И жили они долго и счастливо

Стрела прошла сквозь оконное стекло, не разбив его, и вошла между ребер плавно и легко, будто вернулась в колчан. Настя пошатнулась и упала на колени. Начала заваливаться, но Сокол уже среагировал. Упал на пол, подхватил ее под подмышки, оттаскивая в коридор, чтобы убрать их с линии огня, выставил вокруг них магический щит.

— Настя!

Боль уже пришла. Острая, она потекла по венам, заполняя собою. Рот наполнился кровью. Настя судорожно попыталась вдохнуть, но пробитое легкое отказывалось работать, зато болезненно быстро забилось сердце. Это был конец. И вдруг стало горько и обидно. Она не увидит, как вырастет дочь, не расплетет ей косу, не выдаст замуж. Никогда больше не обнимет сыновей. Не возьмет на руки внуков, пытаясь вспомнить, кого как зовут.

Этим утром она в последний раз проснулась рядом с Финистом.

Настя сосредоточилась на том, чтобы прожить еще хотя бы несколько секунд, урвать пару лишних мгновений рядом с мужем. Попросить бы прощение за все, что было не так… Вокруг стремительно темнело, и она из последних сил цеплялась взглядом за серые глаза, которые всегда видели ее насквозь и ни разу не осудили.

— Нет, — сказал Финист.

Надо было утешить. Ей так хотелось его утешить, но воздуха не было.

А еще ей хотелось, чтобы он сказал, что все будет хорошо. Чтобы пообещал, что позаботится о Яре и расскажет мальчишкам, как сильно она их любила несмотря на то, что мать из нее получилась так себе. И мать, и жена… Но вот, наконец, хоть что-то сумела сделать правильно.

— Нет, — повторил Финист вместо всего этого.

Что-то в его тоне было не так.

— Потерпи, — попросил он.

Как будто бы это имело значение.

Она почувствовала, как он обломал стрелу и выдернул наконечник из спины, а потом и древко из груди. Боль разодрала сознание, Настя ощутила, как толчками хлынула из раны кровь, захрипела, и перед глазами осталась одна темнота.

Она почти умерла, зачем он ее мучит?..

А потом руки Финиста аккуратно положили ее на пол: почти так же нежно, как на брачное ложе много-много лет назад, и Сокол накрыл ладонями ее плечи. И Настя поняла, что он собирается сделать. Она попыталась выдавить из себя что-то, запретить ему, но не смогла. Все, что ей оставалось, это вслепую смотреть на него в надежде, что он прочтет по взгляду.

— Я тебе клялся, — ответил Сокол в ответ на ее немую мольбу. Его голос был страшно спокоен. — Помнишь? Я делю с тобой жизнь, я делю с тобой смерть…

Даже на грани смерти она помнила каждую секунду, проведенную в круге. И помнила, как его клятва серебряной вязью проступила на алой ленте, что оплетала их руки. Тогда, двадцатичетырехлетний — он все еще был идеалистом и немножко романтиком, да и, если честно, оставался таким до сих пор, и она любила в нем эти черты, хотя порой они изрядно ее бесили.

«Я делю с тобой путь», — ответила тогда Настя. Она-то всегда была реалисткой и прочно стояла ногами на земле.

— В прошлый раз я не сумел, — расслышала Настя, уже теряя сознание. — Но не в этот.

Финиста охватывало сияние. Настя видела его даже сквозь пришедшую тьму. Оно разлилось от сердца, хлынуло во все стороны и заполнило его. Она чувствовала его тепло, оно баюкало и обещало, что все будет хорошо, укутывало ее в нежность и покой, и в последний момент перед тем, как окончательно уйти, Настя ощутила, как от ладоней Сокола звенящим весенним ручьем, перерастающим в бурную реку, в нее хлынула его сила.

Финист делал именно то, в чем клялся когда-то: делил с ней пополам остаток отпущенного ему времени, ни на мгновение не позволяя себе усомниться в том, что это вернет к нему его жену.

Глава 9. Ретроспектива.

июнь 2005 года

Как это часто теперь бывало, настроение испортилось почти сразу после пробуждения.

Василиса проснулась в кровати Кощея, открыла глаза и увидела его лицо. Смотрела на него несколько секунд, и было ей спокойно и хорошо, а потом, будто решив, что она и так уже неплохо отдохнула, на неё роем накинулись все её дневные тревоги.

Она позволила себе еще секунду рядом с Кощеем, после чего уверенно, но очень аккуратно, чтобы не разбудить его, поднялась с постели. Подошла к шкафу и отворила дверцу, пытаясь сосредоточиться на выборе одежды. Получалось плохо.

Ей надоело ночевать в этом доме от раза к разу. Ее все больше раздражал тот неясный статус, которым она располагала. Кто она ему? Любовница? Сожительница? В этом мире к подобному относились спокойно, но она выросла не здесь. Василиса хотела ясности. Хотела гарантий. И она хотела в открытую заявить всем об их отношениях. Но, чтобы сделать это, ей нужны были веские аргументы в их пользу. Такие, которые заставили бы всех замолчать, так и не открыв рта. Но ни ее любовь, ни почти совместный быт и уж тем более ни тот факт, что они делили постель, явно не относились к безапелляционным доводам. Однако она точно знала, что могло бы таковым стать.

Брак.

Будь она женой Кощея…

Женой…

Один раз она уже была женой.

Василиса в сотый раз перебрала взглядом висевшие на вешалках платья, мысленно посмеялась сама над собой: половина пространства в шкафу была отведена под ее вещи. Интересно, в ее квартирке на Пушкина еще осталось хоть что-то?

В результате она взяла случайное платье, закрыла шкаф и пошла к двери. Кощей заворочался в постели и подтянул к себе ее подушку, уткнулся в нее носом. Василису немедленно потянуло обратно: лечь рядом, прижаться к нему. Он спрашивал недавно, почему в последнее время все чаще просыпается один…

Поселившийся внутри червячок грыз и требовал страдать без перерывов, и так недавно спала и не думала обо всем об этом… Василиса подчинилась.

Она отвернулась от кровати и вышла из комнаты, направилась в ванную.

Итак, один раз она уже была женой. И ничего хорошего ей это не принесло. Но ведь она совсем не знала Ивана, когда выходила за него, а в этот раз все было по-другому. И она практически уже живет с Кощеем и может представить, как это будет в браке. И, пожалуй, она действительно готова рискнуть и доверить ему себя, как уже делала это несколько раз.

Или все же не готова?

Впрочем, сам Кощей не делал никаких намеков на то, что хочет видеть ее в статусе своей супруги. Но вряд ли можно было вменять ему в вину тот факт, что он выполнял одно из поставленных ею же условий. А значит, если она все-таки решится, придется снова самой просить о женитьбе.

И за что боги ее карают?..

Прохладная вода немного взбодрила и привела в чувство. В доме было тихо. Василиса спустилась на первый этаж, прошла в кухню, поставила чайник на плиту и открыла холодильник. Хотелось, чтобы рядом было живое существо. Молчащее и не требующее объяснений. С животными можно не притворяться, было бы кому поплакаться.

Ее удручало нежелание Кощея заводить собак. С другой стороны, кем она была ему, чтобы просить об этом? Жить-то с ними ему. И возиться с ними ему. Нет, она, конечно, будет помогать: в библиотеке Кощея были книги про уход и дрессировку, и она даже уже ознакомилась с их содержимым, но это все равно будет не то.

— Ты чего не спишь в такую рань?

Кощей вошел на кухню, поцеловал ее в щеку, приветствуя, достал турку из шкафчика. Василиса сняла чайник с плиты: теперь не понадобится.