И в болезни, и в здравии, и на подоконнике

– Мы тогда в своей зоне играли, защищали ворота. Тотальное рубилово, кто перед тобой, вообще ничерта не видно, только цвет формы, и еще шайбу под ногами пытаемся разглядеть – но хер там, только коньки крошево изо льда высекают. А дальше хуй его знает, что произошло. Наверное, кто-то случайно шайбу пнул, а может, выбить в сторону попытался. Короче, шайба подпрыгивает в борт, рикошетит и улетает в воздух. А Руди в младшей школе в бейсбол играл. Что у него в голове переклинило, я не знаю, но Руди размахнулся и засадил по шайбе клюшкой, как битой, – прямо в воздухе! Только вообрази: шайба летит через всю площадку, мы провожаем ее охуевшими взглядами, а потом ТАДАМ – и она ложится точно в ворота. Гол! Руди потом на тренировках пытался трюк повторить – нихрена не вышло. Шайбу только вскользь зацепил, а про забить я вообще молчу.

Делла, не уловившая толком прикола, все равно рассмеялась, и Стэн подумал, что надо бы отвести ее на игру. Чтобы теория соприкоснулась с практикой.

К тому же что-то подсказывало Стэну, что Делле хоккей понравится. Насилие, азарт и адреналин: смешать, не взбалтывать, добавить побольше льда. Вот он, рецепт идеального шоу.

Поставив мысленную зарубку «погуглить ближайшую серьезную игру», Стэн перешел к истории о Фреде, который пробил гол с полутора футов и все равно промазал, потом о голкипере, который ухитрился проебать клюшку, но поймал две шайбы, растянувшись в шпагат поперек ворот. И три месяца лечил связки, потому что садиться в шпагат вообще-то не умел.

Делла слушала, старательно обследуя каждую деталь комнаты, и перед Стэном то и дело открывался живописный пейзаж: то оттопыренная круглая задница, то обтянутая футболкой грудь.

Они в доме совершенно одни. Ночью. На много часов. Не то чтобы Стэн собирался переступать границы профессионального общения, но само осознание возможности отзывалось внутри темной и сладкой дрожью.

В одиннадцать часов противозаконная пижамная вечеринка переместилась на кухню. Делла обследовала чашки, банку с кофе и переключались на содержимое шкафчиков, а Стэн занялся ужином. Варить чужой кофе в чужом доме было странно, жутковато и почему-то весело. Нездоровый шальной азарт искрами пробегал внутри, прорывался наружу смешками и быстрыми, нервными движениями. В воздухе повисло невидимое напряжение, оно сгущалось, набирая массу и плотность, закручиваясь в медленную голодную воронку. Стэн покосился на Деллу. Она работала так, будто ничего и не происходило.

Хотя… ничего и не происходило.

Разлив кофе по чашкам, Стэн экспериментальным путем обнаружил банку с сахаром – сразу после банки с солью, и высыпал на тарелку пакетик арахиса.

– Ужин подан, мэм. Прошу к столу.

– Да, сейчас, последняя осталась, - балансирующая на стуле Делла потянулась за огромной розовой супницей. Владелица стыдливо задвинула ее в самый дальний угол, и Стэн отлично понимал, почему, – от хоровода цветов, кружащегося по фаянсовым бортам, начинало подташнивать.

Наклонившись до нехорошего градуса, Делла поднялась на цыпочки и вытянулась в струну. Сканер висел в паре футов от супницы, но все-таки не доставал, и Делла шагнула на самый край. Стул опасно качнулся. Раненым в жопу оленем Стэн сиганул вперед и подставил руки, но Делла удержала баланс.

Запоздалая волна адреналина плеснула в мозги и откатилась, оставив во рту привкус усталого, протухшего раздражения.

– Осторожнее, - медленно и очень внятно произнес Стэн, на шаг отступая. Делла удивленно посмотрела на него, но послушно кивнула и слезла со стула.

