И смех и грех, или Какая мука - воспитывать!
Шрифт:
Она кажется начала впадать в транс — смотрела в отражение, и уже не понимала, что чувствует. Есть такое выражение: «пудрить мозг». Арине казалось, сейчас ей пудрят всё: глаза, уши, душу, тело, кости, голову— всё. Да ещё и в двойном размере: здесь и в зеркале. Своё теперешнее состояние она вообще могла бы описать только как «запудренная». Но самое странное, девушка не понимала, почему не хочется прикрыться руками. Совсем. Может, потому что бесполезно? А вдруг нет?
Тут парень обнял её ладонью за подбородок, а большим пальцем раздвинул губки. Она разжала рот и приняла подушечку его фаланги. Сначала нежно облизала, а затем пососала.
Член в штанах отсалютовал и отчитался в полной боевой
Ох, как же она красиво дала понять, что почувствовала и попала под впечатление — глаза распахнулись, как книжка с красочными картинками, зубки приятно придавили палец, ротик потянул его на себя.
«Блять, хочу в неё! Глубоко! Чтобы аж до яиц… Там… такое!»
— Очень хочу поцеловать твою грудь, — Беспалов выхватил палец, опять прошел вперёд и, оказавшись перед девушкой, склонился к её соскам, принялся их покусывать и посасывать. Наверное, он мог бы делать это бесконечно долго, часами, и ему не наскучило бы, не приелось.
Арина машинально забралась пальцами в его волосы. И закрыла глаза. Вернее, они сами закрылись.
— Нет! — приказал Ваня, оторвавшись. — Смотри.
Он начал покрывать поцелуями её плечи и ключицы. Медленно, осторожно, как бы запечатлевая на ней себя. Затем не выдержал и опять впился в губы. Целовал как голодный, выедая и напирая, внедряясь и вдавливая. Оторвался, тяжело дыша, и Арине понравилось ещё и потому, что дало хоть какую-то передышку от отражения в зеркале.
— А теперь возьми и сними свои… — тут он отступил на шаг назад и посмотрел на её бельё. Оно напоминало ему всё те же шортики, но сказать: «шорты» — слишком грубо, «шортики» — слишком сопливо, «трусики» — просто неправильно. — Штанишки.
— Это кюлоты, — решила блеснуть названием Арина. Она поджала губки от приказа, но послушно потянула резинку вниз. — Трусики-кюлоты.
— Кюлотэ, — сделал он ударение на последнее «э», — с французского — это штаны, Кнопка. Такие дела.
«Чёрт, — скрипнула зубками девчушка. — Как можно было забыть, что он жил во Франции».
— Скажи что-нибудь ещё по-французски.
— Ту сэрг-г-э пью тр-г-гэ эй пляас… — а дальше у него французский вылетел из головы. Да и английский, и русский, если честно.
Беспалов старался не смотреть ТУДА, но глаза это сделали за него. Сами. Увидев её бритый лобок и щелочку между половыми губками, парень понял, что наступила та самая «точка росы» и невозврата — внутри всё ухнуло, как отколовшийся от материка айсберг — с брызгами и грохотом.
И погнало волну.
Ивану до головной боли захотелось плюнуть на чёртовы зеркала и всё выдуманное собой же, сдёрнуть самому с неё эти трусики или что там у неё и на какое слово оно отзывается, и…
Когда-то в Принстоне он знал парней, которые пробовали сниматься в порно. Кто для заработка, кто — для опыта, кто — выручить режиссёра. И по рассказам понял, что пробовать-то могут все, чисто на раз, но вот постоянно это делать под силу единицам — кончать можно только, когда разрешит редактор, хотя, глядя на партнёршу, хочется только спрыснуть и быстрее смыться. Стонать надо, когда совсем не хочется, поворачиваться к камере, когда совсем не до неё и прочие «бонусы».
Сейчас он чувствовал себя именно такой вот «единицей» — уже в который раз ему приходилось зажимать себя, оставлять на потом, откладывать любимые штучки и приёмчики. Да он даже войти в неё не мог, когда хотел.
Но всё это окупалось, стоило посмотреть на Арину — её вид доставлял.
