И заблестит в грязи алмаз

– В Правобережном, так-то, олмост самый элитный клуб ин да сити. Там такие типы тусуют – йе-е-е-е-еп! Как в «Кэмэл», считай…

Оставшуюся часть истории Сапог за ненадобностью мудро предпочел не услышать, а только прослушать, молча попивая чай и закусывая старыми затвердевшими конфетами. С усердием изображая внимательного слушателя, он, тем не менее, настроился на одному ему известную волну и наглухо ушел в себя, пускай и не прекращая вдохновлять оратора.

Закончив рандомельское чаепитие, Энвидий встал, бегло зыркнул на часы и пришел к выводу, что светская высокоинтеллектуальная беседа непозволительно затянулась. Радик же, как было видно, определенно так не считал и, не переставая, словесно фонтанировал.

– Вот давай объективно, – не утихал болтун, ухитрявшийся одномоментно курить Айкос и запивать его чаем со сладостями. – Вот было бы у тебя, йеп, десять лямов баксов. Взял бы себе че-нить с «VVS»?

Вопрос: «Взял бы себе X?» (который, вероятно, служил своего рода экспресс-тестом на мгновенное определение уровня финансовой грамотности респондента), наряду с «Йеп», «Дура», «Дела, йеп, дела», «Ты прост не шаришь» и «А че так?», также входил в перечень эталонных речевых оборотов Рязанова из его собственной лексической палаты мер и весов.

– Это вообще что? – озадачился Сапожников, накидывая на плечи кожанку.

– Йе-е-е-е-еп, деревня-то-о-о… – разочаровался Амадеевич. – Это лакшери вещи с брюликами топ пробы.

– Не знаю, сомневаюсь.

– А че так?

– Не люблю напоказ выставлять богатство. Это цыганщина, как по мне, – сквозь зубы проскрипел Энвидий, снова услышав вопрос-триггер, от которого его всего коробило.

– Дура, прост флексить не умеешь, йеп. Так и скажи.

Сапог закатил глаза и безмолвно прошествовал в коридор, где в две шеренги делили эспланаду перед шкафом-купе его изгрязнившиеся кроссовки и выставленные в ряд банки.

– Так. Ладно, короче. Погнал я, не буду тебя задерживать. Ты же вроде говорил, что тоже сейчас уходишь? – освежил память Сапожников, перед тем как обуться.

– Ага. Дела, йеп, дела! – бодро воскликнул круглосуточно занятый безработный.

– Давай. Танюхе привет передавай, – сказал Сапог, имея в виду девушку Родиона.

– Оке-е-е-й, – пообещал подошедший откланяться Радик. – Йеп, голова… ток ты это… подумай все-таки про майнинг-ферму. Норм тема, йеп.

Энвидий молча кивнул и, попрощавшись, выскочил в подъезд, где он наконец-то мог свободно вдохнуть полной грудью после длительного заточения в табачно-паровой камере. Спустившись по внутренней стороне лестничного пролета, он вышел на улицу и понял, что впопыхах забыл рассказать Рязанову про свою встречу с Гусаровым. Но не про то, чем она закончилась, – такое выложить было стыдно. Или кринжово, как наверняка выразился бы сам Родион Амадеевич, заслушав грустную и в то же самое время очень смешную историю. Поразмыслив, что, может, оно и к лучшему, Эн с чувством выполненного долга отправился домой в свою хрущевку-панельку на окраине города, где он проживал вместе с родителями.

Остаток дня он провел за чтением научной фантастики и просмотром фильма. Перед сном Сапожников, как и всегда, выполнил ритуальное выравнивание лежавших на его столе предметов: к примеру, все USB-флешки пренепременно должны были лежать впритык друг к другу, карандаши и ручки обязаны были находиться в параллельных плоскостях, от книг требовалась перпендикулярность краю стола, каждому без исключения предмету при этом следовало занимать свою строго определенную, отведенную именно под него нишу. Особая системность и безукоризненный порядок безраздельно царили в комнате перфекциониста.

Готовясь отойти ко сну, Энвидий сдержал данное себе обещание и записал Гусарову голосовое сообщение с чистосердечными извинениями. Он еще долгое время не мог уснуть, прокручивая в голове болезненные эпизоды сегодняшнего в высшей мере неудачного утра и обдумывая план Родиона со сборкой фермы и майнингом криптовалюты. «Ну, возможно, что-то такое в этом все-таки есть», – пронеслось в его голове. Отложив дальнейшие думы на завтра, утро которого виделось ему мудренее, Сапог перевернулся на бок и отключился.

Глава 4 Hit and run, mr. King of the bongo, hit and run…

Quidquid latet apparebit.

