Иерусалим обреченный (Салимов удел; Судьба Иерусалима)

Мэтт повторил:

– На кухню.

Проходя мимо лестницы на второй этаж, Бен мельком бросил на нее взгляд и вздрогнул.

Кухонный стол, за которым они ели спагетти, был теперь пустым, за исключением трех предметов, которые наводили на размышления: чашка кофе, старинная Библия и револьвер 38-го калибра.

– Да в чем дело, Мэтт? Вы выглядите ужасно.

– И, может быть, мне просто приснился кошмар, но, слава Богу, что вы здесь.
– Он взял со стола револьвер и принялся рассеянно вертеть его в руках.

– Рассказывайте. И прекратите играть этой штукой. Она заряжена?

Мэтт положил пистолет в провел рукой по волосам.

– Да, заряжена. Хоть я и не думаю, чтобы от этого был толк... разве что для меня самого.
– Он рассмеялся дребезжащим нездоровым смехом, похожим на скрип битого стекла.

– Прекратите!

Резкость голоса Бена смела с глаз Мэтта странное остановившееся выражение. Он потряс головой, как вылезшее из холодной воды животное.

– Наверху мертвец, - сказал он.

– Кто?

– Майк Райсон. Городской рабочий.

– Вы уверены, что он мертв?

– Абсолютно, хотя я туда не заглядывал. Не посмел. Может быть, в другом смысле он вовсе и не мертв.

– Мэтт, вы говорите как человек не в здравом рассудке.

– Думаете, я этого не знаю? То, что я говорю, - бессмыслица, а то, что я думаю, - безумие. Но мне некого было позвать, кроме вас. Во всем Салеме Лоте вы один, может быть... может быть...
– Он помотал головой и начал заново: - Мы говорили о Дэнни Глике.

– Да.

– Майк хоронил его. И Майк нашел собаку Вина Пурингтона на воротах кладбища "Гармони Хилл". Вечером я встретил Майка Райсона у Делла и...

– ...и я не смог войти, - закончил он.
– Не смог. Я сидел на кровати почти четыре часа. Потом я, как вор, прокрался вниз и позвонил вам. Что вы об этом думаете?

Бен снял распятие и задумчиво водил по нему пальцем. Время приближалось к пяти, восточный край неба розовел.

– Я думаю, нам надо подняться в вашу гостевую комнату и посмотреть. Это все, что я думаю сейчас.

– Теперь, под утро, все кажется мне кошмаром. Надеюсь, так и есть. Надеюсь, Майк спит как ребенок.

– Ладно, пошли посмотрим.

– О'кей, - с трудом произнес Мэтт и вопросительно взглянул на стол, потом на Бена.

– Конечно, - сказал Бен и надел распятие Мэтту на шею.

– Действительно, с этим легче, - Мэтт виновато засмеялся.
– Как вы думаете, позволят мне взять его с собой в сумасшедший дом?

– Хотите пистолет?
– спросил Бен.

– Наверное, нет.

Они отправились вверх по лестнице. Бен шел впереди. На верхней площадке из маленького холла вели две двери. Одна - открытая - в спальню Мэтта...

– Другая, - сказал Мэтт.

Бен прошел через холл к двери гостевой комнаты. Не то чтобы он полностью поверил в Мэттову фантасмагорию, но все-таки его поглотила волна чернейшего ужаса, когда-либо им изведанного.

Открываешь дверь - и он висит на потолочной балке, весь распухший и черный, а потом глаза открываются, они провалились в глазницах, но они видят тебя, и они рады, что ты пришел...

Воспоминание всплыло в нем, ужасающе реальное, и на мгновение совершенно парализовало. Он даже ощутил запах сырой штукатурки и мышей. Казалось, простая деревянная дверь гостевой комнаты Мэттью Берка стоит между Беном и тайнами ада.

Потом он нажал на ручку и толкнул дверь от себя. Мэтт стоял у него за плечами, держа распятие.

Окна комнаты выходили прямо на восток. Краешек солнца уже всплыл над горизонтом; первые ясные лучи били прямо в окно, выделяя несколько золотых пылинок над белой простыней, натянутой до подбородка Майка Райсона.

Бен взглянул на Мэтта и шепнул:

– Он в порядке. Спит.

Мэтт произнес без всякого выражения:

– Окно открыто. Оно было закрыто и заперто. Я позаботился об этом.

Взгляд Бена остановился на верхнем краю простыни. Там виднелась одна маленькая капелька крови, уже высохшая до бурого цвета.

– По-моему, он не дышит, - сказал Мэтт.

Бен шагнул вперед:

– Майк! Майк Райсон! Проснись, Майк!

Никакого ответа. Ресницы Майка четко виднелись на фоне щек, растрепанные волосы лежали на лбу, и Бен подумал, что в таком утреннем свете парень выглядел очень красивым. Легкий румянец пробивался на щеках ни следа упомянутой Мэттом мертвенной бледности.

– Конечно, он дышит, - произнес Бен с некоторым нетерпением.
– Он просто крепко спит. Майк!..
– он протянул руку и слегка потряс Райсона. Левая рука Майка, свободно лежавшая на груди, соскользнула, костяшки пальцев постучали об пол, словно прося разрешения войти.

Мэтт шагнул вперед, поднял упавшую руку и прижал палец к запястью.

– Пульса нет.

Бен не мог поверить. Он спит, наверняка спит. Здоровый цвет лица, видимая крепость мускулов, губы приоткрыты для дыхания... Его окатило ощущение нереальности. Он крепче взялся за плечо Райсона - и почувствовал, как холодна кожа.

Он смочил палец слюной и подержал его перед полуоткрытыми губами. Ничего. Ни намека на дыхание.

Они с Мэттом посмотрели друг на друга.

– Следы на шее, - напомнил Мэтт.

Бен осторожно повернул голову Райсона. Движение освободило левую руку, и пальцы снова простучали об пол.

На шее Майка Райсона не было никаких следов.

Они снова сидели за кухонным столом. Часы показывали 5:35 утра. Можно было слышать мычание Гриффиновых коров, идущих на пастбище.

– Если верить фольклору, следы исчезают, - сказал вдруг Мэтт.
– Когда жертва умирает, следы исчезают.

– Знаю.
– Бен знал это из "Дракулы".

– Мы должны забить осиновый кол ему в сердце.

– Не так скоро, - Бен отхлебнул кофе.
– Чертовски трудно будет объяснить такой поступок коронеру на дознании. Угодите в кутузку за осквернение трупа. А что более вероятно - в психушку.

– Вы думаете, я сумасшедший?
– спокойно спросил Мэтт.

– Нет, - ответил Бен без видимых колебаний.

– Вы верите мне насчет следов укуса?

– Не знаю. Наверное, надо верить. Зачем бы вам врать мне? Не вижу никакой причины. Разве что вы убили его.