И жили они долго и счастливо

— Не надо, — сказал Кощей. — Тебе не нужно этого делать. Я сам.

А может быть не сказал. Может быть только подумал. Василиса наклонила голову на бок, коснувшись щекой его ладони.

— Я сам, — повторил он и шагнул к Марье.

Невероятным усилием воли Моревна распрямилась в ответ на его приближение, хотя и осталась на коленях. Василиса видела, как нелегко ей это далось.

— Убьешь меня? — неверяще и одновременно с каким-то диким восторгом спросила она. — Убьешь женщину?

— Ты не женщина, Марья, — тяжело ответил Кощей.

В его голосе Василиса услышала неприкрытую боль, и от этого желание убить Марью самостоятельно лишь возросло. Только бы усмирить это чувство в груди. Чувство, терпеть которое было выше ее сил.

— Ты — воин, — между тем продолжал Кощей. — Ты перешагнула черту, к которой не стоило даже подходить. Ты сделала больно моей жене. И я предупреждал.

— И все же? На глазах у своей девочки, о которой ты так заботишься? — Марья попыталась улыбнуться, на полусгнившем лице эта улыбка смотрелась омерзительно, но Кощей видел иное, наверное, было красиво.

Моревну шатало. Но Василиса ясно видела, что в ней нет страха. Странная радость и предвкушение, как у ребенка, который готов открыть свой подарок. Василиса прищурилась, пытаясь понять, что именно она видит, и поняла.

Обожание. Это было обожание. У нее перехватило дыхание.

Не надо так глядеть на него. Не смей так на него глядеть! Это ее — ее, Василисы! — муж! Ослепить ее. Вырвать ей глаза…

— Василиса, — вдруг негромко позвал Кощей, поднимая меч, — не смотри.

Она поразмыслила миг и послушалась, опустив веки.

Она думала — она надеялась, — что он убьет Марью сразу. Но вместо этого снова услышала его голос:

— Последнее слово?

Моревна рассмеялась.

— А знаешь, — вдруг серьезно произнесла она. — Я счастлива, что это будешь ты. Что именно ты даруешь мне покой.

— Что-то еще?

— Не хочешь на прощанье меня поце…

Но Кощей не дал ей закончить.

Эпилог.

— Ты жалеешь, что убил ее?

Василиса с Кощеем стояли на тропе посреди Леса и смотрели на новорожденный папоротник. С момента, когда голова Марьи ударилась о землю, а Кощей метнулся к Василисе, прошло уже почти четыре часа. Убедившись, что с Василисой все в порядке, он впал в какое-то оцепенение, долго складывал погребальный костер, и на рассвете предал тело Моревны огню. И каждый раз, когда бы Василиса не бросила взгляд на мужа, она видела вокруг него изморозь, будто он пытался заморозить сам себя. Но она ничем не могла помочь ему, и смотреть на это было невыносимо, поэтому она сосредоточилась на том, чтобы вылечить Сокола, которому помощь требовалась здесь и сейчас. Сила в ней только крепла, и ей было легко и радостно это делать. Душа Сокола оказалась большой светлой птицей, смотрящей гордо и непокорно. На правую ее лапу была повязана алая лента, мудрено расшитая серебряными нитями. Василиса вгляделась в узор, но смысл вышивки ускользал от нее, хотя и казался смутно знакомым. Конец ленты терялся, растворяясь в воздухе, но Василиса ни на секунду не усомнилась в том, к кому она ведет. А вот вторая нога птицы была прикована к толстой, уродливой цепи. И личность того, кто за нее дергал, тоже была ей очевидна.

— Я не знаю, как просить прощения, — сказала Василиса Финисту, когда все было закончено. — Мы так виноваты перед тобой.

— Не ты, — вздохнул Сокол.

— Я тоже, — ответила Василиса, и потому, как Сокол посмотрел на нее, поняла, что он обо всем догадался.

— Настя рассказала? — спросил он.

