал характер старшего брата,
Саша, деловито везя коляску, подошла к мальчикам.
– Андрюша, можно нам с Люсей к лесенке ненадолго, мы Аглаю покатаем, а то ей здесь уже надоело, – жалостно протянула она.
– Мне кажется, это не Аглае, а кому-то другому погулять захотелось, – улыбнулся Андрей. – Ладно, только туда и обратно… и не дальше лестницы.
– А куда можно дальше? – захихикала Люся. – Коляска по ступенькам не ездит!
Саша сердито посмотрела на нее.
– Андрюш, ты не бойся, мы дальше и сами не пойдем, – деловито сказала она.
– Ну, коли так… Постой-ка… А Надежда Владимировна знает?
Девочки переглянулись и потупились.
– Эх вы, няньки! – засмеялся Андрюша. – У матери-то спросить забыли! Ну, что с вами делать, придется самому бежать!
Через минуту Андрей вернулся, и девочки, счастливые и довольные, покатили коляску по мокрой дорожке.
Глава 5
И был день
– Не жалею, не зову, не плачу… – пела Татьяна звучным грудным голосом, идя по старинной липовой аллее.
Огромные деревья над ее головой замерли, словно вслушиваясь в звуки песни, в дивный есенинский слог. Молчали липы, молчала идущая под липами Алина, молчал красноголовый дятел, невольно оказавшийся свидетелем грусти, боли, любви, переполнявших молодую женскую душу. Неожиданно белка прямо под ногами перебежала дорогу спутницам, они остановились, и Татьяна перестала петь. Она глубоко вдохнула влажный, словно газированный, воздух, тряхнула головой и озорно глянула на Алину.
– А… давай наперегонки, до конца дороги, а? – и, видя, что Алина замялась, добавила: – Ну, чего ты… Нас никто не увидит, мы быстро!
Они неслись по аллее, по-детски хохоча и радуясь, смешно забрасывая ноги, забрызгивая друг друга талым снегом.
– Хватит… прошу пощады… фу… быстро ты бегаешь, – наконец выдохнула Татьяна и села на поваленную березу.
Алина остановилась, подошла к подруге и села рядом.
– Я же тебе, помнишь, рассказывала, нас в балетной студии по пять километров каждый день гоняли. Вот и посчитай: три года студии, восемь – в Вагановском, девять – в варьете – закалка, – с улыбкой сказала она.
– А я, как школу закончила, сразу замуж выскочила, ну… стирки, готовки, училась заочно…
– Заочно – никакой
студенческой жизни, – сочувственно проронила Алина.– Ничего, мне нравилось, потом Ванька родился, Сережа его очень любил. Только жаль, виделись они совсем мало, всего два месяца, – Татьяна опустила глаза.
– Он что же, с двухмесячным тебя кинул? – спросила Алина.
Татьяна подняла на нее полные слез глаза и вдруг сказала зло:
– Это тебя кинули, а Сережа… никого не кидал, убили его!
Она выпрямилась, вскочила и быстро пошла вперед. Алина осталась сидеть одна на поверженном дереве. Она закрыла лицо руками, и плечи ее вздрагивали. Пройдя достаточно большое расстояние быстрым шагом, Татьяна остановилась, постояла немного и, повернувшись, бегом побежала обратно. Достигнув цели, она порывисто обняла Алину и, тяжело дыша, проговорила:
– Алиночка, милая, ну прости ты меня, дуру. Сама не знаю, что на меня нашло… вспомнилось просто… прости, пожалуйста… не плачь… я виновата. Ну что мне сделать, чтобы ты меня простила!?
– Я сейчас успокоюсь, – Алина подняла заплаканные глаза, – только никогда так не говори больше, я Сашеньку в таких муках рожала, может, и искупила свой грех…
– Да какой еще грех, Алиночка… Это я во всем виновата…
– Нет, Танюха, ты теперь послушай… ты не знаешь, как мы в училище жили… гуляли направо-налево… страшно вспомнить… Я тогда о Боге и думать не думала, если бы мне сказали – посмеялась бы, наверное! Так что ты права, все по заслугам…
– Алиша, не говори так… я не могу это слышать! Все люди грешны, и, может, мои грехи в сотни раз тяжелее твоих. Ну, прости ты меня!
Алина улыбнулась сквозь слезы.
– Это ты меня прости, за мужа, я не знала…
– Ерунда, откуда ты могла знать! Я об этом никому не рассказываю, из наших только Игорь знает и, может, Артемьич, если он ему сказал.
– Нет, – решительно произнесла Алина. – Игорь – могила, он чужие тайны хранить умеет.
– Вот вы где! – рядом с женщинами стоял Константин Казимиров. – А мы вас везде ищем. Татьяна, Аля, прошу ваши ручки, – он слегка наклонился и подставил женщинам руки, согнутые в локтях. – Вас велено доставить обратно, в скит. Если серьезно, Танюша, там кладка… ниже – другая, надо посмотреть. За тобой послали.
В скиту кипела работа. Участок, отведенный на день, был почти закончен, и Игорь Сергеевич глядел весело.
– Сейчас наши эксперты определят век, мы доделаем начатое, и можно будет возвращаться, – радостно произнес он.
– Мы с Катей берегом назад пойдем, – вдруг сказал Борис Петрович, и все удивленно посмотрели на него.
– Не советую, – Игорь Сергеевич аккуратно прислонил лопату к стене. – Во-первых, по пути хотелось бы обсудить сегодняшние работы по дому, во-вторых, у воды во многих местах не пройти – бурелом, и для Екатерины Александровны эта дорога – неподходящая. В-третьих, – он вдруг усмехнулся, – в лесах зимой дикие звери без пищи пропадают, пора бы это знать! На нашем острове, например, рысей полно.
Конец ознакомительного фрагмента.