И жили они долго и счастливо

— Ну здравствуй, Василиса, вот мы и встретились.

Голос ворвался в сознание шипящими змеями. Василиса нехотя очнулась и тут же скривилась. Она сидела на стуле, руки были сведены и связаны сзади, затекли и болели, запястья сдавило веревками слишком туго. Марья явно не беспокоилась об ее удобстве. Василиса огляделась, пытаясь понять, где она. Помещение, в котором она находилась, освещалось приглушенным светом единственной масляной лампой. В небольшой круг света, который она давала, попадали часть пола и стены, и они явно были земляные. Василиса чувствовала характерный привкус сырости в воздухе. Скорее всего это был какой-то погреб или подвал. Она дотронулась большим пальцем до безымянного: кольцо было на месте и от него шел жар, запоздало предупреждая об опасности. Василиса шевельнулась, проверяя прочность веревок, и почувствовала, как что-то заскользило по шее.

— На твоем месте я бы не дергалась, — пропела Марья. — Видишь ли, у меня было много свободного времени, и я увлеклась изготовлением артефактов. Цепочка у тебя на шее по моему приказу задушит тебя быстрее, чем ты успеешь понять, что происходит. Если, конечно, я захочу, чтобы это случилось так быстро.

— Что тебе нужно? — спросила Василиса, чтобы потянуть время и собраться с мыслями.

Она не чувствовала своей силы. Но ведь ночь не дошла еще и до середины. Сколько она была без сознания? Или дело не в этом? Забавно, но сейчас Василисе казалось, что отсутствие силы — самое унизительное в ее ситуации. Марья снова поймала ее в свою ловушку, а Василиса снова позволила ей это сделать. Зачем она подошла к окну? Надо было сразу бежать к Кощею… Василиса ощутила себя образцом глупости и слабости.

— Мне нужен мой муж, — просто ответила Моревна. — И поскольку по какой-то причине он не захотел прийти ко мне сам, мне пришлось придумать для его визита более веский повод, нежели все, что я уже успела предложить. Видишь ли, милая, ты почему-то ценна для него. Уж не знаю, что такого ты умеешь: борщи особо вкусно готовишь или в постели невесть что вытворяешь, но он захочет тебя вернуть. А значит, придет за тобой. А пока у нас есть время, можем и поболтать. Тем более как минимум одна общая тема для разговора у нас с тобой есть. Ах, как нехорошо воровать чужих мужей.

— Полностью согласна, — ответила Василиса. — Даже странно, что ты первая об этом заговорила.

Марья мягко рассмеялась.

— А я все думала, что он в тебе нашел. А ты, оказывается, умеешь быть забавной и даже немного дерзкой. Да, сколько его помню, он это любил.

Ненависть. Тягучее, вязкое, гадкое, давящее чувство. Василиса уже и забыла, каково оно на деле, и надеялась, что больше никогда о нем не вспомнит. Нельзя было давать ему волю. Но голос Марьи будил худшее в ней.

— Мой муж нашел во мне верную жену, — ответила она, не собираясь сдерживаться. — Бывшая с ним не очень-то хорошо обошлась, ну да ты, наверное, об этом слышала.

Моревна фыркнула.

— Прекрати! Я всего лишь успела сделать это первой. Вынуждена признать, что он начал скучать со мной. Я видела это, а нет ничего страшнее для жены, чем если мужу становится с ней скучно. Я всего лишь подстраховалась, не хотелось его потерять.

— И на что ты надеялась? — нахмурилась Василиса. — Что найдешь способ стать могущественнее, сотворишь для себя бессмертие, а потом снимешь его с цепей, и он все простит тебе? А до этого решила перебиваться случайными любовниками?

— Бессмертие несколько меняет определение верности, Василиса, — сказала Марья таким тоном, словно они были в классной комнате и она объясняла ей новую тему урока. — Иногда достаточно просто помнить друг о друге.

— Кажется, ты забыла согласовать свой вариант определения с Кощеем, — вскинула подбородок Василиса.

— Не хами, — отрезала Марья, на мгновение теряя всю свою напускную любезность, — а то я рискую не сдержаться.

Цепочка на шее Василисы дрогнула, затягиваясь до ключиц, и Марья вышла из темноты в светлое пятно.