Василиса кивнула.

— Она ведь думает, что я поступил как дурак, — вздохнул Финист. — Считает, что я загубил нашу жизнь.

— Вообще-то она думает, что все случилось из-за нее, и что ты вправе ее винить, — ответила Василиса.

Сокол потрясенно воззрился на нее, но в этот момент на поляне появился Баюн — Василисе он виделся большой грозовой тучей, — и разговор пришлось прервать. Кот шипел и плевался, пока осматривал Финиста, ни слова не сказал ни Кощею, ни Василисе, только как-то странно взглянул на нее. И уже после того, как от тела Марьи остался лишь пепел, поинтересовался, сможет ли она вернуть цветок обратно в Лес. Он хотел сделать это как бы между прочим, но Василиса услышала в его словах скрытый смысл. Он хотел знать, сможет ли она отказаться от обретенной силы, которая не покинула ее даже вместе с рассветом.

Если бы Василиса сказала, что это было легкое решение, она бы соврала. Но это было правильное решение.

— Пойдешь со мной, чтобы убедиться? — спросила она Баюна.

— Я тебе верю, — ответил Баюн. — И потом, ты себя в зеркале видела? Думаю, если сила останется при тебе, мы все это заметим.

Василиса взглянула на свои руки, они словно подсвечивались изнутри. И она поняла, как выглядит сейчас. Когда-то давно так уже было. И Иван не смог отвести от нее взгляда, увидев в первый раз на пиру.

Лес бросил под ноги Василисы тропу с такой готовностью, словно ждал этого много лет. Ей достаточно было просто пожелать и обернуться, чтобы увидеть ее. Она взяла за руку Кощея, и он покорно пошел за ней. Они нашли заросли папоротника, Василиса положила цветок на землю, и он пожух, высох, рассыпался в труху, а на его месте пробился росток, который начал быстро расти, выпускать побеги, превращаясь в зрелое растение.

Стоило положить цветок на землю, как сила схлынула, и без нее Василиса почувствовала себя осиротевшей и пустой. Она была рада, что лишилась ее в Лесу. Сейчас ей нужна была поддержка родного места. В груди снова болело и пульсировало, но здесь это можно было терпеть.

Лес любил Василису. Пусть своей особенной чудаковатой любовью, но любил. Василисе казалось, что она вернулась в отчий дом. Все вокруг было знакомо, она дышала и не могла надышаться, хотя ей казалось, что здесь это делать легче, то и дело смахивала слезы с глаз, утопая в нежности и непреодолимой тоске, которую испытывала к этому месту, а грудь распирало огромное щемящее чувство. И она задала свой вопрос, потому что он был слишком важен для нее, и именно сейчас все вокруг дарило ей свою поддержку. Дома она не решилась бы никогда.

— Я жалею, что убил ее именно я, — ответил Кощей мертвым, не своим голосом. — До последнего надеялся, что это сделает Сокол, хотя и понимаю, что это было малодушно.

— Тебе было так больно делать это?

Вместо ответа Кощей прошел немного в сторону от тропы и сел на поваленное дерево. Похлопал ладонью рядом с собой, мол, садись, в ногах правды нет. Василиса неуверенно сошла с тропы, опустилась рядом.

— Я видел в ней себя, — наконец произнес Кощей. — Все самое темное… Я не уверен, что вправе был судить ее. Я ничем от нее не отличаюсь.

Василиса задавила в себе все ответные реплики и заставила молча дождаться продолжения. Она видела, что он еще не закончил.

— Наверное, я все еще чувствую ответственность за нее. Она была моей женой. Раньше я думал, что, возможно, это я что-то сделал не так. И немного благодарность. Если бы не она, неизвестно, где бы я сейчас был и что творил, — Кощей мрачно усмехнулся. — Больше не пойду с тобой сюда. Странное место, заставляет говорить…

— Тебе это нужно, — аккуратно заметила Василиса.