«Неиллюзорно». — Улыбался про себя Беспалов.
Закусив нижнюю губку и высунув между ними кончик язычка от старания — Иван тут даже вспомнил своего
любимого Акакия Акакиевича — она застыла с выражением примерной отличницы у доски. К тому же, опять покраснела. Красиво, обаятельно. Порозовело всё её вкусное и сладкое тело.Беспалову пришлось обновить в себе состояние ветерана порно-индустрии.
— Смотри, — встал он у неё за спиной. — Я специально попросил тебя побрить, чтобы ты увидела себя такой. — присел сзади и обнял за бёдра, не упустив возможность поцеловать в попку, в одну из ягодиц.
Арина дёрнулась.
Иван поднял и зашел опять спереди.
— Пойми, ты не должна меня стесняться, — внимательно заглянул ей в лицо. — Я уже видел твою вагину и обожаю на неё смотреть. И это нормально. Обязательно буду целовать и лизать тебя между ног. Потому что есть только ты и только я. Когда ты… — тут он хотел сказать «распробуешь», потом поменял его на «познаешь», но это тоже не понравилось. — Когда тебя воткнёт в это, — Иван упёрся указательным пальцем одной руки в центр другой ладони, — когда ты подсядешь на секс… — тут он опять подумал, — …на секс со мной, ты будешь получать столько всего… и много. — Он замолчал и, обняв её скулу, погладил большим пальцем по щёчке. — Расслабься.
Она моргала глазами, и видно было, что очень старалась понять, что ей говорят, но попробуйте это сделать, стоя у зеркала абсолютно обнаженной рядом с одетым мужчиной.
— Смотри, — опять зашел сзади Иван и присел, — я раздвигаю твои половые губки… м-м-м… какие они… нежные, — поиграл её складочками и погладил между ними пальцами. — Это всё ты, Кнопка. Такая, какая есть, и я вижу тебя именно такой. Обнаженной. И очень хочу тебя поцеловать там.
Её глаза конечно же расширились, но тут же опять приняли обычные размер.
— Не говори, что ты не знаешь о куннилингусе, — добавил Ваня.
«Продолжаем усиленно моргать». — Смотрела на себя в зеркало Арина.
И почти пропустила момент, когда он оказался опять спереди, опустился перед ней на колено, раздвинул складочки и принялся полизывать между ними и смаковать, доставая языком туда, дальше, между ног.
И начал мурлыкать. Не громко, правда, но вполне различимо.
Арина смотрела во все глаза. В ней вдруг возникла мощная волна не то благодарности к Ивану, не то возбуждения по отношению к нему же. Немного переборов себя, она уже не хотела отвернуться или опустить веки, девушка почувствовала то, о чём только что говорил мужчина.
Нет, её не утягивало на дно омута и не накрывало с головой. Трезвость взгляда на всю ту же развратную картинку происходящего действовала как тройной эспрессо со льдом или расплавленный металл с жидким азотом. Самое настоящее холодное пламя, жидкий лёд, горячий снег, со всех сторон её прессовало и окутывало состояние в стиле тяжелого оксюморона. Будто она сама себе во лбу нарисовала мишень и поставила точку, затушив сигарету в «яблочке». В мозгу вдруг что-то перещёлкнуло. Арина смотрела на склонившегося перед ней парня и чувствовала, что из недр поднимается что-то такое, за что потом будет стыдно. Очень. Но и это не останавливает.
Иван поднялся, и Арина кинулась руками к его футболке.
— Воу-воу, полегче, торопыга. Я сам, — сдёрнул он одним движением футболку со спины и кинул куда-то в сторону.
Арина была в полном шоке от самой себя — состояние аффекта подкралось неизвестно откуда и накрыло весьма умело и плотно. Она будто попала в колею из которой не выбраться, встала на рельсы, с которых не сойти. Увидев, как лихо Иван избавился от верха, решительным движением на манер: «Только попробуй остановить» рванула его трико вниз. И конечно же, вместе с боксёрами. На этот раз и не подумала испугаться его вывалившегося члена, и уже будто по привычке оглянулась на зеркало.