И восходит луна

А потом она понесла ребенка.

Джанна умерла при родах, подарив, как и обещала богу, наследника Дома Войны. В отместку богиня взяла в наложники брата Джанны, Дэйна, и он сумел зачать ей второго наследника.

Далее между первыми из детей богов, практически неотличимыми от людей внешне, разразилась гражданская война, чья хроника бережно хранилась жрецами соответствующего Дома. Однако история о Джанне Рабыне, первой из людей, давшей жизнь богу, стала достоянием всего человечества, символом договора, заключенного с богами.

Как-то Ноар, которому было тогда то ли пятнадцать, то ли четырнадцать лет, заскучавший на проповеди, шепнул Грайс:

– Смешно, что в итоге она умерла. То есть, все было зря.

Вся человеческая история строилась вокруг этого ироничного случая - вот что было по-настоящему забавным.

– Я понимаю, - сказала Грайс. Она и правда понимала. Бримстоун переигрывал травматическую для всего человечества ситуацию - отсюда все эти цитаты из "Книг восходов и закатов", отсюда имя героини тех времен. Как воспроизведение и изменение травматических ситуаций в психотерапии. Только в масштабах истории человечества.

– И что, ты решила, что ты достойна Бримстоун?

А она была наглая. И очень смелая. Она говорила так, будто их не могли прослушивать.

– Мне кажется, я могла бы попробовать. Для меня это важно.

Все усилия Грайс были направлены на то, чтобы придумывать ответы, звучащие со стороны максимально нейтрально, поэтому все ее реплики были абсолютно нелепыми, сказанными невпопад, не вяжущимися с тем, что говорила Джанна.

И в то же время у Грайс было ощущение, что Джанна ее понимала.

– Хорошо, - сказала Джанна.
– Но ты должна представлять, с кем связалась. Мы хотим видеть тебя в Вэдлонском лесу сегодня ночью. Мы хотим испытать тебя. Но приходи одна. В противном случае умрешь ты, и те, кто придут с тобой.

– Зачем ты говоришь такие пугающие вещи, мама?
– спросила Грайс нарочито испуганно.
– Я переживаю.

В трубке засмеялись, и Грайс услышала, как шипит помехами динамик.

На самом деле ей не было страшно - она не могла умереть. Грайс удивилась, разве посиделки в лесу не остались в семидесятых вместе с колечками настроения и креветками в желе? Она улыбнулась, почувствовав свое превосходство над Джанной, которая, возможно, еще пару недель назад чуть не убила ее.

Теперь Грайс почти понимала, что это значит - быть богиней. Она чувствовала, что неуничтожима, по крайней мере снаружи. Раса поработителей и разрушителей, как любила говорить Аймили, превратившаяся в кучку белых селебрити. Раньше Грайс не понимала, что значит быть причастной к этой крови. Сейчас все было очевидно. Она кормила своей кровью маленькое божество, и через это была связана с их силой. Она смотрела на Бримстоун свысока, хотя еще пару недель назад испытывала трепет перед ними, бросившими вызов богам.

Наконец-то Грайс знала - им нельзя бросить вызов. Все зря, это глупые игры. Ловля насекомых. И Дом Тьмы использует их как предлог, чтобы наказать Лаиса и Аймили.

Джанна сказала:

– Ты все поняла?

– А где именно у тебя мозоль, мама?

Что за бред Грайс несла? Этот вопрос оставался открытым. Кайстофер внимательно смотрел, он вообще всегда ее слушал, какую бы чушь она ни говорила.

– Мы тебя найдем.

А потом Грайс услышала легкий щелчок, и только после него связь прервалась. Грайс посмотрела на телефон в руке, потом подняла взгляд на Кайстофера. Он как будто и не отводил от нее глаза в течении всего разговора. Грайс улыбнулась. Она сказала:

– Мама звонила.

– Нет.

– Что ты имеешь в виду?

– Это была не твоя мама. Это же очевидно.

Ноар хрипло засмеялся:

– Ну да, вообще-то довольно лажово выглядело со стороны.

Грайс сильнее сжала в руке телефон, пластик стал скользким от ее хватки. Грайс сказала:

– Хорошо. Послушай меня, Кайстофер, я хочу найти их. Ради Лаиса. Я могу их найти. Я уже начала.

Кайстофер молчал некоторое время. Грайс понятия не имела, что происходит у него в голове. Теперь, когда они снова были разделены, он стал тайной для нее, такой же темной, как и до их слияния.

Грайс стояла, сложив руки на груди. Ей хотелось придать себе внушительный, уверенный вид, но выходило, наверное, скорее самодовольство. Ноар смотрел на нее скептически. Он явно не одобрял ее признания Кайстоферу. Но как еще Грайс могла поступить?

Грайс добавила:

– И сегодня я пойду.

Кайстофер продолжал молчать. Грайс вдруг испугалась, что сейчас он снова переключится, как тогда, после покушения на нее. Но Кайстофер только сказал:

– Да. Если ты уже начала делать что-то подобное, то продолжай. Однако, я не хочу, чтобы ты делала это для полиции, - он кивнул на Ноара.
– Нам не нужно, чтобы их поймала полиция. Они необходимы нам. Все до единого.

– Ты не злишься? Ты ведь сам мне запретил, - осторожно сказала Грайс, хотя Ноар делал страшные глаза, будто Грайс только что выдала его военное преступление. На Ноара Кайстофер не обращал никакого внимания, будто его тут и вовсе не было.

– Но если ты начала что-то делать, не смотря на мой запрет, что я на самом деле могу изменить? Если я буду знать, то, хотя бы, скорее смогу защитить тебя.

И Грайс подумала - что бы сделал с ней тот, второй Кайстофер, нарушь она его запрет. Они были такими разными, и Грайс все еще не могла поверить, что оба они составляют часть чего-то целого.

Кайстофер нахмурился, потом сказал:

– Я, конечно, мог бы запереть тебя дома, однако это, на мой взгляд, невежливо по отношению к тебе. Но я бы так и сделал, не будь ты беременна. Тебе угрожает куда меньше опасности, чем раньше. Я могу не переживать. Хотя мне и не нравится, что ты не послушалась меня.

Он посмотрел на Ноара, чуть склонив голову набок.

– А ты - не нравишься мне в целом.

Кайстофер поднялся с кровати.

– Мне пора. Сегодня я хотел успеть на открытие больницы в Харлеме.

Перед глазами у Грайс снова мелькнул водяной кнут, разрезающий дома.

– Надеюсь, что ты будешь осторожна.

Он ушел в ванную, и на этом разговор, со всей очевидностью, был закончен. Грайс посмотрела на Ноара с отчаянием, и он сказал:

– Хочешь пройтись?

– Разумеется. Жди меня минут через десять во дворе.

Грайс быстро переоделась. Ее охватывала паника, ей хотелось как можно быстрее убраться из комнаты, хотя Кайстофер не сказал ничего плохого. Он даже разрешил ей идти в лес, не уточняя никаких подробностей.