И тысячу лет спустя. Трэлл

— Кто… кто ваша дочь? И вы сказали… что вы искали подобный дирхам? Значит, их несколько?

— Зульфикар, — Рузи Кара произнес незнакомое для гостей слово помпезно, громко и с гордостью, будто пытался одним только голосом внушить должное благоговение к этому слову. — Зульфикар. Магический меч самого пророка Мухаммеда, мир ему и благословение, с раздвоенным лезвием и серебряной рукоятью. Были многие свидетели, что передавали эту легенду из поколения в поколение, чтобы запечатать деяния Мухаммеда в наших сердцах. Они говорили, как видели, что Зульфикар мог зависать в воздухе и даже самостоятельно защищать границы мусульман от неверных и врагов. Сам Аллах говорил с Мухаммедом и благословил Зульфикар на благие деяния. С тех пор меч был утерян, украден, а из его рукояти сделаны дирхамы. О, деньги! Как же люди слабы! Они готовы растерзать святыню, предать самого Аллаха, только чтобы отчеканить новые монеты! Они, дирхамы, разошлись по миру, но не каждый владеет тайной этих дирхамов. Моя первая и главная миссия теперь, как потомка самого Мухаммеда, собрать все монеты воедино, чтобы переплавить их обратно в рукоять, а затем найти лезвие. Кажется, вы стали обладательницей одного из таких.

— Но вы же собираетесь отдать ее кагану? Это противоречиво.

— И это единственное, что вас взволновало после всего моего рассказа? — Рузи Кара вскинул черные длинные брови.

— Да, — твердо ответила Марна.

— Что же… если все выйдет славно, наш уважаемый каган сможет отправиться к своей дочери, Айлин, на пятнадцать-двадцать лет тому назад, а затем он оставит дирхам в положенном месте, где двадцать лет спустя я его и найду. То есть сейчас.

— Голова кругом идет, — Марна почесала шею и взяла пиалку с ароматной жидкостью из рук Драганы. — Слишком много магии навалилось на меня за последние месяцы. Что я получу взамен, если отдам вам этот дирхам?

Рузи Кара и каган переглянулись, и животы их начали трястись от смеха.

— Да, знаю. Вы можете меня просто убить, но как же Аллах? Разве ему понравится такое отношение к священной реликвии? Разве этот дирхам не выбрал меня сам?

— Ты передергиваешь нас и насмехаешься над исламом? — каган от злости вдруг надулся, словно жаба, и увеличился в размерах.

— Вовсе нет.

— Какой ты религии? Итиль открыт для всех. Здесь есть и храмы, и мечети, и синагоги. Даже некоторые русы и славяне нашли здесь свое пристанище. Мы не осуждаем выбор человека. Любой человек — творение Аллаха, даже язычник.

— Я не верю в Бога.

— Так ты язычница?

— Нет.

Каган крякнул. Ему не было понятно, как человек может не иметь веры или Бога, в которого верить. Рузи Кара тоже вздохнул.

— Ты только что прошла сквозь воду и время и говоришь, что не веришь в Бога? — тогда, наконец, не выдержал Райан.

— Пожалуйста, не сейчас, — прошептала она, умоляя взглядом отложить эти обиды на потом, а затем она обратилась ко всем. — В моем мире это нормально — верить в себя. Такова моя религия. И все же — что же теперь? Что я получу взамен на этот дирхам?

— Как я уже и сказал — жизнь, — каган начал вставать со своих подушек, чтобы размять затекшие ноги.

Он открыл рот, чтобы сказать что-то дальше, но до ушей Мирославы донесся только страшный протяжный вой. Будто стая койотов где-то в километре отсюда раздирала свою добычу, и то была ее предсмертная песнь. Или сирена, умоляющая граждан закрыться по домам и спрятаться под столами, пока вражеские ракеты не закончат бомбить жилые дома.

Все присутствующие в шатре дрогнули и машинально обернулись на вход в юрту. Только каган не повел и усом.