Василиса сжала зубы, боясь, что не сдержится и выругается. Что ж, теперь она точно знала, что нашел в Моревне Кощей. Такую можно было взять в жены, даже если бы она была круглой дурой. А Моревна отнюдь не была дурой. Она была умна и сильна. Что-то темное шевельнулось в груди. Марья снова взяла себя в руки и теперь улыбалась едва ли не приветливо. И только тут Василиса заметила, что в руке она держала белый свежий словно едва сорванный цветок. Кощей оказался прав.

— Впрочем, совсем скоро ты умрешь, — продолжила Марья все с той же улыбкой, — поэтому я не буду сердиться на тебя за неуважение. Да и потом, если бы я сердилась на каждую женщину, что была у него после меня, то заработала бы морщины. А тебя, я вижу, часто приходится хмуриться. И все же, как тебе удалось удерживать его при себе так долго?

— Боюсь, мой способ тебе недоступен, тебе остается надеяться исключительно на кандалы, — процедила Василиса.

Эта игра ей не нравилась, она подстегивала в ней злобу. Но она не могла позволить Марье занять роль единственного нападающего.

— Глупая, глупая девочка, — ласково пожурила ее Моревна. — Если бы ты была ему хоть чуть-чуть дорога, он бы уже провел обряд, оставил бы тебя себе навечно. Но ведь он даже не заикнулся об этом, правда? Что ему, бессмертному, пара жалких сотен лет рядом с тобой? Пыль. А ты, наверное, уже возомнила о себе невесть что. Нет, милая. Лишенный души не способен любить. Поцелуй сработал, потому что его так глупо любишь ты. И я понятия не имею, зачем ты ему нужна, но это никак не связано с…

— Лишенный души? — переспросила Василиса, почувствовав, что за этой фразой скрывается не просто метафора.

— О! — Марья сверкнула глазами. — Так он тебе не рассказал? Это ведь тоже говорит само за себя, разве нет? Но не переживай, в таком случае я сама открою тебе правду, не могу же я позволить тебе умереть, не узнав, кого ты звала мужем столько лет подряд?

Она заходила по тесной комнате, и в ее движениях было что-то лихорадочное, судорожное.

— В бессмертии нет ничего сложного, — вещала Марья. — Это очень легкая загадка. Все дело в душе. Она устает. Тоскует. Страдает. Мучается совестью. Болит. И в конце конце концов, она не выдерживает. Рано или поздно ей начинает хотеться покинуть бренную плоть. Разорвать узы, привязывающие ее к этой жизни, наполненной страданиями и сомнениями. Она стремится к покою. Чем больше силы, тем дольше можно сдерживать этот порыв, поддерживая свое тело и то, что связывает его с душой, но, увы, не бесконечно. Не бесконечно… — повторила она и замерла, глядя на цветок.

Потом опомнилась, повернулась к Василисе и уставилась на нее не мигая.

— А если душа один раз покинет тело, то вернуть ее уже нельзя, и тело умрет, — едва ли не с испугом пояснила она. И тут же снова заметалась по каморке. — Какой напрашивается вывод? Правильно! Извлеки душу — получишь бессмертие!

Она бросилась к Василисе, опустилась рядом с ней на колени, и та вжалась спиной в спинку стула, пытаясь отодвинуться.

— Что же ты молчишь? — спросила Марья, пытливо вглядываясь в ее лицо. — Ну же, неужели совсем нечего сказать? Что с тобой, Василиса, ты побледнела? Каково узнать, что живешь с живым трупом?! Я говорила ему, что ты никогда не примешь его. В отличие от меня. Впрочем, я не закончила.

И она поднялась и снова отошла на границу светлого круга, погладила длинными изящными пальцами цветок.

— Остается главный вопрос, — едва слышно прошептала она. — Как извлечь душу, не убив тело, и как не отпустить ее в эфир. Я ломала над этим голову, пока не поняла: такая задачка не под силу ни одному магу. Это может сделать только бог. Я проводила ритуалы. Я пыталась призвать его. Но он не откликнулся. Но Кощей ведь смог… Возможно, будь у меня больше времени, я бы смогла найти ответ самостоятельно, но мое время подходит к концу. Поэтому, мне нужен ответ здесь и сейчас.