…и дольше жизни длится…
Шрифт:
Костя поднял взгляд к небу: «Предки мои, мой Род! Помогите мне! Я сделаю все, что смогу! Помогите в том, что мне исправить и изменить не под силу»!
Где-то вдалеке громыхнул гром. Свинцовая туча ушла и расперилась яркими облаками. В небе снова светило солнце.
Солнечная и теплая погода стояла целую неделю.
Приехав домой, Костя и Ваня занялись постройкой новых ульев. Уже три роя жужжали в углах курятника. Пчелы просили новых жилищ.
Неделю Костя и Ваня мастерили ульи и отвозили их на пасеку.
Неделю Ваня доставал из подпола банки с медом, чтобы
А к концу недели распахнулись ворота, и во двор вошел тесть Кости и три его деверя.
Под свитками мужчин угадывались очертания обрезов.
– Что ж ты за человек такой, зятек? – отец Лизаньки хмуро смотрел на Костю:
– Если бы не Ванька, так и не узнали бы о твоей беде. Мы же семья! Должны стоять друг за друга горой! А ты – все молчком, все особняком. А если бы убили тебя? На кого оставил бы мою дочь и внуков?
Костя вымученно усмехнулся:
– На Вас бы и оставил. Знаю, что не бросили бы. И потом – ведь не убили.
– Не убили и не убьют! И к хутору твоему не подойдут, и другому закажут! Расскажи, кто там был?
Костя поморщился:
– Не надо никого наказывать. Они пьяные были. Не ведали, что творили. Не стану я вам ничего рассказывать.
– А нам твоих рассказов и не нать! Давно знаем, кто на тебя зуб точит. Вот с ними и разберемся. Идемте, сынки, – отец Лизаньки вышел, хлопнув дверью сарая так, что та едва не слетела с петель.
Еще через два дня на хутор приехал врач.
Он осматривал ногу Кости, попутно рассказывая, какая буча недавно была в соседнем селе: аж милицию из города вызывали, слава Богу, без смертоубийства обошлось. Разошлись все полюбовно.
Удивлялся, как быстро срастается перелом у Кости.
Быстро, но неправильно.
Нужно ногу по новой «ломать», накладывать шину, и тогда все будет нормально. И не нагружать! Лежать минимум месяц!
Костя усмехнулся:
– Не могу я месяц лежать, доктор. И ногу по новой ломать не хочу. Что будет, если оставить все, как есть?
– Останешься хромым на всю жизнь.
– Ну хромым – так хромым, – Костя провел доктора и перестал думать о неправильно срастающейся ноге.
Лизаньке никто так и не рассказал о том, что ее муж был на волосок от смерти. Не знали об этом и девочки. Костя и Ваня всем рассказывали одинаковую побасенку: папа упал с яблони и повредил ногу.
На следующую весну Костя снова хлопотал в саду и на пасеке. Бегать вокруг ульев и деревьев ненужно, а до пасеки и на телеге добраться можно.
Больше незваные гости его не беспокоили. Урок, который им преподали отец и братья Лизы, был усвоен и запомнен надолго.
Когда Ване исполнилось пятнадцать, и он окончил сельскую восьмилетку, юноша захотел уехать с родного хутора.
– Отец, я хочу поступить в металлургический техникум в Запорожье. Я хочу варить сталь для страны! Мне очень нравится и наш дом, и наши сады и наша пасека, но для себя я хочу другого пути.
Костя не возражал сыну.
Он помнил своего отца, своего деда, их глаза, загорающиеся огнем, когда они подходили в наковальне.
«Наверное, это в крови. Любовь
к огню и металлу» – думал Костя:– Следуй своему сердцу, сын. Оно не обманет.
Ваня уехал в Запорожье и стал учиться выбранной профессии.
Лизанька таки не оправилась после рождения дочери. Она с каждым годом становилась все тоньше, все эфемернее. Казалось, только Костина любовь и его цыганские «наговоренные» снадобья держат ее в этом мире.
Но у всего есть начало и есть конец.
Когда Надежде исполнилось тринадцать, ее мать просто не проснулась однажды утром.
Костя похоронил любовь всей своей жизни в степи под явором, где когда-то, много лет тому, сидел у костра ночью и думал об их дальнейшей судьбе.
Семья Лизаньки, поначалу, воспротивилась такому решению: для упокоения православных есть погост, но, глядя на почерневшее, угрюмое лицо Кости, поняла – спорить бесполезно. Мужчина все равно поступит так, как решил.
Каждый вечер, возвращаясь домой с пасеки, Костя делал крюк, и подолгу сидел у могилы любимой жены.
Иногда он, расстелив в траве рядюжку, там же и ночевал.
Он понимал, что дома его ждут и волнуются дочери, но ничего не мог с собою поделать.
Ведь здесь, под этим деревом, было похоронено его сердце…
Глава шестая
И без того малоразговорчивый Костя, стал настоящим бирюком.
Он отрастил окладистую бороду, добавив этим себе десяток лет.
Мало бывал на хуторе, проводя все дни в саду и на пасеке, приезжая только поужинать и смастерить все новые ульи.
Подходил к дочерям, ставшим уже совсем взрослыми, гладил их по головам:
– Простите меня, девочки. Ничего не могу с собой поделать. Не отпускает меня Лизанька, зовет каждую ночь.
– Ничего, папа, – дочери смотрели в глаза отцу с любовью и жалостью: – Мы понимаем. Мы справимся.
И они действительно справлялись. И в доме, и в коровнике, и в огороде.
Костя снова уезжал в луга.
Подолгу разговаривал с Лизанькой, рассказывая ей о том, что, как ему казалось, не успел досказать при ее жизни. Вытянувшись в траве под явором, смотрел в черное южное ночное небо. И августовский звездопад плакал вместе с ним.
Ваня окончил техникум и уже год работал помощником мастера в доменном цеху металлургического комбината, когда на страну обрушилась страшная беда.
Беда, которую не ожидали простые люди.
Не ожидали и не были к ней готовы.
В Страну пришла Война.
Ваню призвали на фронт в первые дни Войны.
Он даже не успел заехать на хутор, чтобы попрощаться с родными, только написал письмо, в котором обещал отцу обязательно вернуться живым.
Костя демобилизации избежал из-за своей хромоты, становившееся год от года все сильнее.
Запорожье эвакуировало оборудование своих заводов и комбинатов.
Вблизи Токмака был расквартирован авиационный полк, где Шурочка познакомилась со своим первым мужем. Браки во время Войны заключались быстро, не требовали ни торжеств, ни раздумий. Молодые люди хотели успеть насладиться коротким временем любви, отсчитанным им Судьбой.