И в болезни, и в здравии, и на подоконнике

– Хреново. Сходи к врачу, - посочувствовал Стэн

– Ты думаешь, что от врачей есть хоть какой-нибудь толк? Чтобы нормальную медицинскую помощь в этой стране получать, нужно быть не солдатом, а поп-звездой, и жопой крутить на сцене. Когда я в прошлый раз у доктора был, мне таблетки выписали обезболивающие – так нихрена же они не обезболивают. А стоят, как ебаная фуагра в пятизвездочном ресторане, - раздраженно скривился Деккер. – Тебе повезло, ты целый вернулся. Цени свое счастье, пацан, - он шутливо толкнул Стэна в бок и сделал большой глоток. Желтоватая струйка потекла по неровно выбритому подбородку. Деккер смахнул пиво рукой и тихо выругался.

Брезгливая жалость переполнила Стэна, и тут же ей на смену пришел стыд. Этот одинокий неопрятный мужчина не заслуживал отвращения. Уважение – вот что должен был получать Деккер. Только уважение.

– Слушай, если хочешь… я, наверное, попробую… - Стэн осекся, подбирая слова. – У меня есть друг на работе, он может кое-что достать. Кое-что необычное.

– Дурь, что ли? Нет, это не ко мне. Я таким дерьмом не балуюсь и тебе не советую.

– Нет, не дурь. Лекарства. Только они… экспериментальные. Я спрошу, может, у него есть что-нибудь подходящее.

– Что, правда?
– Деккер покосился на него настороженно и недоверчиво. – Ну, спроси. А ты уверен, что эти лекарства безопасные? Не хочу всякую дрянь жрать, как подопытный кролик.

– Совершенно. Мне помогло.

– У тебя что, тоже что-то болит? – удивился Деккер. – Вроде же нормально все было.

– Нет, не болит. У меня другое. Проблемы с… с пищеварением, - неуклюже выкрутился Стэн.

Говорить о перепадах настроения он не хотел. Деккер, конечно, выслушает, но не поймет. Из всех лекарств он признавал только анальгетики, таблетки от поноса и от давления. Никаких психотропов, никаких успокоительных, никакого снотворного. Если у мужика есть проблема, он решает ее не таблетками, а действиями – таков был девиз Деккера. И что самое поганое, Стэн был с ним полностью согласен. Если ты переживаешь из-за проблемы – так пойди и устрани ее, блядь!

Вот только эта проблема не устранялась. Дерьмо, угнездившееся в голове Стэна, не собиралось никуда уходить. Интересно, когда все это началось? В армии? После смерти мамы? Когда Стэн вернулся домой – не герой, а ничтожество: человек без образования, без денег и без перспектив?

Дерьмо просачивалось в его жизнь незаметно, по капле, и вскоре заполнило все до краев. А Стэн этого не замечал – как та лягушка, которая плавала в кастрюле с нагревающейся водой до тех пор, пока не сварилась. Когда ситуация ухудшается постепенно, эти ухудшения становятся частью жизни, такой же неотъемлемой, как рассвет или закат.

А потом Делла принесла бальзам. И вдруг оказалось, что в жизни масса невероятных вещей: интересных, смешных и восхитительно-опасных. Когда Стэн забыл выпить лекарство, когда вернулись усталое равнодушие, разочарование и злость – это было как прыжок в прорубь. Охуительный, мать его, контраст.

Стэн не хотел так жить. И не хотел портить жизни тем, кто рядом: ни отцу, ни Делле, ни даже долбанному Манкелю. И плевать, что там должен или не должен мужик. Плевать, что лекарства – для слабаков. На все плевать. Стэн не полезет в это дерьмо еще раз ни за какие деньги. Даже если бальзам придется литрами жрать.

– Еще принести?

– Что? – Стэн удивленно посмотрел на пустую бутылку в руках. – Да, давай.

Деккер принес два пива и тяжело, с кряхтением опустился в кресло.

– Держи. Пойдешь на митинг в субботу?

– Что за митинг? – откупорил бутылку Стэн.