– Да. Точно, - взмахом палочки она сняла супницу и отлевитировала ее на стол, где и просканировала – естественно, ничего не обнаружив. – Это было тупо.

О господи. Ну конечно, это было тупо.

Стэн споткнулся об эту одобрительно-согласную брюзгливую мысль и замер. Потому что это была неправильная мысль.

Это же… ну… Делла. Она увлекается. Иногда это бесило Стэна, иногда пугало, иногда утомляло. Но никогда не вызывало желания раздраженно и снисходительно одернуть.

Водрузив супницу на место, Делла обернулась к Стэну, и улыбка на ее лице потухла, как засвеченная фотография.

– Что случилось?

– Не знаю.

Радость ушла. Азарт ушел.

Осталось только нервозность. Внутри у Стэна расползалась гулкая серая пустота, в которой короткими злыми молниями проскакивало раздражение, бессмысленное и безадресное.

– Тебе плохо? – Делла шагнула вперед, и Стэн зеркальным движением отступил, сохраняя дистанцию.

– Нет, нормально. Просто… голова болит.

Ложь получилась неуклюжая и глупая, но Стэну было все равно. Потому что как объяснить все происходящее, он не знал – и знать не хотел. От одной только мысли, что придется что-то там объяснять, мутило. Стэн не хотел ковыряться в себе, выискивая внутренние смыслы, а потом предъявлять их публике, которая все равно нихрена не поймет.

Все это было так далеко от веселого адреналинового укура, который тащил Стэна весь день, что вызывало ощущение расколовшейся реальности. Как будто кто-то перещелкнул тумблер внутри, выбросив его из цветного кино в черно-белое.

Стэн закрыл глаза, вдохнул и медленно выдохнул.

Бальзам. В девять часов он не выпил бальзам. Чертова бутылочка осталась дома – лежала в шкафчике под стопкой трусов, на расстоянии семидесяти миль.

Блядь.

Вот же идиот.

Делла смотрела на него с явственным сомнением, постукивая палочкой по столу. От кончика с едва слышным шипением разлетались голубоватые искры.

– Если проблема в мигрени, могу обезболить. Целитель из меня херовый, но уж с такой-то ерундой я справлюсь.

– Не надо, - Стэн с усилием потер ладонью лицо. – Сейчас все пройдет.

Он заставил себя улыбнуться и уселся на стул, подтянув к себе чашку. Поднимающийся над кофе пар оседал на языке пережженной угольной горечью. Делла подвинула к нему тарелку, и Стэн взял несколько орешков. Есть не хотелось, но еще меньше хотелось объяснять, почему пропал аппетит, и Стэн разжевал арахис, совершенно не чувствуя вкуса, и смыл масляную пленку горячим кофе.

В тщетной попытке исправить ситуацию Делла начала расспрашивать о хоккее, и Стэн старательно отвечал. Он полностью осознавал, что пару часов сам поднял тему – тогда это было и весело, и интересно. А еще он осознавал, что гонять на коньках, сражаясь за кусок черного пластика, – это ужасно тупое занятие. Нет смысла волноваться по поводу того, в чьи ворота влетит шайба, когда… когда в мире есть реальные проблемы.

Расколовшееся сознание Стэна отражало само себя – как будто кто-то поставил друг напротив друга кривые зеркала.

Хотелось влезть себе в голову и совместить две половинка, соединив их до щелчка.

Господи, ну какого хрена? Так охуенно все было. Ну еб твою мать.

Торопливо допив кофе, Стэн ополоснул чашку и вышел из кухни. Что-то толкало его из света в темноту, гнало в пустую комнату, словно подраненное животное в нору.

Словно в окоп.

Но Делла обследовала только гостиную, и только она была безопасна. Нет, Стэн не был трусом. Он не боялся. Но заходить на минное поле только для того, чтобы посидеть немного в одиночестве – это не храбрость. Это тупость.