Он не знает умных слов,Он считает вас за козлов.Даже в морге он будет играть —На восторги ему плевать.Но зато мой другЛучше всех играет блюз.Круче всех вокругОн один играет блюз.

Во многих западных музыкальных магазинах при тестировании гитар покупателям под угрозой

уголовного наказания

нещадного порицания со стороны сотрудников строго запрещается исполнять песни «Stairway to Heaven» группы Led Zeppelin и «Smoke on the Water» группы Deep Purple, о чем обычно красноречиво предупреждают соответствующего содержания объявления, развешанные для обозрения на видных местах. В зависимости от региона и конкретного заведения содержание каталога табуированных композиций может значительно варьироваться. Не вдаваясь в подробности, необходимо разъяснить читателю, что подобные запреты обусловлены усталостью продавцов, вынужденных изо дня в день выслушивать одни и те же заезженные, со временем неизбежно надоедающие им гитарные риффы, которые еще к тому же почти всегда воспроизводятся руками неумелых новичков.

В рандомельском же магазине музыкальных инструментов «РандомМузТорг» под угрозой выслушивания тонны замечаний к технической стороне своего исполнительского мастерства, а иногда и рискуя выхватить в свой адрес нелестные слова, нельзя было играть на гитаре те песни, которые хотя бы раз в жизни доводилось самостоятельно играть Федору Шилову, – директору и владельцу данного магазина. Точнее, играть-то их, конечно, было можно, но крайне нежелательно и чревато для потенциального приобретателя инструмента. В отличие от заморских музыкальных магазинов, никакого письменного предостережения об описанной выше опасности в лице придирчивого Федора Шилова в «РандомМузТорге» по понятным причинам не было и быть не могло, а список недозволенных риффов нигде не публиковался и не размещался, был известен только самому Федору и, что самое ужасное, постоянно расширялся, пополняясь новыми композициями. Причина же музыкального табу в случае с Федей таилась вовсе не в его утомленности избитыми рефренами, а сугубо в его до безумия ревностном отношении к технике музыкального исполнения на электрогитаре.

Основным увлечением в жизни Федора была метал-музыка, которая, как гласит одна присказка, является единственной в мире вещью, насчитывающей больше ответвлений, чем христианство, и имеющей при этом еще большее количество последователей, ожесточенно спорящих между собой о том, какое же из направлений самое правильное. Понятное дело, что, как заядлый металлист и в придачу к тому хозяин музмага, он довольно-таки неплохо лабал на гитаре. Главной отличительной чертой его был очень высокий темп речи, который присущ, как правило, испаноязычным людям. Выдавая словесные пулеметные очереди, он сильно напоминал ускоренные в целях экономии эфирного времени и денег рекламодателя, но вместе с тем законодательно требуемые отрезки рекламных сообщений, в которых чаще всего содержалась информация о лицензии, сведения о сертификации или же оповещение о том, что реклама не является публичной офертой. Объем Фединых легких и нескончаемый запас воздуха в них всегда ставили в тупик беседовавших с ним людей, которые, случалось, даже просили собеседника говорить чуть помедленнее, чтобы иметь возможность разобрать выдававшийся его языком словно бы под стук метронома в 220 BPM скоростной бласт-бит.

В тот воскресный день Энвидий снарядился в контору Федора Шилова с намерением обзавестись первой своей электрогитарой. Дома у него имелась лишь старая, доставшаяся ему еще от деда, повидавшая виды «акустика», на которой он время от времени поигрывал любимые, а также разучивал новые песни. Так как Сапог, точно так же как и Федя, являлся поклонником тяжелой гитарной музыки, а акустическая гитара по объективным причинам была для целей исполнения оной малопригодна, мечта о покупке электрической гитары уже давным-давно грела его душу. Понемногу откладывая в течение нескольких месяцев подряд со своей скромной зарплаты, он в конце концов скопил-таки достаточную сумму для того, чтобы разжиться мало-мальски приличной «электрикой» в бюджетном ценовом сегменте.

Сапожников чеканил шаг вдоль ветхой исторической застройки Миллионной улицы, в конце которой своей заманчивой цветастой витриной растянулся «РандомМузТорг». Его стильные мокасины из натуральной кожи, на которые он вынужден был сменить вчерашние изгаженные кроссовки, элегантно подчеркивались и удачным образом сочетались с темным цветом фальшфасада, которым была обтянута вся парадная сторона длиннющего строения, когда-то служившего дворцом культуры, но к нашему времени существенно исхудившегося и пришедшего в аварийное состояние. «Странно, – про себя отметил Сапог, – когда я был здесь в последний раз, а проходил я тут буквально в начале недели, никакого фальшфасада еще и в помине не было. Уж неужели в кои-то веки надумали начать реставрацию центра?»