– Клинт Мур, кандидат в сенаторы. Этот еврейский ублюдок опять продвигает закон о запрете оружия. Мы должны выступить и сказать «нет»! Таких хитрожопых засранцев, как Мур, все больше и больше. Они не просто забирают оружие. Они превращают американцев в тупое блеющее стадо, которое идет туда, куда укажет пастух. Если дать еврейским политическим проституткам власть, мы все станем баранами, которых или стригут, или режут! – увлекшийся Деккер размахивал бутылкой так энергично, что пиво выплескивалось на пол. – Уже сейчас белые гетеросексуальные мужчины – это угнетаемая категория. Мы, люди, которые создали эту страну, лишние. Мужество, честь, вера в Америку? К черту этот хлам! Политики строят толерантное общество, которое простит все что угодно, разрешит любую мерзость. Если отдать Америку Муру, он превратит страну в мусорник, населенный подлецами! И у нас не будет оружия, чтобы остановить деградацию!

Механически кивая, Стэн медленно прихлебывал пиво. Он слышал такие прочувствованные речи десятки раз и знал их наизусть. Нет, Деккер во многом был прав: политики действительно были мудаками, оружие было чертовски полезной штукой, а страна, предающая свои идеалы, обречена на гибель. Вот только евреи, геи и трудовые мигранты тут ни при чем. Дело в политике и в экономике, а не в том, кто с кем и какой позе трахается.

Деккера здорово заносило на поворотах, и в такие минуты Стэн ощущал чудовищный испанский стыд, от которого хотелось провалиться сквозь землю – и выйти на поверхность где-нибудь в степях Монголии. Но Деккер был ветераном. Он был инвалидом. И он пытался делать что-то полезное. Поэтому Стэн молчал, кивал и одобрительно хмыкал, когда в речи возникали приглашающие паузы.

– Ну что, пойдешь на митинг? Там много наших будет, поговорим, обсудим вопросы. Эй, парень, нам нужна твоя поддержка!
– энтузиазмом Деккера можно было заряжать аварийные генераторы на электропоездах.

Стэн тоскливо вздохнул. В субботу он присмотрел перспективный хоккейный матч и даже зарезервировал два билета. Правда, не заплатил пока, и Делле ничего не сказал, поэтому вроде как и обязательства не возникли.

– Ну, давай, соглашайся! Ты должен выразить свою гражданскую позицию!

Стэн не хотел выражать гражданскую позицию. Он хотел сидеть на трибуне рядом с Деллой, жрать буритос, пить пиво и орать «Шай-бу! Шай-бу!».

– Даже я, ветеран вьетнамской войны, участвую – а ты на сорок лет младше! Ты не можешь отказываться, - уловив сомнения Стэна, Деккер зашел с козырей.

Ну мать же твою.

– Хорошо, уговорил. Пойду, - обреченно согласился Стэн.

Прощай, веселая суббота. Здравствуй, гражданский долг.

– Вот и отлично!
– хлопнул ладонями по коленям Деккер. – Я знал, что на тебя можно положиться. И это, того, Стэнни. Мы еще один сбор начинаем. В Тахоме парень в госпитале лежит, вернулся из Ирака без руки. Ну мы и хотим на нормальный протез ему скинуться. Сам знаешь, какое говно по страховке ветеранам ставят. Ты как насчет этого дела?

– Да, конечно, сейчас, - полез в карман за деньгами Стэн. Все равно на матч он не попадает – значит, и деньги не особо нужны. Гребаная вселенная опять уравновесилась.

Ну хоть протез Деккер кому-то там купит. С его, Стэна, небольшой помощью.

Дребезжащая трель рингтона вонзилась в сознание, как победитовое сверло. Подпрыгнув, Стэн едва не навернулся с кровати, но дотянулся до телефона и посмотрел на экран. Четыре часа тридцать две минуты утра. Делла.

– Что случилось? – сипло выдохнул он в трубку, ощущая горячую адреналиновую волну, поднимающуюся откуда-то от диафрагмы.

– Я проебалась. Стэн, это пиздец. Мне хана.

Голос у Деллы был тусклый, словно вылинявший.

– Что? Где ты?! Что случилось?! – прижимая телефон плечом, Стэн уже сдергивал со стула джинсы.

– Перед заброшкой, там, где мы в пятницу были.

– Что ты там делаешь?!

– Любуюсь на пиздец, из-за которого меня уволят. Ты плотоядные джунгли когда-нибудь видел?