И тысячу лет спустя. Ладожская княжна

— Калининград. Рейс… — было единственным, что она сообщила, затем положила трубку и закрыла стойку регистрации на перерыв.

Марк и Марина проходил досмотр через рамку, когда к ним подошли четверо мужчин, одетых в полицейскую форму.

— Пройдемте, пожалуйста, с нами, — один из них остановил Марка, второй — Марину.

У девушки сердце ушло в пятки.

— Что-то не так с сумками? — притворно удивился Марк, не давая Марине лишнего повода подозревать себя.

— Пройдемте.

Их завели в частную комнату с тонированными окнами. Увидев своего бывшего начальника в окружении других должностных лиц, часть которых были ему знакомы, Марк только тяжело вздохнул и протянул ему руку. Подполковник сидел за столом. Марина стояла за спиной Марка и дрожала. Комната сделалась слишком душной, тесной для нее, и она боролась с собой, пытаясь не потерять сознание. На рейс в Калининград им уж точно не попасть.

— Ну, здравствуй, Аристов…

— Здравия желаю, — наконец, Марк выдавил из себя, кивая начальнику. — Она может подождать снаружи? Или мы? Мы можем выйти? — он говорил о Марине.

Подполковник немного подумал, но все же кивнул головой, и двое из его подчиненных встали за Мариной, чтобы увести ее в соседнюю допросную.

— Что это значит? Марк? — Марина спросила дрожащим голосом. — Все хорошо?

— Да, Марина. Я просто больше не выездной. Это мои вопросы. Подожди, пожалуйста, и я все улажу.

— Хорошо… — и хотя она так ответила, она нутром чувствовала, что Марк ей лгал. Ее увели.

— Аристов, надо было сразу шить на тебя дело за твои выходки, — вдруг резко выругался подполковник и постучал указательным пальцем по столу. Он явно был не в себе.

Марк позвоночником почувствовал, как Марине было страшно в соседней допросной, и оттого ему еще больше было противно от себя. Теперь он не просто крыса, он — предатель. И все же он жил с этой мыслью несколько месяцев и смог привыкнуть к ней, научился с ней есть и спать.

— Я подумаю о том, чтобы вернуть тебя к службе, — наконец, подполковник выдохнул и поджал губы.

— Не нужно. Я бы хотел полететь в Калининград и покончить со всем.

— Аристов, либо здесь, либо уже нигде…

— Получается, больше не быть мне мусором… — Аристов улыбнулся, почесал бровь и отодвинул железный стульчик, сел на него. — Сколько ей светит?

— Зависит от ее показаний. Оттого, будет она сотрудничать со следствием или нет. Она признавалась тебе?

— Нет, — тихо ответил Марк и сжал челюсти. — Я бы тоже хотел дать свои показания, если это поможет скостить ей срок. По ее словам, жертва умерла из-за употребления психотропных грибов, и девочка испугалась и спрятала труп недалеко от дома.

— Да, звучит неплохо, — ухмыльнулся подполковник. — Но вот только есть следы борьбы.

— Что если, жертва сама была агрессором под влиянием веществ?

— Скоро это и узнаем… Ты уверен, что ты не хочешь вернуться на службу? Я готов закрыть глаза на твой проступок, но в первый и в последний раз…

Марк покачал головой.

— Нет, я хочу уехать.

— Что же, не верю, что говорю это, но мне жаль терять такого сотрудника, как ты.

— Так-так, Марина… МакДауэлл… — начал полицейский за стенкой, и Марк слышал все. Он произнес ее имя будто с насмешкой или иностранным акцентом. — Вам обязательно зачитывать ваши права?

А затем слышны были только крики, стоны и плач. Марина звала Марка на помощь, пыталась открыть дверь, но полицейские удерживали ее внутри. Аристов сжимал кулаки и челюсти, но сидел на месте. На его левую щеку скатилась слеза, и он тут же вытер ее, чтобы начальник не заметил. Но он заметил и с сочувствием посмотрел на бывшего опера.

— Так, она не знает… что это ты ее… сдал?

— Не знает, — тихо-тихо ответил Марк. — Я пойду, товарищ подполковник?

Марк начал вставать из-за стола, и вдруг дверь распахнулась, и Марина сбежала в допросную, красная и опухшая от слез.

— Марк! Марк! — она бросилась к нему в объятия, и Аристов только сглотнул ком в горле.

— Прости меня, — он поцеловал ее в лоб и сделал шаг назад, чтобы полицейские смогли надеть на нее наручники.

— За что, Марк?.. За что?!

— Все будет хорошо, — только смог он выдавить из себя. — Они только допросят тебя, и если ты ни в чем не виновата, то отпустят. Я обещаю, — лгал он, будто и себе тоже.

— Марк… а эти все разговоры? О ребенке? О путешествиях? Мне так больно, — плакала она с надрывом. — Мне так больно, Марк! За что?.. — и это было последнее, что сказала Марина, когда ее увели.

Марк не смог повернуться к своему начальнику, чтобы тот не видел его слез, и потому сразу же вышел из допросной и быстрым шагом отправился в зону вылета.

Он так и не сел в самолет. Не смог.

Марк Аристов бросился обратно в допросную, но подполковника уже там не было. Тогда он вызвал такси и отправился в участок, ждал там появления начальника еще два часа — тот, по всей видимости, решил отлучиться на затяжной обед. Все это время опер сидел в общем зале, среди других гражданских и преступников, щелкал костяшками на руках и стучал кроссовком о бетонный пол с каменной крошкой.

— Вадим Саныч… — Марк тут же соскочил с крашеной отвратительно синим цветом лавки, как только увидел подполковника. — Надо поговорить наедине.

— Господи Иисусе! Почему ты еще не в Калиниграде?! — закатил глаза подполковник. — Дуй в кабинет! Пропустите его! — кивнул дежурному, так как у Аристова больше не было корочек.

— Вадим Саныч, кто жертва?

— О чем ты, голубчик? — подполковник снял фуражку, повесил ее на вешалку и сел за стол.

— Кого именно Марина МакДауэлл закопала в лесу?

— Мирославу Новикову, очевидно. Не задавай мне таких глупых вопросов, Аристов! — Вадим Саныч настолько был недоволен, что даже начал подпрыгивать на месте от своей нервозности.

— Как вы вообще ведете следствие, если даже не поняли, что труп, найденный вами, не принадлежит пропавшей? Той, которая Мирослава Новикова? — Марк пытался нащупать хоть что-то, зацепиться за последнюю соломинку, чтобы все-таки помочь Марине хоть чем-то.

— Что это еще значит?

— Без экспертиз же должно быть видно, что трупу не меньше пятидесяти лет… то есть жертве на момент смерти. К тому же, у нее был рак матки. Разве у пропавшей был рак на последней стадии?