Иерусалим
Шрифт:
Де Ридфор встряхнул его:
— Ты плохо знаешь Иерусалимское Королевство. Обещаю тебе — королём будешь ты, ты, а не Триполи.
Ги моргнул, глядя на него, и в его голубых глазах вдруг заблестела надежда.
— Ты так думаешь?
— Поверь мне, — сказал де Ридфор.
Ги сидел, пытаясь уместить эту огромную идею в мозг размером с младенческий зуб. В дальнем конце зала люди низкого звания дрались за объедки со стола хозяев. Жослен задремал, сложив руки на огромном животе. Керак ввязался в шумный спор с кем-то, сидевшим за ползала от него.
Де Ридфор
«Вот и отлично, — подумал де Ридфор. — Пей, болван, упейся до бесчувствия, заливай вином свои скудные мозги».
Наблюдая за залом, за бесконечными мелкими стычками, он уже точно знал, как управиться с Раннульфом; норманна погубит его собственный мерзкий нрав. В сущности, весь совет идёт пока очень неплохо. Сытый и довольный, де Ридфор откинулся на спинку скамьи, отодвинувшись от стола.
ГЛАВА 25
Раннульф проснулся в дальнем углу конюшни, под охапкой сена. Он не помнил, как попал сюда; минувшим вечером он упился до беспамятства, и теперь у него трещала голова и ныло в желудке. Он вышел во двор конюшни и окунул голову в жёлоб поилки; он пил ледяную воду, пока у него не раздулся живот, потом его вырвало, потом он снова пил.
И после этой процедуры ему всё ещё было худо. Конюхи и слуги подводили коней к поилке; Раннульф отошёл к стене и попытался собраться с мыслями. Он должен отыскать обратный путь к Богу. Обогнув донжон, он направился к местной часовне.
Часовня была невелика и совершенно пуста, голый пол чисто вымыт, посредине коврик. Свечи не горели. Библия лежала раскрытой посреди алтаря. Раннульф преклонил колени и попытался молиться. Слова не приходили. Ничто не отвечало ему, и он понял, что Бог отступился от него.
— Святой!..
Застигнутый врасплох, Раннульф вскочил прежде, чем увидел её. Она вошла в боковую дверь часовни, там же, где недавно прошёл он, и теперь стояла у кафедры.
— Принцесса, что ты здесь делаешь? — пробормотал Раннульф и оглянулся — они были совершенно одни.
Давний жар, забытая похоть охватила его, а обета больше не было.
— Я хотела поговорить с тобой, — сказала Сибилла. — Мне нужна твоя помощь. — Не ведая, что с ним творится, она шагнула ближе, не сводя глаз с рыцаря. — Я хочу тайно снестись с Саладином.
— Глаза Господни, — сказал Раннульф. — Ты не знаешь, о чём просишь.
— Нет, знаю. Я хочу мира. Я хочу, чтобы мои дети жили в Иерусалиме в мире со всеми. Единственный способ достичь этого — договориться с сарацинами.
— Принцесса, Саладин будет сражаться с нами, пока всех не перебьёт. Или пока сам не издохнет. Но тогда появится другой Саладин.
— Он уже дважды заключал перемирие; теперь он может заключить и вечный мир. — Захваченная спором, Сибилла шагнула ещё ближе. Сейчас он мог дотянуться до неё. Сквозь тонкий шёлк рукавов он видел её руки, округлые и мягкие. У неё шелковистая кожа...
Вслух
Раннульф сказал:— Саладин использует перемирие, чтобы готовиться к войне. Мы тоже. Чем дольше перемирие, тем ожесточённее воюют после него.
— Нет! — воскликнула она резко, повысив голос; Раннульф раздражал её. — Всё, что тебя заботит, — как бы убить побольше народу. Твоя война, твоя священная война — всё, что ты знаешь, всё, чего хочешь. Ты ведь именно поэтому стал тамплиером, верно? Чтобы убивать, не совершая греха?
— Я покажу тебе, почему я стал тамплиером, — сказал Раннульф. Одной рукой он сгрёб её за плечо, другой за горло и с силой рванул к себе.
Глаза её расширились, зрачки закатились. Тоненько застонав, она попыталась вырваться, но безуспешно, и Раннульф наклонился над ней, потянулся губами к её рту.
Над их головами колокол зазвонил к службе Девятого часа.
Гулкий голос колокола сотряс Раннульфа дрожью. Он выпустил Сибиллу. Повернувшись, он отступил на несколько шагов в полумрак часовни, опустил голову, мучаясь от стыда.
— Прости, — глухо сказал он.
Он думал, что Сибилла убежит или закричит, позовёт на помощь, но она хрипло проговорила:
— Не извиняйся. Просто скажи, что сделаешь, как я хочу.
Раннульф поднял глаза и вновь взглянул на неё:
— Нет. Не сделаю.
Сибилла прижимала пальцы к горлу; после его ответа лицо её исказилось яростью.
— Ах ты...
Она круто развернулась и вышла из часовни.
Мгновение Раннульф стоял недвижно, мысли его метались. Он едва не взял её силой. Она пришла просить его о помощи, а он набросился на неё, как волк на беззащитную овечку. Удары колокола сотрясали воздух. Раннульфу казалось, что его разорвали на тысячу кусочков. Он не мог молиться, он не имел права находиться в этом месте. Раннульф покинул часовню.
— С тобой всё в порядке? — спросил Ги. — Ты какая-то растрёпанная.
Сибилла без сил опустилась в высокое кресло рядом с ним:
— Всё в порядке.
Под столом его рука украдкой нашарила её колено.
— Как поживает моя сладенькая? — Он имел в виду Жоли.
— О, прекрасно. — Сибилла окинула взглядом зал, мечтая о том, чтобы он замолчал.
Знатные гости дожидались, пока она и её муж займут свои места; теперь они разбрелись по залу, рассаживаясь. Справа Керак, развалившийся в кресле, уже ревел, требуя вина; Жиль стоял за его креслом, чтобы прислуживать ему. Дядя Жослен сидел по левую руку от Ги, а за ним — де Ридфор, утиравший рот салфеткой.
Взгляд Сибиллы скользнул мимо маршала, к дальнему концу стола, где сидел на скамье Раннульф Фицвильям. Он пил и не смотрел на неё; как всегда, он опустил взгляд в своей ложной монашеской гордыне. Сибилла ненавидела его за то, что он отказал ей, за то, что напал на неё. Горло у неё всё ещё ныло; ей пришлось обмотать головной накидкой подбородок, чтобы прикрыть синяк, но Ги, конечно, потом заметит его, и ей снова придётся лгать.
Если она расскажет правду, Ги позаботится о том, чтобы тамплиер полной мерой ответил за свой проступок.