— Видимо, они начали лить кипящее масло, а может и горячий песок. Как по мне — песок куда лучше и дешевле. Его маленькие крупинки… — каган пошевелил пальцами, словно усиками таракана, и прищурился. Ему было всласть рассказывать страшилки, которые вовсе не были сказками. — Маленькие крупинки проникают сквозь звенья кольчуги, утяжеляют ее, да и ожоги остаются на всю оставшуюся жизнь! То есть еще на целых полчаса! Ха-ха! — он хлопнул себя руками по бокам. — О! Слышите, как опять завыли? В ход пошли лучники.

— Постойте, — Мирослава поднялась в полный рост следом за каганом. — Вы сказали, что вашу дочь звали Айлин? Расскажите мне больше. Кажется, я знаю, где она может быть.

— Говоришь ли ты правду?

Марна кивнула головой и исподлобья посмотрела на кагана. Сам каган отвернулся от нее, вышел из палатки и остановился. Марна сочла это предложением и вышла за ним. С того места было видно, как начался штурм. Хазарские лучники отстреливались успешно, кто-то лил масло, кто-то сыпал песок, и только редкие стрелы славян долетали до крепости, и тогда хазарские воины падали на спины. Один из них упал с крепостного сооружения прямо перед шатром кагана, и Мирослава вздрогнула. У бедного парня раскололся череп надвое.

— У меня была жена… не единственная… но единственная, кого я любил. Красивая была. Именно такими славяне представляют своих богинь и называют их Ладами. Только вот она не любила меня, потому что я взял ее силой в очередном походе на ильменских словен. Однажды ей открылась тайна дирхама, и она исчезла вместе с моей дочерью на руках, едва родившейся Айлин. Тогда я еще ничего не знал об этом, не знал, до тех пор, пока не встретил Рузи Кару. Он-то мне и поведал, что я подарил своей собственной жене побег, когда повесил на шейку моей дочери Айлин тот дирхам. Тот самый, что теперь ты держишь в руке. Я ни за что не забуду эту вмятину. Она осталась от стрелы, которая вонзилась в меня, когда я был в походе. Настенька сама и пустила в меня ту стрелу. И когда этот дирхам, лежавший у моего сердца, спас меня, я решил, что женюсь на этой словенке.

Марна слушала кагана внимательно, пытаясь уловить смысл в его витиеватых речах, акценте, и выстроить ход истории правильно.

— Что же было дальше?

— Я искал ее долгие годы. Безуспешно. С месяц тому назад Рузи Кара прибыл в Итиль, и теперь ты тоже здесь. На все воля Аллаха.

— Айлин вернулась, — Марна решила рубить сплеча.

— Ты понимаешь, что будет с твоим языком, если ты говоришь неправду? — каган тут же схватил ее за горло.

Райан, все это время наблюдавший за ними из палатки, соскочил с места, но Рузи Кара направил на него острие меча.

— Я расскажу вам нечто очень важное… но в обмен я прошу сохранить сегодня жизнь словенам, мне, моему брату и Драгане.

— Как ты смеешь?

— Я знаю… знаю, что конунг Рёрик… сделал с вашей дочерью, — кряхтела Марна.

— Говори же! Ну!

— Дайте слово! Клянитесь перед Аллахом!

— Так и быть! Ладно! Клянусь!

— Дирхам вернул ее обратно к вам, к своему отцу, еще лет десять тому назад. Все эти годы ваша дочь была рабыней у варягов, у конунга Рёрика.

— Это ложь!

Каган сдавил шею Марны еще сильнее, и она оскалилась.

— У нас один враг, — прошептала она, стиснув зубы. — Забирайте дирхам и отправляйтесь к дочери. Вы увидите все сами своими глазами. Он убил ее. Конунг Рёрик сжег ее заживо на костре. Вот, кто вам враг. Не славяне.

Каган разомкнул пальцы, и Мирослава схватилась обеими руками за шею, на которой начал зудеть недавний шрам.

— Ты права.

Марна отдышалась и протянула кагану ладонь, на которой лежал дирхам со вмятиной от стрелы. Хазар собирался схватить дирхам, но вёльва тут же сжала кулак.